Прощай, Германия - Прокудин Николай Николаевич. Страница 8

После сухого и жаркого климата попасть в промозглую сырость — испытание на прочность организма. Поэтому сразу после приземления, едва получив багаж, Громобоев купил в ресторане аэропорта водки для согрева и две бутылки шампанского на опохмел. А к напиткам добавил в пакет шоколад и фрукты — гулять, так гулять!

Потом молодые поймали такси (Эдик назвал адрес, прочитав по бумажке), и не протрезвевшая после выпивки в воздухе, влюблённая парочка ринулась обживать пустующую холостяцкую квартиру Афониного родственника.

Громобоев плохо знал город, только центр, хотя когда-то в нём учился, женился и даже до убытия на войну год служил в этом округе, но в отдалённом гарнизоне.

Грязно-розовый девятиэтажный дом-корабль, постройки начала семидесятых годов, находился на окраине города, в спальном районе, хитрюга-таксист с большим трудом разыскал его в этих каменных джунглях (или сделал вид, что полчаса плутал, для выполнения плана по счетчику), театрально возмущался запутанностью нумерации. Мрачноватый и плохо освещённый подъезд резко пах мочой, дребезжащий лифт грозил в любой момент сорваться и рухнуть, но не беда, могло быть и хуже.

Небольшая двухкомнатная квартирка — на первое время хоромы! Ведь всё самое необходимое для нормального быта было в наличии: туалет, ванная, газовая плита, стол, холодильник, стиральная машинка, телевизор, диван, два кресла. Отсутствовал лишь музыкальный центр, но зачем он, ведь хороший японский магнитофон за двести чеков Громобоев и сам привез из Кабула в качестве военного «трофея».

Адаптация к мирной жизни с первых шагов далась нелегко. Вечером, утомившись от любви, Ирка попросила иного сладкого — мороженого. Желание любимой — закон! Эдик впервые вышел на люди один и как назло попал именно в час пик. Даже простейшее занятие — поход в магазин, оказалось делом сродни подвигу. Их квартира располагалась в спальном Невском районе, толпы народа ежеминутно выплёскивались из автобусов и троллейбусов и мчались по своим квартирам или торопились занять очередь в продуктовом магазине. Город пульсировал незнакомым, вернее сказать подзабытым ритмом жизни.

Эдик вышел из лифта, сделал пару шагов из подъезда, ступил на пешеходную дорожку — как вдруг его охватила необъяснимая паника: всюду сновали незнакомые люди, а он стоит как дурак, совсем один (рядом нет ни одного бойца) и без автомата. Нет даже гранаты в кармане! Рука Громобоева непроизвольно и инстинктивно потянулась к правому плечу. Потрогал — пусто — родимый «Калаш» отсутствовал! Ну как так можно дальше жить? А тут ещё проезжающий автомобиль стрельнул выхлопной трубой…

Капитан сгруппировался, и дикой кошкой отпрыгнул в ближайший куст сирени и там присел. Хорошо хоть в последний момент удержался и не плюхнулся, не распластался на грязной земле, чтобы попытаться укрыться от пуль и осколков. Потом он присел на ближайшую лавочку, отдышался, осмотрелся. Никто на Эдуарда даже и не взглянул, вроде бы никому нет дела до его странного поведения, и пешеходы не обратили внимания на прыгающего в кусты молодого человека. Если надо — пусть себе скачет козлом…

Ну и что с того, что все прохожие идут без оружия, и не смотрят в твою сторону, это их личное дело, путь как хотят, так и живут беззащитными. Но, все таки кто бы подсказал — как же можно жить-то безоружному?

После этого случая в одиночку Эдик в город почти целый месяц не выходил, только вместе с любимой, и то, в крайнем случае, в основном в магазин за продуктами, крепко держа её под руку. Но и по магазинам слоняться было неприятно, всюду толчея у полупустых прилавков. Главная цель населения — урвать хоть что-нибудь!

