Ты родишь для меня (СИ) - Орлова Юлианна. Страница 32

А с Агаповым сыграли эмоции. Другого ожидать от него было бы странно, он всегда был импульсивен и особенно рьяно-ревностно относился к своему. Герман тогда четко знал, куда бить. Мы, что называется, попали в яблочко. Разбивая свою жизнь на осколки.

— Сегодня освидетельствование.

Тяжелым голосом произносит Влад, когда я наливаю чай. В смысле? Холодок пробегается по коже…Такие вещи нужно говорить заранее! Рука, разумеется, соскальзывает, и кипяток льется по гладкой поверхности мраморной столешницы, совсем чуток задевая мою ладонь.

— Черт, Вита! — Агапов хватает меня за руку, втискивает ее под напор холодной воды. А я все еще нахожусь словно не здесь. Тонкие импульсы боли пронзают поверхность кожи.

— Ауч, — шиплю, но не вырываюсь, пока прохлада окутывает ожог.— Почему ты не предупредил? — недовольно бурчу, искоса поглядывая на Влада. Тот хмурится сильнее обычного, словно для него вообще есть предел.

Все лицо мгновенно усыпается морщинами. В таком состоянии мужчины становится понятен его возраст. Агапов переводит на меня недовольный взгляд, а затем цедит сквозь зубы:

— А кому нужны волнения? Я сказал по факту, решаю проблемы по мере поступления. Сказал бы тебе заранее, ты бы накрутила себя, сидела бы на иголках, — мощные пальцы обхватывают мои запястья, пока я утекаю вслед за водой, что льется по рукам. Все вокруг фонит от такой близости, а внутренности сгорают на огне. Мое тело чувствует предательский жар от соприкосновения наших тел. Идеально совпадающих словно паззл.

— Ну а так я абсолютно не подготовлена…— сиплю охрипшим явно не ото сна голосом.

— Это прекрасно, от тебя требуется твое нормальное состояние. На сборы час, быстрее справимся, быстрее освободимся. На работе еще куча дел.

Агапов протирает мою руку, осматривает внимательно, самым тщательнейшим образом. Все это время мне кажется, что я дышу через раз, явно насильно проталкивая кислород в легкие.

— Ты поедешь со мной?

Внутри все замирает и обрывается, а Агапов смотрит на меня как на психа, который сказал самую глупую вещь в мире. Мне хочется этого и в тоже время нет. Я не понимаю свою реакцию на его присутствие.

— А ты бы хотела пройти все это самостоятельно?

Сама бы я это точно не хотела пережить. Он смотрит в мои глаза и ищет ответ на свои вопросы, которые так и не прозвучали, а я ищу ответы на свои. Невысказанные. Болезненные. Почему мы? Почему с нами?

— Нет.

— Тогда к чему глупые вопросы, Вит?

Спустя час мы едем в клинику, по дороге я не знаю, куда себя деть, руки то и дело ощупывают одежду, сумку, все идёт по кругу, пока в какой-то момент Влад не выдерживает и не цепляет своей ладонью мою руку. И вся паника медленно отходит на второй план, остаются голые эмоции от соприкосновения его горячей кожи с моей холодной, покрытой тонкой сеткой пота. Влад действует на меня как самое сильное успокоительное, забирая страх и панику по мановению руки. Легко и просто. Раз и все. Вот он разгоняет тучи, вот наполняет все светом и теплом.

Яркими переливами для меня отражаются в душе едва заметные поглаживающие движения толстых пальцев. Небрежные касания. Нежная грубость.

Мы не говорили о вчерашнем, но, кажется, к этой теме придется вернуться, потому что гордый профиль хоть и заострен, но подрагивающие жилки на лице дают понять, что Влад хочет что-то сказать. Либо я забыла, как его «читать правильно».

— Психолого-психологическую экспертизу, освидетельствование, можно совершать только с разрешения опекуна или попечителя, — небрежно произносит Влад, и мой пульс начинает стучать быстрее, срываясь на бешеный ритм.

— Но у нас его нет, да?

— В этой стране все покупается и продается, но именно этот аспект нужно было провернуть легально. Я подал нужные бумаги. Все складывается так, что мне удалось доказать грязные делишки доктора, выдавшего предыдущее заключение. Теперь любая справка, которую она выдала, недействительна и требует проверки. Вот почему внеочередная экспертиза будет считаться законной в нашем случае.

