Москва криминальная - Солдатенко Борис. Страница 36

Но тем не менее', превратившись на некоторое время в Шерлока Холмса, Профессор сумел выяснить, что «дети Поволжья» самые обыкновенные трусливые коммерсанты, которые скрываются в этой ночлежке от своих кредиторов. По обычному паспорту их легко могли вычислить в любой гостинице или же по регистрации в снимаемой квартире. Здесь же по липовым документам можно было безбедно жить столько, сколько надо. Для начала необходимо было переждать, хотя бы то время, пока прекратится розыск удачливых махинаторов. Они не только щедро одаривали рублями и валютой директора ночлежки, но и содержали своеобразную небольшую «полицию» из числа осужденных, которые могли закрыть рот любому любопытному.

— И таких бизнесменов в любой ночлежке вы можете встретить не одного и не двух, — объясняет мне Профессор, прихлебывая из бутылки, — и при этом вам всегда охранник-милиционер, стоящий словно цербер на воротах, откажет в поселении. Для обычного человека без жилья там всегда нет мест. Но вот если вы вор или коммерсант, то кровать, причем с чистым бельем, и даже еда для вас всегда найдутся. Подумать страшно, мафия действует даже в ночлежке для бомжей. Кстати, если вы заплатите, то в гостинице сможете даже полежать в настоящей джакузи. Уж комфорт там действительно на высоте.

…Поздно вечером ко входу в ночлежку подъехал автомобиль «сааб». Персональный автомобиль какого-то из крутых бизнесменов. Попрощавшись у дороги и попросив завтра не опаздывать, пассажир взял «дипломат» и, даже не застегивая свою роскошную дубленку, свернул во двор. Спустя мгновение я услышал знакомый звук входного звонка в ночлежке и голос милиционера: «Милости просим, Сергей Павлович!» А еще через минуту с улицы было видно, как включился свет еще в одном номере государственной гостиницы для лиц без определенного места жительства. Видимо, кто-то вновь снял номер для решения своих проблем.

Глава 2

ПОСЛЕДНЯЯ ПОСАДКА — НА ВАГАНЬКОВСКОМ

…Одно из самых старинных московских кладбищ — Ваганьковское — имеет свою историю и считается одним из самых престижных в столице. Здесь хоронят великих артистов и музыкантов, художников и спортсменов, воров в законе и крестных отцов столичной мафии.

Чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на их роскошные могилы, сюда стекается народ не только с территории России или стран СНГ, но даже из так называемого дальнего зарубежья. И тут стоит добавить, что в последнее десятилетие Ваганьковское кладбище престижно и элитарно не только для мертвых. но и для… живых — обитающих здесь бомжей.

Территория кладбища строго поделена ими на «сферы влияния», и никто не имеет права переходить на чужую территорию. Кстати, «заблудившихся» бомжей, подобно «детям лейтенанта Шмидта», сразу же выбрасывают с территории за ограду. При этом могут и жестоко избить.

«Местные» ведут себя достаточно хорошо. Они стоят на паперти возле церкви Воскресения, кладут цемент на реставрируемых могилах и убирают мусор. Иными словами, все как везде.

Но, придя на Ваганьковское, вы никогда не увидите стоящего с протянутой рукой одного из аборигенов кладбища по кличке Полковник. Он не признает попрошайничества, сторонится людей и берет деньги только лишь за конкретно им проделанный труд.

Вот уже почти год, как он обосновался на кладбище. Грязная майка, выцветшая, некогда синяя рубашка, в нескольких местах разорванное пальто, рваные и зашитые через край зимние ботинки — все это практически ни разу не менялось и не стиралось около полугода. Об этом свидетельствует в первую очередь специфический бомжовый запах, который не отгоняет даже набежавший ветерок.

О том, что он бывший офицер Вооруженных Сил Советского Союза, разжалованный из подполковников в рядовые и осужденный якобы за измену Родине, пятидесятисемилетний Валерий Мухин рассказывает без тени смущения. Да, мол, сидел, но в этом крамолы не вижу. А что касается обвинения, то там, наверху, наверное, виднее.

