Сон и явь. Перепутье (СИ) - Лин Брук. Страница 9

Первые десять минут я еле держу камеру в руках. Переживаю, боюсь сделать что-то не так и не оправдать ожиданий Майера. Он внимательно следит за мной, даёт советы, предлагает новые идеи для съёмки. И вскоре я забываю, что передо мной мой учитель и профессиональный фотограф, становится легко, как с другом.

— Мне нравится, — произношу я, когда заканчиваю съёмку и пересматриваю снимки. — Как тебе? — с волнением спрашиваю у него и протягиваю камеру.

Он смотрит на экран, пролистывает фотографии и поднимает взгляд на меня.

— Хорошая работа.

— Тебе, правда, нравится?

— Я бы не стал тебе врать, — возвращает мне фотоаппарат. — Ты талантлива.

Благодарю его. Чувствую себя окрылённой после его оценки. Он делает пару замечаний, но говорит ничего не исправлять.

— У меня своеобразное, иногда неверное, представление о фотографии, поэтому, лучше дождись оценки Дианы. Она в этом профессионал.

— А мне нравится твоё виденье. У тебя в кадре женщины преображаются. Я смотрю на них, и у меня складывается ощущение, что каждая рассказывает мне свою историю, непохожую ни на одну другую.

— Красивое описание моего творчества. Спасибо, ёжик, — улыбается мне.

— Ёжик? — удивлённо смотрю на него.

— Ты, как ёжик, боишься людей и закрываешься от них, — улыбается. — А ещё, такая же милая.

Мне нравится его сравнение, оно заставляет меня умилиться.

Я подхожу к парапету, облокачиваюсь на него и смотрю вниз. Если бы два года назад я знала про это место, то обязательно пришла сюда, чтобы птицей полететь вниз. Но сейчас, единственное, что хотелось сделать, стоя на краю крыши — это ещё немного насладиться закатом и городом, покрывающимся сумраком.

— Ты не голодна? — подходит сзади Итан и встаёт рядом. Следует моему примеру и облокачивается на ограждение.

— Даже не знаю, — смотрю на него. — Я редко испытаю чувства голода.

— Депрессия или всегда так было?

— Скорее, первое.

— Любишь гирос?

— Очень, — произношу с лёгкой улыбкой на лице, вспомнив папу.

Воспоминания уносят меня в прошлое. Папа редко рассказывал что-то про свою прежнюю жизнь, однако, всегда приводил нас к одному фургону, где пожилой мужчина готовил гирос. Я пробовала их во многих местах, даже в столице, но вкуснее, чем у этого мужчины, не ела нигде. Помню, мы садились за маленький деревянный стол, что стоял у фургона, кушали всей семьей, смеялись и очень часто к нам присоединялся тот самый старичок. Сейчас, когда Итан сказал про гирос, мне захотелось именно туда. С родителями, с сестрой. Смеяться до слез. Или просто сидеть, смотреть друг на друга и морально поддерживать после тяжелого дня.

— Присоединишься ко мне? Я знаю одно место, уверен, оно тебе понравится, - прерывает мои воспоминания Итан.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— Но ты видел время? Это место будет работать?

— Будет, — отвечает уверенно. — Ну так что?

— Почему бы и нет?

Решаю принять его приглашение. Я так давно ни с кем не гуляла, не сидела в кафе, не общалась. Я не беру в счёт миссис Лоран, уверена, она меня жалеет, поэтому иногда заставляет выйти с ней развеяться. Но нет больше в моей жизни шумных вечеринок, танцев и прогулок с друзьями до самого утра. Всё испарилось в один миг. Ребята не выдержали моей затяжной депрессии и исчезли. Я не виню их, редко кому удаётся справится с человеком, который потерял смысл в жизни и, кроме как страдать и плакать, больше ничего не умел делать. Это я сейчас научилась снова говорить, жить, контактировать с людьми, но первый год был невыносимым не только для меня, но и для тех, кто меня окружал и пытался помочь.

Почему-то сейчас я вспомнила, как много ярких и насыщенных дней было в моей жизни. И даже стало тоскливо, что это не вернуть назад.