Действительно, одним из самых больших потрясений после возвращения с войны стали очереди. Они были везде и всюду. За два года Эдуард совсем отвык от стояния в очередях и забыл, что это такое. Надо купить продукты — идешь в военторговский магазин или в афганский дукан, захотелось выпить — опять же топай в дукан, или на «черный» рынок, или в комнату к гражданским вольнягам. Везде тебе рады, быстро обслужат, только давай деньги. Первые дни службы в отсталом Афганистане Громобоев недоумевал: откуда всё это есть в этой убогой стране? В дуканах можно было найти любой товар, какой только пожелаешь! А если его сегодня нет — закажи и вскоре его привезут. Но почему нет ничего в родном Отечестве? Отчего эта богатая, великая и могучая держава столь равнодушна к чаяниям и нуждам своих граждан?

И вот долгожданная Родина вновь встретила возвращенца повальным дефицитом всего и очередями, даже большими и протяжёнными чем до отъезда на войну. Самые многолюдные толпы были за спиртным, порой у входа в магазин толкались несколько сотен жаждущих и страждущих мужчин и женщин. Народ ругался, проклинал правительство, коммунистов и торгашей. Больше всего доставалось новому вождю нации. И как только не называли зачинщика перестройки: Горбач, Горбатый, меченый, пятнистый, болтун, ботало, трепач, ученик комбайнёра. Милиция пыталась управлять процессом, но от этого регулирования, наоборот создавалась только ещё более бестолковая толчея и давка. Особо обидно было тем, кто, отстояв несколько часов, купив товар и выбираясь наружу, сквозь строй жаждущих, в этой толкучке, ронял в толпе бутылку и разбивал её вдребезги. Да, это было настоящее горе! Ведь продавали лишь одну или две бутылки в руки, чтобы на выходе не спекулировали…

Эдик не мог себя пересилить и стоять в винных очередях, предпочитая переплатить спекулянтам, стоявшим за углом магазина или ночным таксистам. Порою хотелось посетить с супругой хороший ресторан и оторваться по-купечески, с размахом, однако было уже не до кутежей, средства слишком быстро таяли…

От навалившегося отчаяния спас друг Афоня, внезапно прилетевший в сырой сентябрьский Питер. Старшему лейтенанту редкостно повезло, замену прислали на месяц раньше срока, и он сразу помчался на малую родину кутить. Да в гости явился не один, а с другим приятелем-заменщиком, старлеем Игорьком Керимгаджиевым. Напарник Афанасьева был гремучей смесью казаха и представительницы народов крайнего Севера: кряжистый, кривоногий, смуглолицый и скуластый, с темно-коричневыми глазами узкими как щелочки. Громобоев в полку видел его лишь пару раз на совещаниях, ведь этот Игорь служил на дальней заставе, где-то на джелалобадской дороге.

— Чего сидите дома, кисните? — накинулся на молодожёнов Сашка. — Скоро заплесневеете и мхом покроетесь. Я должен завтра к мамке в деревню заскочить, послезавтра улетаю в Одессу, а сегодня едем развлекаться в «Север»!

Почему бы и нет? Поехали! Ведь Громобоев последний раз в ресторане был больше года назад, в отпуске, а от слова ресторан сразу захотелось послушать цыган, потанцевать, и посидеть за столиком и хорошенько выпить в приятной компании. Сборы не затянулись, да и попробуй промедлить с этим Афоней!

Был вечер буднего дня, и заведение оказалось полупустым. Заказали столик в уголке перед эстрадой, приятели уткнулись в винную карту и меню. В зале стоял приятный полумрак, из магнитофонных колонок лилась тихая музыка. Сашка отнял у всех меню и взялся распоряжаться, сделал заказ с шиком, с размахом. Побольше рыбки (осетрина, горбуша, селедочка под водочку), мясные ассорти, несколько салатов, шашлык…

— И ещё вот это и это, — Афоня ткнул пальцем в наименования блюд. — Да поживее, братец!

Едва официант подал первые салаты, графин водки и бутылку шампанского, замелькали бокалы и друзья принялись неумеренно поглощать спиртное. Как говорится: «понеслась душа в рай». Особенно старался Сашка, соскучившийся по свободе и большому городу. Афанасьев налил себе в большой бокал холодной водки до краев.

— Не слишком ли гонишь? Лихо стартуешь! — робко попытался предостеречь друга Громобоев.

— Не мешай, и сам не сачкуй! На меня посмотри! Моя рюмка — это стакан! — отшутился Сашка, поднял бокал, рявкнул: «за встречу», и влил содержимое в свою большущую глотку.

Эдик и Игорь ополовинили рюмки, а Ирка чуть пригубила из фужера шампанского.