Красная линия метро - Евменов Владимир. Страница 45
— Но вы, девушка, не волнуйтесь, — успокаивал ее молодой следователь по фамилии Кравцов, — на вас наверняка какой-то другой извращенец напал. Того мерзавца мы уже поймали. Кстати, он своим жертвам мочки ушей отрезал и глаза выкалывал. А этот ваш Александр, кроме того, что отсек маленькую прядку волос, ничего другого не сделал. Верно?
«Не сделал?!.. Да он просто не успел! — с ужасом отозвались в ней слова блюстителя закона, произнесенные так буднично, словно разговор шел о чем-то безобидном. — Спасибо, что конная милиция вовремя подоспела, а то неизвестно чем бы все закончилось».
— Но вы, Юлия Ивановна, не беспокойтесь, в вашем случае есть прогресс. Мне тут наши местные ребята — сокольнические — подсобили и нашли пару ракурсов этого гада. Оказывается, на выходе из парка он на камеру все же попал. Правда, кадры вышли смазанные, да и он, сволочь, в наброшенном на голову капюшоне был. Но все равно, кое-что спецы смогли вытянуть из этого фото. На сегодняшний день уже составлен фоторобот и с ним ознакомлены все сотрудники метрополитена, — гордо заявил следователь и достал из верхнего ящика стола лист бумаги.
— Узнаете? — он протянул фоторобот Петровой.
Та в ответ лишь отрицательно мотнула головой.
На глазах у Юли снова выступили слезы.
— У меня прозопагнозия.
— Чего? — недоуменно вытаращился на нее Кравцов.
— Неспособность к запоминанию лиц, — уточнила молодая врач.
— Понятно, — только и смог вымолвить следователь, но затем, словно был в чем-то виноват, добавил:
— Да и нам это пока мало что дало. Вы только вдумайтесь: каждый день через московское метро проходят миллионы людей, а у этого изверга лишь две особые приметы — высоченный рост и светлые, практически белые, волосы.
— И запах, — не сдержавшись, добавила Юля.
— Запах? — удивился следователь и выпучил глаза. — А он-то тут причем? Его к делу не пришьешь. К тому же у каждого человека сугубо индивидуальное восприятие запахов, поэтому все и описывают их по-разному. А уж в городском транспорте… да в жару… да в час пик… Там порой так бывает несет, что мама не горюй…
Погрузившись в воспоминания и, видимо, что-то вспомнив из личного опыта, Кравцов брезгливо фыркнул и уже более официальным тоном произнес:
— А вот что я могу сказать вполне конкретно, так это то, что номер, с которого вам поступали звонки и сообщения с угрозами, оказался липовым. Нет, ну как липовый?.. Номер-то он, конечно, настоящий. Вот только на конкретного человека, имеющего фамилию, имя и отчество, не зарегистрирован. Вот такие дела…
— Мария Сергеевна, я так больше не могу! Я вас очень прошу, давайте поскорее приступим к основной части вашего метода! Я — готова, — были первые слова Петровой, едва она переступила порог гостиничной комнаты.
— Хорошо, тогда завтра и приступаем, — единственное, что ответила ей непривычно немногословная Зорко.
Она была с головой погружена в работу. На дисплее раскрытого телефона-бабочки была открыта фотография какого-то блондина. Мария Сергеевна показала фотографию соседке.
— Посмотри, Юля, внимательно. Если ты когда-нибудь встретишь вот такого человека — беги от него, как можно быстрее. Поверь мне на слово, это волк в овечьей шкуре.
Петрова внимательно рассмотрела фотографию Колкина. Ни один мускул не дрогнул на лице молодого врача. Она попросту не узнала своего преследователя.
— Хорошо, — только и произнесла в ответ Петрова.
День клонился к закату и в комнате царил полумрак. Тяжелые казенные шторы стандартной гостиничной «двушки» были плотно запахнуты и дополнительно скреплены между собой двумя булавками.
В комнате наступила непривычная тишина: сотовые телефоны по такому случаю были безжалостно выключены. Единственным источником звука оставался глубокий голос Марии Сергеевны. Монотонный, ритмичный и одновременно размеренно-тягучий, он полностью овладел сознанием, лежащей на полу на двух одеялах расслабленной молодой женщины.