Мы бредем с ним по пустынным дорожкам кладбища. За забором весело звенит трамвай. Осенняя листва не только шумит под ногами, но и плотно укутала многочисленные могилы. Далеко позади уже захоронения Сергея Есенина, Олега Даля, Андрея Миронова, братьев Квантришвили, а мы все ходим по кладбищу и молчим.

Понять молчание Валерия Афанасьевича не сложно. Не каждый решится рассказать о себе журналисту. В своей стране мы привыкли к героям газетных полос и телевидения — личностям только положительным, и вдруг — бомж. Да еще опустившийся в прошлом боевой летчик.

Наконец чувствую, что он «созрел». Повернувшись и бросив в урну очередной окурок сигареты, Мухин решительным голосом сообщает:

— Мы можем поговорить на моем участке. Заодно посмотрите, как я здесь устроился. Может быть, действительно сможете помочь, обелить имя настоящего советского офицера.

Небольшое довоенное захоронение в глубине кладбища. Лавочка, стол, могильный холмик. Невдалеке — чей-то фамильный склеп. Его Полковник использует как спальню.

— А чего мне мертвых бояться, — улыбается он. — Бояться надо живых. Вон мне как жизнь исковеркали.

Он рассказывает неторопливо, как бы про себя взвешивая, что можно говорить, а о чем следовало бы промолчать. Да и есть ли смысл вспоминать?

Рассказанная им биография в принципе-то незамысловата и типична для многих его одногодков. Родился в 1941 году. Отец. Афанасий Андреевич, ставший инвалидом в финскую войну, работал на местной фабрике, старший брат Анатолий был почти на девятнадцать лет старше Валерия и заканчивал военное училище летчиков.

Ни отца, ни брата он не помнит. Ему еще и года не было, когда отец и старшин брат погибли на фронте. Потом уже в школе, в поисковом отряде, он узнает, что они погибли почти в один месяц, и не где-то, а рядом со столицей. Как было написано в пришедшей матери похоронке: «Смертью храбрых в боях с немецко-фашистскими захватчиками».

О тех фронтовых годах, выпавших на его детство, он старается не вспоминать. Мол, трудно было, и все.

Голос теплеет, когда разговор заходит о его заветной мечте с детских лет — профессии военного летчика. На эту тему он говорит без умолку, улыбаясь и ища в подкладке пальто завалившийся когда-то сигаретный «бычок».

Прогуливая школьные занятия, мастерил из дерева и фанеры макеты самолетов. Просто бредил небом. А Юрий Гагарин, взлетевший в космос, стал для него кумиром на всю жизнь.

И вот в 1964 году его мечта осуществляется — он становится курсантом военного училища летчиков. А еще через четыре года на его плечах сияют золотом лейтенантские погоны, и вместе с десятками своих однокурсников он начинает свою летную биографию, меняя гарнизоны: Псков и Вильнюс, Бобруйск и Иркутск, Томск и Красноярск, Мариинск и Белогорск. За эти годы он сумел пройти многие командные должности и тот злополучный 1987 год встречал уже подполковником, командиром эскадрильи.

— В тот серый осенний день самолет, где я был командиром, взял курс с аэродрома Северодвинска в сторону Баренцева моря. — Полковник на минуту замолкает и, жадно затянувшись остатком сигареты, продолжает: — Осуществляя полет вдоль территориальных вод, мы были в буквальном смысле шокированы тем, что у нас внезапно, без видимых причин, произошло самовозгорание правого двигателя. До сих пор понять не могу, почему вдруг «зачихал» и левый двигатель. Естественно, что самолет стал терять скорость.

Позднее я понял свою ошибку. — Валерий Афанасьевич тяжело вздыхает. — Но тогда я медлил с докладом на землю о случившемся, так как считал, что сам с экипажем смогу справиться с неполадками. Однако, когда положение стало просто критическим, приказал экипажу оставить падающий самолет. Сам же выпрыгнул слишком поздно. Самолет ударился о воду, разрушился и'затонул, унеся с собой под воду оружие, боеприпасы и секретное спецоборудование.

Он отбрасывает в сторону очередной окурок и просит отхлебнуть из принесенной мною бутылки водки.