Поворачиваю голову в сторону Итана. Испытываю к нему безграничную благодарность, что так возится со мной. Да, с ним не устроить шумной вечеринки, но она мне больше и не нужна. С ним просто становится легче. Будто он приходит, забирает камни с души и, пока рядом, несёт их вместо меня. Даёт мне время отдышаться и только потом уходит, возвращая всё на свои места. Странно, наверное, говорить такое о человеке, которого я знаю так мало.

Мы спускаемся вниз к машине, садимся и едем в неизвестном мне направлении. Всю дорогу мы о чём-то разговариваем. О незначительном, темы сами вытекают одна за другой. Мне приятно общество Итана. Он незаносчивый, внимательный, умеет слушать и ещё более интересно умеет рассказывать.

Я не замечаю, как мы доезжаем до нужного места. Выходим из машины, и Итан ведёт меня ещё пару минут по знакомой мне улице. Когда он говорит, что мы пришли, я не верю своим глазам — передо мной стоит фургон, украшенный гирляндой с светящимися лампами. Тот самый, куда приводил нас папа. Меня окутывает лавина приятных чувств. Я смотрю на всё те же деревянные столики, на старичка, что убирает тарелки с одного из них, и мне кажется, что не было этих двух лет, что сейчас к нам присоединятся родители с сестрой, закажут по любимому блюду и будут много смеяться над шутками Лианы.

— Это любимое место моего дяди, — начинает Итан, пока мы идём в сторону фургона. — Он любил это место настолько, что водил меня только сюда.

Хочу рассказать ему про папу, но не успеваю, нас замечает мистер Вернер. Увидев Итана, он кладёт тарелки обратно на стол и подходит к нам.

— Дорогой мой, как давно тебя здесь не было, — пожав друг другу руки, они обнимаются.

— Прости, Уил, много работы.

Они отстраняются друг от друга, и мистер Вернер переводит взгляд на меня. Пару секунд молчит, разглядывая моё лицо.

— Марианна? — хмурит брови, словно не веря своим глазам. — Доченька, ты?

— Здравствуйте, Уил, — подхожу к нему ближе и заключаю в объятия. — Рада вас видеть.

Он крепко обнимает меня в ответ. Не имея никогда дедушки, я всегда представляла его своим родным.

— А я то как рад тебя видеть, — он отпускает меня, снова разглядывает. — Как хорошо, что ты в полном здравии.

Радостный, он начинает суетится.

— Так, чего стоите, как не родные, быстро проходите за стол. Я вас сейчас накормлю, — смотрит на меня театрально строгим взглядом. — Марианна, тебе двойную порцию, а то одни кости!

— Вы же знаете, что я и обычную порцию доедаю только, когда очень голодная, — уголки губ тянутся вверх.

Как бы вкусно не готовил этот старичок, но его порции были такие большие, что за нас с мамой всегда доедали папа с сестрой.

Когда мужчина отходит, Итан с любопытством смотрит на меня.

— Вы знакомы? — его вопрос кажется риторическим, скорее, он хочет спросить, как мы познакомились.

— Меня тоже сюда часто приводил отец. Это было одним из любимых мест нашей семьи.

— И как мы раньше не встречались здесь? — он не сводит с меня глаз, когда мы садимся за стол друг напротив друга.

— Может встречались, просто не замечали? — пожимаю плечами и отвожу взгляд, осматриваясь.

Больно соскучилась по этому месту. И почему я раньше не додумалась прийти сюда одна? Сесть с Уилом и поговорить по душам? Он очень любил моего отца. Папа говорил, что мистер Вернер единственный, кто поддержал его в решении бросить всё ради мамы. Уверена, нам бы нашлось, что рассказать друг другу.

— Я заметил тебя в толпе, а здесь бы упустил из виду? — он улыбается, разглядывает меня и будто наслаждается, когда я начинаю смущаться.

— Ты мог быть в этот день с какой-нибудь длинноногой красоткой.

— Почему сразу длинноногой? — широко улыбаясь, он откидывается на спинку стула.

— Заметила по твоему портфолио, что ты питаешь слабость к таким, — отвечаю я с ехидством. — Или ты станешь это отрицать? -— приподнимаю бровь.

— Мне всегда казалось, что я питаю слабость к красивым женщинам. Но чтоб к длинным ногам, изволь. Слишком много слабостей было бы для одного человека, — смеётся.

— По-моему, для свободного мужчины они простительные.