Ты родишь для меня (СИ) - Орлова Юлианна. Страница 38

Влад смеется, обхватывая меня сильнее, и я ощущаю себя в теплом коконе.

— Сейчас, еще минутку. Ты сегодня будешь дома?

Не хочется, чтобы он куда-то уходил, но я понимаю, что проблемы наверняка еще не решены, однако руки словно сами готовы удерживать его на месте. Никогда за собой подобного не замечала.

— А ты хочешь меня выпроводить? Надоел уже? — хриплый смех доносится уха.

— Нет, ну что за глупости вообще.

— Сегодня я буду дома, — обхватив меня за подбородок, шепчет Агапов, вглядывается в меня внимательным взглядом. Именно сейчас можно рассмотреть на лице следы усталости, той, что противно давит на плечи тяжким грузом. Следы близкого общения с Германом еще не сошли, безобразным пятном украшают лицо, напоминая о событиях прошлых дней.

— Расскажешь?

Одно слово, но он все понимает, отворачиваясь от меня. Не расскажет. Понятное дело, я и не рассчитывала особо, но почему так обидно? Мне не хочется, чтобы меня от всего уберегали, мне хочется быть парой. Паритет мне нужен, а не ситуация, в которой я снова беспомощная овца, которую ведут туда, не знаю куда. Хватило и того, что было, ситуации, где я словно не жила. С одной стороны, понятно, что там я стала заложником своего горя, но с другой стороны, факты вещь упрямая, и если я снова не буду понимать, что происходит, тоя так не хочу.

— Ты слишком громок думаешь, Вискас.

— Уж это у меня не отнять, знаешь ли, — плавно скидываю с себя мужские руки, но Агапов перехватывает меня со спины и не дает уйти.

— Если ты злишься от незнания ситуации, то это глупости. Я не говорю не затем, чтобы скрыть от тебя проблемы, а затем, что мне не хочется, чтобы ты переживала. Если будет хоть что-то, по-настоящему стоящее и серьезное, я скажу тебе. Пока что происходит наращивание силы и бесполезное размахивание кулаками, причем обе вещи со стороны Германа. Я не ожидал от него другого, конечно, но то что он творит — смешно. Пытается барахтаться на глубине, но тонет, пусть этого пока и не понимает.

— Ты о чем?

— Пока ни о чем, Вита, научись доверять мне. Это все, что я прошу тебя в данный момент, потому что воевать на два фронта я не могу. Мне нужно, чтобы в тылу все было гладко и спокойно, чтобы ты не накручивала себя, а верила в меня. Вот что я хочу видеть сейчас, а не вот эти потерянные глаза и неуверенность в завтрашнем дне. Да, может случиться всякое, но ты не пострадаешь. Запомни это.

— А что, если я волнуюсь не о себе?

— Со мной тоже ничего не случится, я лучший адвокат в этом городе, если не в стране, а мои родственники работают в правоохранительной системе. Правда считаешь, что какому-то там Радушину с его кучкой бандюков на коротком поводке удастся меня переломать?

— Он связался с бандитами? — хмурюсь, переводя взгляд в окно.

Ничего не понимаю. Кем же на самом деле оказался этот человек, который когда-то стал для меня всем? И где были мои глаза, которые так и не смогли рассмотреть угрозу?

— Он с ними вырос, Вита. Я бы вообще сказал, что это они связался с ним, а не наоборот. Ну это все лирика. У меня к тебе будет пара вопросов, а затем мы все-таки нарядим эту елку и проведем вечер, как нормальные люди проводят субботние вечера.

Все еще не отойдя от новостей, я киваю, пытаясь вспомнить всех, с кем Герман общался. При мне это были всего лишь коллеги. И то очень редко, он был малообщительный.

— Так вот, ты можешь вспомнить тот вечер, когда ты узнала о родителях? — Влад умела лавирует между острыми углами, чтобы не ранить меня сильнее, но для меня любое упоминание — это вскрытие раны.

Конечно, я помню. Для меня это стало началом конца.

— Это был Новый год, как ты понимаешь, я готовила ужин: нарезала салаты в каких-то заоблачных объемах, на фоне советские фильмы. Все было ровно, Герман на работе задерживался, позвонил и сказал, что будет позже…— замираю на мгновение, окунаясь в прошлое. Он ведь тогда и правда задержался. Конечно, это не может быть доказательством его причастности.

