Москва криминальная - Солдатенко Борис. Страница 64

Для этого надо договариваться не здесь, а в похоронном бюро.

Едем на Юго-Западную. В холле подходим к пожилой женщине в черном.

— Бабуль, нам друга надо похоронить…

— А свидетельство есть? Он в каком морге? — переспрашивает она.

Вместо ответа, протягиваем сто долларов. Они снимают оставшиеся вопросы.

— У ребят пока нет свидетельства. Но завтра уже будет. Труп по документам чистый. А ребята щедрые, — говорит она полушепотом высокому мужчине в черном костюме-тройке.

— Чем могу помочь? — Это он уже интересуется у нас. На лице этого сорокалетнего агента дежурная скорбь. — Когда собираетесь его хоронить?

Вновь объясняем ситуацию. Просим похоронить на Востряковском.

— Ребята, вы знаете, что кладбище закрыто? — Он искусственно делает удивленное лицо. — Это будет стоить очень недешево. Ладно, пошли на улицу…

В кабине нашей машины он объясняет: три тысячи «зелеными» только за место. Но место толковое — на двоих. А что касается всех остальных причиндалов, то гроб и все остальное лучше выбирать самим.

— Значит, завтра, приблизительно в это время вон там, возле остановки. — Агент меняет скорбное выражение лица на улыбку. — Поедем в магазин, выберете гроб и венки, потом на вашей тачке доедем до Бостряковского. Там я поговорю, решим вашу проблему положительно. Но только о нашем разговоре никому. Сразу ко мне. По рукам?

О том, что на закрытых кладбищах торгуют брошенными могилами и даже погостами с чужим прахом, мне рассказывали еще задолго до этой поездки. Правда, в качестве примера приводили вовсе не Востряковское кладбище. Другое. Именно там была в моде торговля старыми могилами. Ведь память вещь не материальная и не физическая, а вот участок земли вещь реальная и даже связанная с ощутимой выгодой.

Наверное, именно так и рассуждала шестидесятишестилетняя мастер по ритуалу, или, проще говоря, заведующая Введенским кладбищем столицы. Ее новый бизнес был весьма прост — деньги она брала за продажу… старых захоронений. Иными словами, любому, изъявившему желание захоронить своих близких на здешнем погосте, но не имеющему на это законных оснований, достаточно было за определенное количество «американских рублей» перерегистрировать старое бесхозное захоронение на свою фамилию. Причем под молоток могла пойти, в зависимости от суммы денег, любая могила, будь то многовековое захоронение или же семейный склеп. Сотрудниками отдела по экономическим преступлениям 5-го РУВД Центрального округа и УЭП ГУВД Москвы сотрудница Введенского кладбища с поличным была арестована при получении взятки в размере 4 тысяч долларов США. Лефортовской прокуратурой возбуждено уголовное дело. И все же больно, что в канун Дня Победы с молотка должно было пойти захоронение, где покоится офицер, участник Великой Отечественной войны, во время которой он потерял всю свою семью. Каким же надо быть бессердечным и черствым душой работником кладбища, чтобы не обратить внимания на слова на памятнике об отважном солдате Победы и продать этот кусок земли с прахом героя новому ее владель-цу, сын которого также погиб весной, но не в бою за Родину, а в бандитской разборке в одном из подмосковных ресторанов.

По словам начальника пресс-службы Управления по экономическим преступлениям (УЭП) ГУВД Москвы капитана милиции Александра Кочубея, еще в конце 1997 года говорить о массовом внедрении этой формы бизнеса в сферу ритуального обслуживания в Москве было рано. Но через год это явление на столичных кладбищах приняло уже массовый характер.

Чтобы не допустить подобного «могильного бума», Управлением по экономическим преступлениям ГУВД Москвы совместно с сотрудниками соответствующих контрольных органов проводятся масштабные общегородские мероприятия по проверке организаций, занимающихся не только учетом захоронений, но и тех, кто занимается похоронным обслуживанием населения.

Итак, нам предлагают приходить завтра. А если ничего не получится?

— Поехали еще прокатимся по кладбищам, — толкает меня в плечо водитель. — Может, где-то сговоримся и сегодня.

