Слепые по Брейгелю - Колочкова Вера Александровна. Страница 7
– Слав, не надо. Прекрати. Я все поняла, не надо комментариев.
– Ну, не надо так не надо… Я просто тебя рассмешить хотела…
– Ага, спасибо. Рассмешила.
Слезы хлынули новой волной, и пришлось убежать в ванную, поскольку заверещал в прихожей дверной звонок – Максим вернулся из супермаркета. Закрыла дверь на защелку, пустила воду, принялась нервно плескать себе в лицо, захлебываясь слезами. А испуганное сознание подсовывало из памяти лицо Вассы Железновой – безликое в своей холодной надменности. Да, ни одна симпатичная эмоция не задержалась у этой бизнес-леди на лице – только калькулятор в глазах и надменность. А само лицо… Некрасивое вовсе. Колхозно-бабье.
Села на край ванны, прижав холодное полотенце к глазам, потрясла головой, изгоняя неприятный образ. Значит, Валентина, Васса Железнова. Нет, как же так… Он что, совсем с ума сошел? Ее же нельзя любить ни при каких раскладах! Она не женщина, она железный сейф с деньгами… Она его купила себе, что ли? Сашу? С его честностью и тихой молчаливой порядочностью? Нет, этого не может быть.
– Мам… Как ты там, все в порядке?
– Да, Слав…
– Тогда выходи, проводи нас.
– Да, иду.
Уже стоя в дверях, Славка внимательно вгляделась в ее лицо. Потом произнесла тихо:
– Мам, я очень часто к тебе приходить буду.
– Да ладно, не надо.
– Хм, не надо, главное. Обижаешь! Тебе и сейчас хочется, чтоб тебя пожалели, да?
– Нет, Слав. Я имею в виду – по обязанности не надо. Если только сама захочешь. У тебя и без меня дел много.
И всхлипнула прерывисто. И опустила глаза, и впрямь чувствуя себя не матерью, а обиженной девочкой.
– До свидания, Марь Сергевна… – печально проговорил Максим, стараясь не глядеть в ее сторону. – Посмотрите в холодильнике, я там накупил всего.
– А сахару забыл! – сердито повернулась к нему Славка. – Мама, между прочим, чай всегда сладкий пьет!
– Да, кстати, я мед купил! Вы пока с медом чай пейте, Марь Сергевна.
– Хорошо, Макс. Спасибо. Идите.
– Мам, точно все в порядке?
– Да, Слава, да. Пока.
– Пока…
Дверь захлопнулась. Секунда прошла, пять секунд. Тишина, противно звенящая. Показалось, и внутри что-то захлопнулось, болезненный спазм прошел по всему телу. Это чудовище пробудилось, наверное. Радуется, что она осталась одна… Можно приступить к своему черному делу. Интересно, куда оно своими клыками в первую очередь вопьется? В сердце? В мозг? А может, в душу?
И сразу навалилась усталость. Добрела кое-как до кухни, села за стол, зажала уши ладонями, чтобы не слышать эту жуткую тишину. Почему они не верят, что ей страшно? Страшно – совсем одной? Почему? Что она им сделала плохого? Ведь ничего, абсолютно ничего… Любила, как умела. Насколько силенок хватало. Она ж не виновата, что немного их, этих силенок… Нет, как там Славка давеча про Сашу сказала? Ему не бабья немощь нужна, а наоборот, сила и ласка? И не страхи нужны, а смелость? Да, все так… Но ведь не пойдешь в лавку, страхи на смелость не поменяешь. Если они с детства в тебе живут, в кровь вошли…
Стоп, стоп. А вот про это уже не надо. Даже самой себе не надо. Потому что это уже харакири получается. Надо просто взять и убежать от тишины… Хотя бы в сон. Выпить снотворного и провалиться в сон. Хорошо, что завтра суббота…
Назойливая мелодия лезла в сон, противная такая. Откуда она взялась? Ах да, балкон на ночь оставила открытым… Сосед забавляется, Вениамин Петрович, старый павиан и сладострастник. Дворовая тайная кличка – Венечка. Пока супружница по субботнему рынку шастает, включил диск с любимой группой. Громко включил, на всю катушку. А так бы еще спала и спала!
«…Лучшие друзья девушек это бриллиа-а-а-нты…» – затянула свое бесконечное «а» любимая Венечкина группа. Да уж… С друзьями девушек все до боли понятно. А самый лучший друг брошенных женщин кто, интересно? Снотворное феназепам?