— Десять, — скомандовала Зорко, и осторожно присела рядом с Юлей. — А теперь, ты начинаешь дышать в том ритме, какой я буду тебе задавать. Будь внимательна в своих видениях и воспоминаниях. Мысленно крути головой, смотри по сторонам и, самое главное, запоминай все, что там будет происходить. Юля, вот тебе моя рука, она станет для тебя проводником. Ты всегда сможешь подать мне знак, что с тобой что-то не так. Для этого достаточно слегка сжать пальцами мою кисть.
Она взяла Петрову за руку и надавила на ее тыл кисти своими пальцами.
— Одиннадцать. Твое дыхание учащается… Двенадцать. Ты дышишь так часто и ритмично, что постепенно начинаешь забывать, кто ты и где находишься в данный момент. Тринадцать…
Ритм дыхания, заданный Зорко, показался Юле немыслимо частым, но в какой-то момент, словно по щелчку, все мысли и тревоги ушли на задний план, а перед внутренним взором возникла картина из далекого прошлого.
— Итак, ты вновь в одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмомо году. Тебе только что исполнилось семь лет, — словно издалека доносился до нее голос Марии Сергеевны. — По такому случаю, родители повезли тебя в областной центр. Вы сходили в кино, посетили аттракционы в городском парке и поехали в гости к вашей родне. Четырнадцать. Юля, ты начинаешь дышать чаще и глубже. Глубже, глубже!
Голос ведущего многократным эхом отразился в ушах ведомой. Неожиданно Юля начала метаться на полу. Минуту, другую… И вдруг она застыла в неестественной скрючившейся позе, закрыв лицо руками, и… перестала дышать. Так продолжалось секунд тридцать. После чего резко вздрогнув, она выставила перед собой обе руки и тонюсеньким, как у маленькой девочки, голоском, запинаясь на каждом слове, громко выкрикнула:
— Не надо! Я все расскажу папе! Нет!
Девушка поднесла ладони к лицу и горько заплакала.
— Не надо, не надо… Я никому об этом не расскажу… Честное слово… — умоляла она своего невидимого мучителя. — Папа и мама никогда об этом не узнают, только, пожалуйста, дяденька, не делайте больше этого!
Зорко по-прежнему держала ее за руку, готовая в любой момент прийти на помощь.
— Нет! — вновь верещала она не своим голосом, хаотично сокращаясь всем телом, — Нет! Я не знаю вас! Нет, ты не моя мама! Ты не мой папа! Нет!!!
Делая частые судорожные вздохи, Юля схватилась руками за горло. Ее охватил приступ удушья. Как рыба на суше она беззвучно открывала и закрывала рот, не в силах сделать полноценный глубокий вдох.
Но и эта стадия длилась недолго. Внезапно девушка покраснела, натужилась и… совершила один большой глубокий вдох. И тут ее словно прорвало. Теперь хрипы смешивались с протяжными всхлипами и стонами, а по лицу молодой женщины ручьями текли слезы.
Неожиданно все стихло. Юля лежала на спине с безжизненным лицом. Она была так напряжена, что с огромным трудом часто и поверхностно дышала.
Внимательно следившая за своей подопечной Зорко среагировала с быстротой молнии. Она принялась с силой сжимать кисть девушки, надавливая в точке между указательным и большим пальцем, ближе к основанию последнего.
Бесполезно.
Еще сильнее.
Эффект оставался прежний: Петрова продолжала задыхаться.
Тогда она вскочила на ноги, подлетела к шторам и отстегнула одну из булавок. Возвратившись обратно, Мария Сергеевна молниеносно вонзила булавочное острие в тыл кисти Петровой.
Раз, второй, третий…
И вот, наконец, это дало результат. На лице молодой женщины появилось едва заметное движение, будто рябь от ветра пробежала по водной глади.
За тем еще, и еще…
И Юля открыла глаза.
В ее зрачках светилась едва сдерживаемая радость. Она взглянула на Зорко и широко улыбнулась. Юля выглядела счастливой.
— Мария Сергеевна, я вспомнила, что со мною было. Только теперь я не понимаю, как могла такое забыть?! — во взгляде девушки сквозило полнейшее недоумение. — Разве такое может забыться?..
— Тихо! Ты помолчи пока, — Зорко осторожно коснулась указательным пальцем ее губ, — мы с тобой еще не завершили. Закрой глаза и расслабься.