ТАМ, ГДЕ БРАТКОВ ХОРОНЯТ

На Троекуровском кладбище попадаем как раз в обеденный перерыв. В конторе за стеклянной дверью сидит только дежурная. Она разговаривает по телефону с подругой. Обсуждают вчерашнюю вечеринку, платья, мужчин… На вошедших она не обращает никакого внимания. Ее пост — за стеклянной дверью, в своеобразном магазине по продаже ритуальных принадлежностей. Володя остается здесь выбирать гроб и венки, а я отправляюсь по территории посмотреть, есть ли тут возможность захоронения.

Вхожу через центральные ворота. По правую сторону, сразу же за кладбищенскими подсобками, места захоронений. Здесь могилы известных в стране людей. Достаточно сказать, что здесь похоронены Рыбников и Карацупа, Холодов и Рохлин… Но поистине огромные венки с цветами, выложенными в цвета российского флага, на могиле у погибшего прошлой зимой директора гостиничного комплекса «Россия».

— Здесь простых не хоронят, — объясняет мне мужчина с фотоаппаратом, пришедший сфотографировать могилу Рохлина. — Здесь хоронят чуть ли не по личному разрешению Ельцина…

— Отец, — спрашиваю этого мужика, — а обычных, не очень блатных, где можно похоронить?

— Это вы-то обычные, — ухмыляется он, — видел, как из «мерседеса» вылезали с шофером…

Я улыбаюсь. Мне льстит, что здесь меня хоть кто-то принял за криминального лидера.

— Так знаешь такие места?

— Ваших братков хоронят вон там. — Он показывает рукой в сторону леса. — Чуть левее пятого участка.

Я вновь выхожу на асфальтированную дорожку и иду в ту сторону, что мне указал фотограф.

Несмотря на нераннее время, на кладбище практически никого.

Возле кустов с лопатой в руках стоит «негр» — это так называют на кладбище могилокопателей. Он выбрасывает на землю комья глины, а затем, уставший, садится на краешек могилы.

— В перекур можно и закурить. — Я подхожу к этому парню и достаю пачку сигарет. — Кому копаешь?

Я специально ношу с собой эти сигареты, хотя сам на дух не терплю табачного дыма. Но сигареты помогают разговорить человека, расположить к себе. И на этот раз все срабатывает.

— Мужика тут одного из солнцевских завалили. — Он берет сигарету и с удовольствием затягивается. — Сегодня в три приедут закапывать. Так что пока пашу как папа Карло. Эти ребята не любят шутить.

— А крутые какие гробы предпочитают? — интересуюсь я.

— Это зависит от самой крутизны, — сплевывает на землю «негр». — Мне доводилось видеть ящики и за две. и за десять штук «зеленых». А сейчас даже стали покупать гробы с дополнительным оборудованием.

— Это как? — не понял я.

— Ну, помнишь, певица такая была — Снежина. — Он глубоко затянулся. — Так вот ей подарили красивый и дорогой гроб. Со встроенным внутри магнитофоном. Так потом почти три дня из-под земли неслось: «Позови меня с собой…» Пока батарейки не сели. Говорят, блин, так было страшно… Вот и эти братки подобное погибшим покупают. Не знаю, что они там записывают на магнитофон, но гробы супердорогие. И цена на них не изменилась даже после кризиса.

Могилокопатель с грустью смотрит на часы и с еще большей энергией принимается за рытье могилы. На часах — без двух минут два.

Володя, так и не дождавшийся руководства, уже ждет меня возле машины. Он нервно затягивается, наверное, ничего хорошего у него из разговора с директором кладбища не получилось.

— Вновь отправили к агентам. — Он грязно ругается, и мы садимся в машину.

Машина выскакивает на Московскую кольцевую дорогу, и мы спешим по ней в сторону севера, на Химкинское кладбище. Здесь будет легче договориться с захоронением. Несмотря на ворчливый характер директора и на его заявления о том, что здесь тоже уже не хоронят, количество могил прибывает. Мы с Володей это видим хотя бы уже по тому, как они одна за другой тянутся чуть ли не вдоль главной дороги кладбища.

— Наши «гвардейцы», — невесело говорит Володя, — смотри, вся ребятня не старше двадцати восьми лет. Пушечное мясо.