Клуб космонавтики (СИ) - Звягин Андрей Юрьевич. Страница 26

Главной неприятностью для строителей БАМа, по словам Антона, является йети. Мифический снежный человек. Но в тайге он не миф, а очень надоел. Воруют эти йети продукты, швыряются камнями и оборудование портят.

Новоприбывшие нервничают, пока не привыкнут. Сидит человек вечером в купе, пьет чай с сахаром, и тут на тебе — оскаленная волосатая морда метровой ширины к стеклу прижалась. Кто давно на пауке служит, только прикрикнет "а ну иди отсюдова" и тряпкой замахнется, а неопытный при виде снежного человека вздрагивает, чай проливает и полночи не спит.

А иногда йети людей утаскивали. Схватят лапами — и в лес. Зачем, никто не знает. Поэтому без оружия старались не ходить.

И чем дальше в Сибирь, тем крупнее йети. В начале попадались высотой с человека, но во время пути росли с каждым километром. А что творится в совсем неисследованных краях, даже предполагать не хочется. На Луну нога человека уже ступала, а в дальнюю Сибирь — еще нет.

Со снежными людьми у брата целое приключение вышло. Сперва оно было страшное, потом смешное, а затем унылое. Расскажу по порядку.

Схватил как-то йети девушку из стройотряда и побежал с ней в лес. Люди даже за винтовки не успели схватиться. Проводили только грустными взглядами.

Но брат помчался следом. Йети по заснеженной тайге, и он за ним. Направление держать было нетрудно оттого, что девица оказалась боевая, кричала и ругалась на йети, как жена на супруга-алкоголика. Костерила его почем зря, аж флегматичные сибирские птицы с деревьев улетали.

Неизвестно, догнал бы Антон снежного человека или нет, но тот отказался от девушки и так. Снял с плеча, на землю поставил, а сам дал деру налегке.

Привел ее Антон обратно к поезду, и народ изумился. Случаи, чтоб человек из лап йети спасся, советской наукой до сегодняшнего дня не наблюдались.

А после йети и любовь подоспела, как без нее. Схватила обоих похлеще таежного монстра. Отвели брату с девушкой отдельное купе, стали они жить там. Но скоро возникла проблема — выяснилось, что характер у девицы склочный и орать по любому поводу она может не только на йети. Терпение брата уже заканчивается, подумывает он разойтись с ней. Обидно ему — йети за полчаса все понял и отыскал в себе силы расстаться, а до брата лишь спустя месяцы начало доходить. Ну и кто из них вершина эволюции?

…Сибирь огромна и таинственна. Силен механический паук, но что он посреди нее. Тонка и одинока дорога-ниточка, клонятся над ней кедры и лиственницы. Замела пурга небеса, засыпала снегом звезды, не видно ничего, только ночь рядом, играет с тобой, насылает сны, да такие, что от яви неотличимы, доверься им, иначе сойдешь с ума.

Не знаю, откуда у меня берутся эти слова. Я их не выдумываю, а слышу. И не понимаю, интересны они или все это глупости. Учительница Мария Леонидовна наверняка со смехом сказала бы, что глупости.

И чего ее йети никак со школы не утащит. Я спасать не побегу.

…А еще брат рассказывал, как сломался паук, и строители долго стояли в степи, чинились, невзирая на метели. Еда закончилась, спасло то, что к поезду мамонт вышел. Некрупный, размером с пятиэтажку, хоботом злобно размахивал, напасть хотел, но подстрелили его и потом мамонтятиной кормились. Череп оставили у дороги, для будущих станционных смотрителей. Не надо теперь избу делать, поселился в черепе — и живи там спокойно, выходи ночами с фонарем, пропускай поезда.

Мамонты, в общем-то, мелочи. Они часто бродили неподалеку, внимания на них никто не обращал, агрессивные мамонты — редкость. Однажды прокладывали рельсы мимо горы, присмотрелись — батюшки, да это не гора, а заснеженные ребра неведомого животного. Может, доисторический зверь какой, может… тут все может быть. Двигались как-то вдоль озера, и громадная щука из воды выпрыгнула, в вагон зубами вцепилась. За мамонта сослепу приняла и чуть на дно не утащила.

Тяжело быть мамонтом в Сибири. Все тебя так и норовят съесть.