В который раз я убеждаюсь в том, что он на своем месте, выполняет свою работу и специалист именно в нужной отрасли. Не зря Влад когда-то зубрил все законы и докапывался до кажущейся на первый взгляд мелочи в попытке развязать дело.

— Влад, что еще он может предпринять?

На мгновение повисает молчание, мы как раз подъезжаем к зданию больницы, когда Агапов отвечает:

— Я думал, что знаю Радушина как облупленного, но нет. Так что без понятия, Вискас. Решаем проблемы по мере поступления.

Мужчина поворачивается ко мне и впервые за сегодня криво улыбается, сжимая мою руку в своей. В этот момент я чувствую себя увереннее, складывается впечатление, что я в безопасности. И такое чувство меня охватывает впервые за долгое время. Так давно я не чувствовала этого. Ощущения из прошлого. Едва уловимого, оно словно дымок скользит по коже, но дарит нужную настройку.

— Спасибо, — практически беззвучно отвечаю, всматриваясь в небесного цвета глаза, сверкающие ярче любой звезды.

— Если есть хоть что-то, что может помочь нам в ходе дела, ты должна это что-то сказать, Вита. Или что-то, что ты просто скрываешь от меня, но знать это мне нужно.

Те самые слова вертятся на языке. Скажи. Ну скажи же. Вместо правды изо рта вырывается ложь.

— Кроме того, что он угрожал всем, кто мог бы мне помочь, ничего.

Все остальное никому ненужные детали.

— Ты уверена? — Агапов делает еще одну попытку, но мое желание сказать ту самую правду разрушается. Что если он и правда не поможет мне в таком случае? Хотя родить я все равно не смогу, и рано или поздно он это поймет.

— Да, уверена. Это все.

Мужчина еще некоторое время скрупулезно всматривается в мое лицо, выискивая что-то, пытаясь считать малейшие изменения в моем лице, но не находит. За столько лет я все-таки научилась сдерживать свои эмоции, они теперь не отпечатываются для всех вокруг красным пятном у меня на щеках.

25

В больнице каждый последующий кабинет становится для меня причиной повышения уровня тревожности. И даже тот факт, что Влад непременно водит меня в каждый за руку и говорит, что все хорошо, не отменяет моего волнения.

— Я прямо за дверью, — шепчет Агапов, умещая ладонь на пояснице и слегка подталкивая к нужному кабинету.

— Спасибо, — смотрю в его глаза словно это единственный ориентир. Ладони покрываются тонкой коркой льда, стоит мне только отпустить его руку.

Врачи сменяются один за одним, пусть на каждом бейдже и написано эксперт такой-то, но для меня они все врачи.

Я отвечаю на вопросы с задержкой, соображаю страшно долго, и, кажется, таким своим поведением только подтверждаю свой «диагноз». Но надо отдать должное врачам, они терпеливо повторяют вопросы, утешительно улыбаются, не дают никакой реакции на мой ответ. По спине скользит уже ощутимый ужас, что щупальцами сжимает мой позвоночник и не дает двинуться.

— Не волнуйтесь, Виталина Вячеславовна, на этот вопрос нет правильного или неправильного ответа. Нам интересен ваш, — седовласый мужчина за пятьдесят пытается меня успокоить, но я все равно сжимаю руки в кулаки и прикусываю губу. Не каждый день тебя проверяют на вменяемость.

— Спасибо, я постараюсь.

— Понимаете, я, конечно, никогда так делаю, но сейчас мне кажется это правильным: сказать вам еще до полной проверки правду. Вы первая на моей памяти такая…— мужчина смотрит на меня внимательно, осматривает лицо, но не продолжает. Такая?

— Какая? И что за правда?

Проходит пару секунд, он словно с мыслями собирается, а затем тихо и очень хрипло выдает.

— Вы абсолютно нормальный человек, единственное что: уровень вашей тревожности пугает. Но это никак не связано с невменяемостью, отсюда вопрос. Что случилось, что вам поставили такой диагноз. Возможно, это было на фоне посттравматического шока?

Хотелось бы мне знать, как и когда мне поставили такой диагноз, если я вообще впервые проживаю такую проверку. По крайней мере, я не помню, чтобы посещала подобное место. Конечно, можно было бы допустить абсолютно кощунственную ситуацию, в которой Герман в коматозе затаскивает меня на психолого-психиатрическую экспертизу, но я склонна верить в другой вариант развития событий: все было сфабриковано от начала и до конца.