Да, неслабое такое снотворное. Но и то до конца Венечка «подружить» с ним не дал. Можно, конечно, на балкон выйти, сказать ему пару сердито-вежливых слов. Он хоть и старый павиан, но безобидный, нахальства для ответных «сердито-вежливых» у него в загашнике явно не найдется. Ну да ладно. В любом случае на эти «сердито-вежливые» эмоциональные резервы нужны. А их нет, резервов-то. Пусто-пусто, даже на минусе. Так пусто, что в голове звон стоит. И лучше встать с постели, если проснулась. Потому что лежать в отсутствие резервов – еще хуже. Вставай, прикидывайся живой, хоть жизнь твоя на самом деле закончилась. Но кофе-то можно попить напоследок? Черного, крепкого, с лимоном и кардамоном?
В душ не хочется. Даже умываться не хочется. Может, потом, после кофе… Жаль, курить нельзя, слабые бронхи не позволяют, сразу дыхалку перекрывают. А так бы – милое дело… Сначала сигарета, потом кофе. После кофе – опять сигарета. Потом опять кофе… Глядишь, и не до страхов бы стало. Глаза бы из орбит вылезли, и все дела. Саша придет, а она сидит за кухонным столом, глаза рядом лежат на блюдечке. А что, любуйся картинкой! Какая тебе разница, с глазами я или без… Все равно всегда слепая была…
Фу, придет же с утра в голову. Лучше бы умылась. А теперь уже поздно – кофейная пенка в турке зашевелилась, поползла вверх. Так, где моя любимая чашка… Ага, сахара нет. Ладно, можно и без сахара. Зато лимонов – сколько угодно. Максимушка вчера постарался.
А за окном – ничего, погода хорошая. Солнышко светит, птички поют. Судя по всему, сейчас примерно половина десятого. Суббота. Никуда идти не надо. Ни к кому. И к ней никто не придет. Надо же, а раньше и не думалось об этом… В смысле – ни я к кому-то, ни кто-то ко мне. Саша по субботам всегда работал, и утренние посиделки за чашкой кофе тихим удовольствием числились. А в это утро вдруг… Ой, да отчего вдруг-то? Все ж понятно. Наверное, это первая ласточка одиночества – такая невыносимая тревожность затворничества. Здравствуй, ласточка, залетай, будь как дома, помогай менять статус затворничества. Раньше оно защищенным было, оттого и комфортным, а сейчас…
Показалось, что зазвонил телефон. Бросилась в спальню, схватила с тумбочки… Нет, не было никакого вызова. И впрямь, показалось. Наверное, уже галлюцинации начались. Ждешь звонка – и слышишь звонок. Звонок от Саши…
Тихо, тихо. Сердце-то как разбушевалось. Иди обратно на кухню, садись у окна с недопитой чашкой кофе. Вот так, оплети ее пальцами… Тепленькая еще. Последняя плотская радость – тепленькое под пальцами почувствовать. И чуть-чуть расслабиться. И повестись взглядом за качающейся на ветру тополиной веткой. Оказывается, тополиные листья с изнанки чуть белесые… Не хотят, бедные, изнанку показывать, а ветер их силой выворачивает. Так и в жизни человеческой происходит. Не хочешь, а наизнанку вывернешься. Вот как она сейчас. Разве это она? Нет, это изнанка, такая, как есть, мятая-перемятая, до бесчувствия перепуганная. Без мужа, без опоры, без любви.
То, что Саша ее любил, никем в их семье не подвергалось сомнению. Она привыкла, как привыкает слепой к надежному плечу поводыря. Можно и без глаз обойтись, идти и идти по одной дороге и ничего не бояться. Да, именно так, не бояться. Жить себе и жить. Ты дрожишь перед незнакомой закрытой дверью, Машенька? Ничего, Саша откроет. Боишься потерять работу, боишься безденежья в кризис? Не надо, у тебя же муж есть, он обо всем позаботится. Боишься, что у Славки пубертатный период и она попадет в плохую компанию? Ну, стоит ли нервничать, на телефоне сидеть… У Славки отец есть, слава богу. Он найдет способ ее оттуда вытащить, он же мужик… Как? Это его проблемы. Не твои, Машенька.
Да, так и получалось… Главное, большие страхи огладить и успокоить, а мелкие страхи сами пройдут. Мелкие страхи – это же так, семечки. Даже, можно сказать, удовольствие получаешь, когда их щелкаешь. Допустим, накричала начальница на работе, довела до слез. С одной стороны – плохо, конечно. А с другой… Как сладко можно вечером, за ужином, пожаловаться мужу на злую начальницу! В подробностях пожаловаться, с деталями, с описанием своих душевных терзаний. Он выслушает, потом обязательно нужные слова скажет. Именно те слова, от которых расслабится уздечка, стягивающая болью плечевой пояс, а еще можно сладко всплакнуть чуть-чуть… А потом сквозь слезы и посмеяться над его шуткой – вроде того, может, мне твою начальницу в угол поставить? На колени, на горох? Чтобы знала, как мою жену обижать? Да, смешно звучит, по-детски, но тем не менее ужасно приятно…