Неистовый маркиз - Невилл Миранда. Страница 21
— Я попросил Тарквина Комптона представить вас лорду Спенсеру, вот и все.
— И другим — тоже. Кажется, все они искренне заинтересовались моими книгами.
— Возможно, они просто восхищались вашей фигурой в новом платье. Как я, например.
— Конечно же, нет! Кроме того, там были и женщины.
— И что же это значит?
— Перестаньте дразнить меня! И вообще, я говорю совершенно серьезно. Сегодня я встретила больше клиентов, чем их было в моей лавке за целый месяц.
— Вы такая практичная… — усмехнулся Кейн. — А я бы хотел поговорить о чем-нибудь другом, — добавил он хриплым шепотом.
В полутемной карете — горел всего один фонарь — Джулиана едва различала черты его лица. Зато она прекрасно чувствовала прикосновения его плеча и ноги.
— О чем бы вам хотелось поговорить? — спросила Джулиана. Она решила, что Кейн, возможно, расскажет еще какие-нибудь забавные истории из жизни полусвета.
— О том, как вас поцеловать, — последовал ответ.
Джулиана тихонько ахнула и, немного помолчав, заявила:
— Если честно, то я не хочу ни о чем говорить.
Она больше не могла дурачить себя, не могла тешить себя мыслью о том, что это всего лишь обычная поездка домой, своего рода альтернатива холодному и грязному наемному экипажу.
В следующее мгновение маркиз взял ее лицо в ладони и чуть повернулся к свету фонаря. Какое-то время он молча разглядывал ее, словно изучал, потом тихо сказал:
— Вы очень красивая.
Джулиана почувствовала, что краснеет.
— Но у меня веснушки… — возразила она.
— Всего шесть штук. — Он несколько раз легонько поцеловал ее в нос и щеки. — Ох, кажется, я пропустил одну. — Он еще раз ее поцеловал. Потом снова стал смотреть ей в глаза.
Сейчас бы ей самое время отстраниться от него и отодвинуться. Но Джулиана этого не сделала — не захотела. Она не очень-то хорошо помнила его предыдущий поцелуй — из-за выпитого в тот вечер вина. Но сегодня Джулиана не пила ничего, кроме стакана воды, и ей было интересно узнать, что представляет собой поцелуй маркиза, когда она совершенно трезва. Не двигаясь, затаив дыхание, она ожидала следующего шага маркиза.
А он вдруг отстранился от нее и даже немного отодвинулся. Откашлявшись, проговорил:
— Ваше платье прекрасно гармонирует с сиденьями моего экипажа.
— Именно поэтому я его и выбрала, — ответила Джулиана, пытаясь шуткой скрыть свое разочарование.
— Да-да, эффект потрясающий! При таком освещении все меркнет, за исключением вашей головы, вернее — волос. Я вижу сейчас только золотистое и белое. Словно передо мной — бестелесный ангел.
— О!.. — выдохнула Джулиана. Ей редко приходилось слышать такие комплименты.
— Но вы не ангел, не правда ли? По крайней мере я очень на это рассчитываю.
Она взглянула на него вопросительно, и в тот же миг он снова придвинулся к ней. И на лице у него не было его обычной насмешливой улыбки. Не было даже «озорного» блеска в глазах.
— Ох, Джулиана… — проговорил он хриплым шепотом. И тотчас же, заключив ее в объятия, поцеловал в приоткрытые губы.
Джулиана медлила лишь одно короткое мгновение. А затем, обвивая руками шею маркиза, крепко прижалась к нему и ответила на поцелуй со всей страстью — ответила, сама себя удивляясь.
«Действительно… как странно… — подумала Джулиана, когда их поцелуй наконец прервался. — Ведь я даже с Джозефом никогда по-настоящему не целовалась. Ах, бедный Джозеф…»
Затем опыт Джулианы расширился: губы Кейна коснулись ее носа, висков, шеи и даже — что было совсем уж божественно — ее уха. Потом он снова поцеловал ее в губы, и ей показалось, что сладость этого поцелуя разливается по всему телу. А когда они уже подъезжали к ее дому, ей захотелось… чего-то большего. Но маркиз, казалось, не догадывался об этом; он снова отстранился от нее, правда, на сей раз не отодвинулся.
«Потрогай меня… где-нибудь!» — мысленно умоляла она — не могла же она сказать это вслух.
Тут карета остановилась, и маркиз все же отодвинулся. А Джулиана, пошарив в ридикюле, отыскала ключ. И она не стала возражать, когда ее спутник, взяв у нее ключ, помог ей спуститься на тротуар. Он сам отпер дверь и, обернувшись, молча кивнул своему кучеру. Затем вместе с Джулианой вошел в дом. Едва лишь дверь за ними закрылась, послышалось звяканье сбруи, а потом раздался топот копыт — было ясно, что карета отъезжает от дома.
