В поисках Оюты (СИ) - Лунёва Мария. Страница 14
— Жратва! — раздалось со стороны коридора.
Где-то скрипнула тяжелая металлическая дверь. По каменному полу покатили груженую тележку.
Она приближалась. Наконец, перед нашими решетками возник грузный рыхломордый венерианец. Он доставал из тележки пакетики с желе и раскидывал по камерам. Как зверью.
Это уничтожало морально. Но есть хотелось настолько, что гордость просто рассыпалась в труху.
Поднявшись, я медленно поползла за пакетиками. Ноги не держали, голова кружилась. Я не понимала, что со мной. Схватив свой паек, заметила, что у соседа слева лежат на полу уже три пакетика. Тревога кольнула сердце. Подняв их, я поползла к противоположной от койки стене. Что-то громко треснуло и двигаться мне мгновенно стало легче.
«Юбка разошлась по шву» — сообразила я.
Добравшись до соседа просунула руку в решётку и коснулась его плеча.
— Проснись, — мой голос звучал непривычно хрипло. — Я принесла тебе еду.
Прошло несколько мгновений прежде, чем он с трудом повернулся ко мне. Лицо заплыло от синяков, губы сплошное месиво.
— Спасибо, — прохрипел он и забрал у меня эти проклятые пакетики. Его кисти были сбиты в кровь, но парень ловко разорвал пластик зубами.
Похоже, выглядел он хуже, чем себя чувствовал.
— Ты знаешь, где мы? — тихо спросила я, глядя в коридор.
— Конечно. Станция «М752», — выдохнул он поморщившись.
Мне это ни о чем не говорило. Я не понимающе вглядывалась в него и силилась понять, куда меня занесло.
— А, еще ни разу не попадалась, — улыбнулся он, продемонстрировав мне отсутствие одного переднего зуба. — Тогда запоминай. Никогда не кричи. Нельзя. Эти, что сейчас, смена нормальная, но завтра — послезавтра с Плутона прибудут другие. Они как звери. Особенно женщин любят. Посвежее. Кричать нельзя. Подходить к решеткам, пока надзиратели не ушли, нельзя. Даже не дыши! Изобьют и не посмотрят, что баба.
— Но что это за место? Тюрьма? — от страха у меня затряслись поджилки.
— Нет, — он слабо покачал головой и поморщился от боли. — Сортировочная.
— Что? — не сообразила я.
— Станция сортировки, — терпеливо разъяснил он. — Здесь расфасовывают товар.
— Какой товар? — я бестолково хлопала ресницами и силилась разобрать, о чем мне толкуют. — Это тюрьма такая?
— Нет. Ты товар, я товар, — негромко произнес он. — Я тут не впервые. Бывал уже. А как понял, к кому опять угодил, свалить хотел. Уйти с боем. Не вышло, — он обвел рукой свое лицо. — Разукрасили так, что и мать родная не узнала бы. Будешь орать и тебе не только ноги перебьют, но и ребра сосчитают. Бабам они только лицо не трогают, чтобы товарный вид не потеряло.
Он тихо засмеялся, а у меня потемнело перед глазами.
Глава 7.2
— Как товар? — меня переклинило. — У меня есть документы...
— Да кого это волнует, дамочка? Если есть доки, значит, нет родни. Заяву могут принять только у близких родственников. А так бабу в бордель, а доки ее желающим продать. Ты симпатичная, в дыру не отправят. Скорее всего, в соседнюю систему, те же вархи просто обожают человеческих женщин. Может, еще и в жёны выкупят.
«Вархи!» — перед моими глазами, как живая, нарисовалась морда, схожая с гигантской летучей мышью. Страшная, с шерстью, тонкими морщинистыми губами.
Вот уж везение, если такая образина выкупит для спаривания.
— А что? Нехудший для женщины вариант, — хохотнул сосед. — Они своих самок хорошо охраняют. Здесь парочка ходит из их братии, может, и они себе присмотрят.
— Что? — у меня сердце забилось как бешеное.
Я вдруг оказалась на темной стороне нашей звездной системы. Где ты бесправный товар. И самое жуткое, ведь этот паренек прав. У меня никого не было, кроме Оюты. Коллеги и соседи, даже если и забьют тревогу, никто и слушать их не станет. Заявление о пропаже не примут. Никто даже искать не кинется.
Меня тихо затрясло.
Как же я так? Как? Что делать? По щекам потекли слезы.