Но поплатилась она за свой поступок. Месяц уху лопали три раза в день. Вкусную, наваристую, не надоедающую, без костей. Самые мелкие кости с полруки длинной, такими не подавишься. Щуки в Сибири большие, когда шли мимо озер, постоянно рыбачили, но недоростков меньше трех метров всегда отпускали.

А однажды, за тысячи и тысячи километров от людей, бамовцы заметили охотника. Шел мимо по снегу. Откуда он и куда путь держит, спрашивать жутко. Вдруг ответит.

Невероятно старый. Двустволка на плече, у ног черный пес с загадочным взглядом. Сказал людям охотник: если не остановитесь, придете к краю мира. Будьте там осторожны, не упадите в темную бездну, к далеким мерцающим звездам.

Сказал — и ушел. Что он имел в виду, не понял никто.

Засыпая, я фантазировал, что сижу в купе и смотрю на заснеженную тайгу. Когда вырасту, наверное, не только в космос слетаю, но и в Сибирь съезжу, тем более что они где-то рядом.

По словам брата, никто не знает, что будут возить по этой дороге и зачем она нужна. Даже самое высокое руководство. И строители этим гордятся! Не дорогу, мол, прокладывают, а символ. Символ чего, правда, тоже не знают.

Что удивительно, дед, который спокойную жизнь не любил и потому в каких только путешествиях не побывал, расстроился от произошедших в армии с моим братом перемен. Сказал, что человек должен заниматься тем, что ему интересно и оставаться собой вопреки всему.

Среди ночи я проснулся. Я частенько просыпаюсь и долго не могу заснуть, прям как взрослый. Отрою глаза и смотрю в темноту. Хотя темнота в комнате не очень темная — шторы не завешены и в окно светит скорокоммунизм.

Но мне без разницы, скоро он или нет. Меня охватывает одиночество. Я чувствую, что меня никто не понимает. Ни родители, ни друзья, никто-никто. Одиночество, которое днем забылось и спряталось, ночью возвращается. Одиночество боится. Боится людей, отводит при встрече с ними взгляд. Кажется самому себе плохим и виноватым.

Его можно понять. Моим родителям было бы проще, если б я не читал взрослых книг, а получал пятерки по математике. Не шептались бы они тревожно вечерами на кухне — "а где он захочет работать, когда вырастет?" И от учителей я бы не слышал "ты такой способный, но если тебе неинтересно, то едва четверки зарабатываешь".

Они правы! Когда мне неинтересно, заставить себя не могу, хоть плачь. Сила воли не помогает. Мозг отключается и не хочет запоминать. И со сверстниками мне скучно, хотя я не считаю, что умнее их. Многие учатся лучше. Быстрее в математических формулах разбираются, и память у них — длинное стихотворение мигом выучивают. Есть польза от этих способностей. А от моих книг — никакой.

Значит, я ненужный. Чужой. Но это лишь первая половинка тоски. А вторая какая-то необъяснимая. Космическая.

Иногда я выдумываю, что пишу книгу. Предназначенную для меня одного, и поэтому самую лучшую. Конечно, она такая лишь на мой взгляд. Ночной взгляд. Взгляд из темноты.

…Мой космолет потерпел крушение на неизвестной планете. Воздух на ней пригоден для дыхания, но она мрачная и негостеприимная.

Острые скалы, высохшая трава, кровавое небо и чудовища. От древней цивилизации остались лишь пустые каменные хижины да жуткие храмы неизвестных богов.

Я один. Брожу по планете, отбиваюсь от монстров и разгадываю загадочную историю древних. Никого вокруг! Полная свобода. Никто не говорит тебе, что нужно делать. Никому ничем не обязан, ни перед кем ни в чем не виноват.

Не только ночью у меня такие мысли. Днем тоже, когда плохое настроение. Увы, я понимаю, что в реальной жизни без людей свихнешься и поэтому фантазирую, что ученые изобрели таблетки от одиночества и я захватил их с собой, но это уже слишком.

Что я люблю из фантастики? Многое! Почти все, ведь даже когда фантастическая книга не особенно неинтересна, ей прощаешь это потому, что она фантастическая. А так очень нравятся Беляев, Ефремов, Алексей Толстой, Стругацкие, Казанцев. Но их тоже иногда приходиться прощать.