— Следствие проверяло Радушина, потому что на его телефоне были входящие от твоего отца. Незадолго до смерти они о чем-то говорили, Вит. Вероятнее всего, разговор нельзя было назвать приятным, потому что Герман еще несколько раз перезванивал твоему папе, но отец так и не ответил. А через несколько дней случилось…то, что случилось. Мне важно, чтобы ты расписала так подробно, как можешь, все, что было с тобой в тот день и дальше. Любая мелочь может пригодиться, Вискас.

Что можно сказать, если я толком ничего не помню, только боль, что перманентно была со мной двадцать четыре на семь. А еще безумный страх, его не вытолкать из себя как ни пытайся. Как ни старайся, но все было тщетно. Я долго и муторно перечисляю примитивные вещи, которые вряд ли могли бы помочь следствию, Влад переспрашивает, дает наводящие вопросы, но я теряюсь, не могу вспомнить то, что ему нужно. И спустя час понимаю, что безнадежна, а мои воспоминания похожи на дым, что рассеивается с первым слабым ветром.

— Все хорошо, ты молодец. Иди сюда, — еще раз крепко прижимает меня к себе и гладит по голове в утешающем жесте.

— Да какая я молодец.

— Нет, ты молодец, Ты помогла мне, спасибо.

Мы и правда стараемся переключиться, украшаем нашу новогоднюю красавицу, и каждое действие в отношении подготовки к празднику наводит на меня тоску, которую я гоню поганой метлой. Нет. Это все я уже пережила, пора двигаться дальше.

Подключая гирлянду, я замираю. Праздник близко. Что он нам принесет?

29

ВЛАД

В моей голове постоянный мыслительный процесс, как бы нагнуть эту падаль. Вот так просто дожив до своих лет, я понял, что все в этом мире решают деньги. А там, где не решают они, решают связи, потому что попадается вот такая дрянь, которая ни в какую не хочет помочь за все имеющиеся у тебя средства, зато с радостью решает все по первому звонку нужного человека. Такие люди, способные найти все и решить все, у меня есть, и вот я жду его отклика долбанных две недели, сидя на иголках. Зато если все пройдет гладко, я смогу вернуть своей девочке компанию, средства и доброе имя, а также доказать, что родители не просто погибли, а их убили, спланировав все тщательнейшим образом.

Переключиться мне помогает только Вискас, даже после самого отвратного дня я прихожу домой, утыкаюсь в пушистые волосы и знаю, что у меня есть завтра. Из пугливого котенка медленно но верно пытаюсь сделать настоящую львицу, получается, конечно, через раз, но взгляд ранее холодных глаз теплеет, пусть она и не спешит показать свое истинное отношение ко мне, зато говорят ее касания, взгляды и дыхание, сбивающееся, стоит только мне обнять ее или поцеловать. И пока я довольствуюсь всем, мысленно ругая себя за то, что мы все еще в отношения по договоренности. Я хочу настоящие, ведь она больше никуда от меня не денется. Не сможет просто. Не пущу. Особенно зная ее диагноз, который я тоже считаю чистой воды фикцией, как оказалась фикцией справка о невменяемости. Умело поставив именно условие о ребенке, я дал себе больше времени на то, чтобы завоевать ее еще раз. Как в первый раз.

Сидя в кабинете, скучаю адски, конечно, но понимаю, что, находясь в стенах своей квартиры, я просто не смогу ей помочь, хоть, видит Бог, я бы больше всего на свете хотел побыть сейчас с ней, а не мотаться по встречам да по разным инстанциям, позднее приезжая домой в свинячий голос.

— Дело спустят на тормозах, но впредь имей в виду, что размахивать кулаками нужно так, чтобы никто не видел, и уж точно не под камерами. Лады? — Марк хмурится и поучает, как и всегда. Я бы на него посмотрел, если бы подобное приключилось с его женщиной. Хотя он у нас вряд ли хоть когда-то влюбится, женился он точно на родной полиции. В его словах есть смысл, да и что еще может выкинуть Герман, мне невдомек, но расслабляться, очевидно, рано.

Спасибо отцу и Марку за их друзей, которые сидят достаточно высоко, чтобы помочь мне.

— Я делал то, что считал нужным, — цежу злобно. — Но в остальном, спасибо за содействие.