— Ты не раскисай, дамочка. Видно, что ты из этих... благополучных. Все нормально будет. Куда-нибудь да пристроят.
Он, видимо, так пытался подбодрить, только выходило у него не очень.
— Сколько я здесь? Ты уже был, — я осмотрелась. В углу камеры кто-то закопошился и тихо запищал. Закрыв глаза, подавила панику. Всего лишь мышь, не самое опасное существо. — Сколько меня здесь уже держат?
— Не помню, — он пожал плечами, — я в отключке валялся. А откуда тебя притащили?
— Вайчес, — с брезгливостью вспомнила я название станции. — А сама я с Энцелада.
— А, землячка, — он хохотнул и поморщился от боли. — Я тоже оттуда. Всем там промышляет глава охраны внешнего сектора системы, не лично, конечно, через упырей своих. Но на тот же Вайчес никто в здравом уме не полезет, даже на пересадку. Тебя, дамочка, как туда занесло?Я моргнула и тяжело вздохнула. Теперь и самой было стыдно признаться в своей несдержанности и глупости.
— Дочь украли. Она у меня нелегал, — тихо пробормотала, глядя в угол на эту несчастную мышь. — Я как узнала... Не знаю... Полетела туда, ни о чем не думая. У меня от страха голова совсем не работала.
— Мамаша! — заулыбался он. — Моя мамка, помню, стоило на десять минут задержаться, так в халате с полотенцем на плече выбегала меня искать. Найдет и хлестать, чтобы нервы ей не мотал. Я злился, сейчас понимаю, любила она меня, обормота, уберечь пыталась. Твоя-то мелкая как на Вайчесе оказалась?
— Экскурсия, — прошептала, запустив пятерню в волосы. — Чагар был закрыт. Я воспитатель, наших детей отправили на другую станцию. На Вайчес...
Рассказ получился сбивчивый, но как уж вышло. Убрав руку от волос, ощутила на пальцах что-то ломкое. Корочка запекшейся крови.
— Так ты воспитатель, дамочка? В приюте, что ли?
— Да, у нас дети — нелегалы.
— Ясно, ходил я в такой, хорошие воспоминания, — он повернулся набок. — Я и думаю, больно лицо у тебя доброе. Крысы да твари в тех приютах не задерживаются, с нелегалов ничего не поимеешь, а зарплаты копейки. Бабушка у меня в таком работала, такая же наивная была. Все говорила, что образование даже нелегалу путь в жизнь даст. Ага, дало? Лежу вот тут классикой начитанный. Моя мать тоже жизни не знала. Всё подработки искала. Так и сгинула, до сих пор не знаю куда. В нашей системе, госпожа воспитатель, детей нельзя выпускать дальше собственной юбки. Везде за руку водить и держать крепче. Вайчес — опасная дыра. Чадар не лучше. Энцелад благополучен только при свете дневных прожекторов над куполом. Да и вообще, дальше Сатурна нос нечего высовывать, особенно если ты нелегал или одинок. Если заприметят, то все — выцепят. Кого попало им не надо. Чтобы с медкартой нелегал, например. Или лицо без постоянной регистрации. Уверен, что у твоего соседа справа, — он кивнул в сторону марионера, — ее просто не было. Вот и влип он. Отправят на рудники. Свалить оттуда можно, если с головой.
— Медкарта, — прошептала я, — у детей к пропускным справкам она прикреплена на всякий случай. Их обследуют за счет спонсоров...
— Ага, — парень закивал и засмеялся, в полумраке блеснули его зубы, — спонсорам тоже иногда натуральные органы нужны, кровь для косметических процедур. Конечно, они обследуют и очень тщательно.
Сжав решетку, я смотрела на его разбитое лицо и понимала, что не верить в его слова глупо.
У Оюты было отменное здоровье. Я лечила ее пусть и нелегально, но всегда за деньги и у лучших докторов. Спортсменка. Активная. Даже простуда ее не брала. И все это было в ее медицинской карте, прикрепленной к проездному билету, выданному в приюте. С фото, со всеми данными. И все это висело в базе в свободном доступе.
Дрожь в руках нарастала. Паника разгоняла мысли. Хотелось вопить от ужаса.
Моя дочь. Моя девочка!
— Как выбраться отсюда? — голос охрип от волнения.
— Никак, — мужчина покачал головой, но такой ответ меня не устраивал.