Когда же воцарилась тишина, Джулиана уже стояла перед лестницей, ведущей на второй этаж. Стояла рядом с Кейном.
Она понимала: наступил момент, когда следовало вежливо поблагодарить маркиза и отправить домой. Но ей не хотелось оставаться одной, не хотелось, потому что она вдруг вспомнила о страшных ночных шорохах. Возможно, даже сейчас, в эти минуты, ее поджидал наверху какой-то грабитель.
По крайней мере именно эту мысль она себе внушила.
Конечно, Кейн предпочел бы привезти миссис Мертон к себе домой, но он сомневался, что она согласится.
Инстинкт совершенно ясно ему подсказывал: эта женщина еще могла взбрыкнуть. Да, она хотела этого — в том не было ни малейших сомнений. Ее реакция была совершенно определенной — именно такой, на которую он и рассчитывал. Но, судя по всему, она еще не вполне осознавала, что действительно желает его. Кейн хотел, чтобы она сгорала от желания, чтобы наконец-то почувствовала: отступать уже невозможно.
Ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы сдерживать себя в карете, — хотелось задрать ей юбки и взять прямо там, во время поездки по лондонским улицам. Господи, неужели воздержание в течение нескольких недель могло довести его до такого состояния? Да, конечно, он не мог обходиться без женщин. Но все же Кейн не помнил, чтобы он когда-либо столь страстно желал женщину.
Как опытный соблазнитель, Кейн прекрасно знал, что нельзя опережать события. И следовательно, приступать к активным действиям в карете было бы очень неразумно, пусть даже его экипаж был чрезвычайно комфортабельным.
Но и сейчас не следовало торопиться. Поэтому он поднимался за Джулианой по лестнице, чуть придерживая ее за локоть — не более того. Уже в комнате, переступив порог, он подождал, когда она найдет свечу. Потом осмотрелся. В мерцающем свете свечи комната казалась бедной и убогой. И здесь было ужасно холодно и сыро. Конечно же, такая женщина, как Джулиана, заслуживала лучшего жилища.
— Хотите чаю? — спросила она. — Ох, как тут холодно…
Кейн положил ладони ей на плечи и, чуть наклонившись, прижался губами к ее шее, наслаждаясь чудесным женским ароматом.
— Нам будет теплее в постели, — сказал он шепотом.
Он в тот же миг почувствовал, как Джулиана вздрогнула и напряглась. И приготовился использовать все свое красноречие, чтобы склонить ее к неизбежному. Но уже через несколько секунд стало ясно, что можно обойтись и без красноречия. Тихонько вздохнув, Джулиана расслабилась в его объятиях, и он наконец-то позволил себе легонько погладить ее плечи и груди. Когда же она скинула плащ, он снова прижал ее к себе и провел ладонями по ее бедрам. Внезапно Джулиана отпрянула и пробормотала:
— Простите… Мне нужно, несколько минут, чтобы подготовиться.
— Позвольте вам помочь. — Кейн сжал ее руку. Раздевать женщину — это тоже удовольствие, и он не хотел от него отказываться. — Я помогу вам расстегивать пуговицы.
Она взглянула на него с искренним удивлением.
— Но ведь я же сумела их застегнуть. И никто мне не помогал. У меня здесь нет горничной.
Высвободив руку, Джулиана шагнула к двери, ведущей в спальню. Обернувшись, она сказала:
— Дайте мне несколько минут.
В следующее мгновение она проскользнула в комнату и закрыла дверь прямо перед носом Кейна.
— Не пытайтесь расстегнуть эти пуговицы без меня! — прокричал он. — Ничего у вас не получится!
Кейн опасался, что там, за дверью, Джулиана придет в себя и, возможно, передумает… Чувствуя, что теряет присущую ему самоуверенность, он приложил ухо к двери, пытаясь понять, чем она занимается. И не услышал ни шороха платья, ни стука комодных ящиков, что свидетельствовало бы о каких-то приготовлениях. Но чем же она там занималась? Обычно женщины в таких случаях наводили в комнате порядок, что не очень-то ему нравилось. Он получал удовольствие от «женского» беспорядка — висящих на стуле чулок, забытых на кресле платьев, разбросанных на туалетном столике коробочек и флаконов с духами. Впрочем, у Джулианы, как Кейн подозревал, едва ли имелось изобилие подобных женских безделушек; и, кстати, он был намерен изменить такое положение вещей.