Контора - Алейников Дмитрий Александрович. Страница 21

В жизни Ольги Талльской мужчины не смогли занять достойного места, и, нужно признать, сами в этом и виноваты. Они не проявляли к Оле достаточного интереса. Не то чтобы вообще никто не клал глаза на эту миниатюрную девушку. Отнюдь не это я хочу сказать. Были и кавалеры и поклонники, был даже жених, но... это отдельная история, не слишком веселая, а точнее сказать, совсем невеселая. Ольга не любила вспоминать того человека и о том, что произошло между ними, так что и я опущу эти страницы.

Итак, вернемся к кавалерам и поклонникам. Никто из них не устраивал саму Ольгу, и хотя кое-кто из них переходил на какое-то время в качество любовников, но ни об одном из них она не вспоминала с теплотой или сожалением. Было и было.

Когда остались позади «школьные годы чудесные» с первыми танцами, поцелуями и прочими экспериментами в области взрослой жизни, Ольга уже твердо поняла две вещи. Во-первых, что она — не красавица и, что бы ни говорила ей мама, никогда ею не станет. Во-вторых, что даже дружба не является абсолютной ценностью: стоило ее очередному кавалеру показаться с нею в свете и выслушать мнение знакомых об «этой пигалице», как желание встречаться быстро остывало, а вскоре сходило на нет. В то же самое время в Ольгиной душе каким-то чудом выжил экзотический росточек: она продолжала надеяться и верить, что однажды и за ней прискачет прекрасный принц. Вот так и жила, веря в то, чего не может быть, и терпеливо ожидая того, во что не верила.

Сказка про Ассоль красива, но воплотить ее в жизнь, если алые паруса не появляются достаточно долго, крайне тяжело. Время от времени Ольга уставала ждать, довольствуясь вместо принца фигурой помельче, обжигалась и снова поднимала планку на прежнюю высоту, набираясь терпения ждать дальше.

Ольга Талльская скептически относилась к заверениям в вечной любви, обещаниям свозить в свадебное путешествие и познакомить с родителями. Трезвый ум девушки безошибочно отфильтровывал из потока речей крупицы истины, а по количеству выработанной словесной породы почти безошибочно могла предсказать финал очередного романа, романчика, новеллы...

Тем паче научилась Ольга различать фальшь явную. Поздравления от имени коллектива, дежурные комплименты знакомых и сослуживцев, а также клиентов, которые упражнялись в галантности, с целью снискать расположение госпожи Талльской и решить свои проблемы поскорее и с выгодой, — все это принималось как монеты скверной чеканки. Ольга даже вывела такую теорему: чем некрасивей человек, тем больше рассчитывают от него получить, задобрив лестью.

Ольга Талльская на сладкие трели давно уже не покупалась. Напрасно верткие гонцы из других городов растягивали рты в лучезарных золотозубых улыбках и смотрели на строгого старшего менеджера влюбленными глазами в надежде, что та смягчится и посодействует со скорейшим получением заказа. Тщетно. Не помогали ни конфеты, ни цветы, ни сувениры разной степени скромности.

А вот букет, преподнесенный Робертом Мастерковым...

Так интересно устроен человек: вещи вполне земные и реальные зачастую существуют для него в некоем общем, абстрактном виде, а всякие иррациональности, напротив, представляются вполне отчетливо, в деталях и подробностях.

Сколько труда стоит порой объяснить ребенку значение какого-нибудь слова! Помню, как одного моего приятеля шестилетняя дочка огорошила вопросом: что такое бином? Огорошила она его в аккурат за два часа до Нового года, когда приятель мой уже пару раз по пятьдесят «проводил год уходящий». Сами понимаете, обстановка, вечер такой волшебный, два по пятьдесят опять же, хочется, чтобы все вокруг были довольны и счастливы, — приятеля моего потянуло на подвиги. Он загорелся идеей ответить на вопрос любимого чада. Увы, единственный бином, который приходил на ум, — бином Ньютона. Все, что осталось от того бинома в памяти, — пирамида из чисел, составленных в каком-то порядке. В каком именно? Почему бином и при чем тут Ньютон? Приятель не помнил этого напрочь. В итоге он вовлек в семинар супругу, гостей, соседей. Постепенно разговор ушел в сторону от детского вопроса и переключился на проблемы воспитания, образования и интеллектуального развития отдельных присутствующих. Хорошо еще не передрались за час до полуночи!

Но бином, конечно, случай крайний. Более популярны вопросы типа: «Почему не падает самолет?», «Кто изобрел сковородку?», «Почему чулок называется чулком?» и, само собой, «Откуда берутся дети, эти самые вопросы задающие?». И что же? Пасуем, господа и дамы! Ох, как же часто мы обнаруживаем свою беспомощность перед лицом подрастающего поколения!

Зато застать нас врасплох, спросив о том, чего нет и быть не может, не удастся! Что касается всякой небывальщины, то все мы — ходячие энциклопедии. Кто разбудил Белоснежку? Как фамилия медвежонка Винни? И это еще цветочки! Попробуйте спросить о том, чего ни в одной сказке, ни в какой книжке не написано. Какой длины копье у Ланцелота? Где у Робина Гуда родинки? Чем болел в детстве Карлсон? Ответ будет дан мгновенно! И знаете, что интересно? Он, ответ, не будет придуман, но родится как бы сам по себе. Родится легко и естественно, без творческого поиска и мук, так, словно мы всю жизнь это знали и не придумали экспромтом, а именно вспомнили. Вот я, и говорю, что по части иррациональности все мы как минимум академики.

К чему я завел этот разговор? Ах да, к букету.

Так вот, Ольга была тронута. Главным образом не самими цветами, а тем, как они были преподнесены. Ее прежние дружки-ухажеры предпочитали не появляться в ее обществе далее порога спальни, а этот чудаковатый парень произвел свой эффектный жест, ничуть не смущаясь присутствием трех дюжин свидетелей, которых правильнее назвать зрителями. Ольга была тронута.

Объяснить очевидное — что хотел выразить своим поступком Роберт — она не могла. И, хотя она точно знала, что парень в кожаной жилетке ни капли не похож на ее принца, девушка прониклась к нему симпатией.

То обстоятельство, что юноша с первого же дня стал объектом для насмешек и подковырок сослуживцев, не смутило ее и не заставило переменить своего отношения к нему. Оля Талльская искренне и от всего сердца жалела Роберта и сочувствовала ему. Она даже пыталась повлиять на наиболее близких своих знакомых и подруг, обращая их внимание на то, как Мастерков доброжелателен ко всем, внимателен, вежлив, в конце концов.

И в самом деле, менеджер Роберт Мастерков отличался от сослуживцев, как говорили в прежние времена, кротостью нрава. Если кто-то обращался к нему — не важно, по работе или просто так, — Роберт тотчас бросал все свои дела, непременно вставал и замирал в позе, исполненной почтения и внимания к собеседнику. Обязательная улыбка, о чем бы ни шла речь. Мастерков никогда не перебивал, выслушивал подошедшего до конца, а отвечая, начинал с фразы вроде «Вы совершенно правы!» или «Какая удачная мысль!».

Подобная нарочитая вежливость выглядела бутафорски и многих раздражала. Но кто-то относился к такой концентрированной вежливости вполне лояльно. Наверняка были и такие, кто в душе млел от восторгов и похвал в свой адрес. Доброе слово, говорят, вызывает положительные эмоции даже у четвероногих млекопитающих вроде кошки домашней.

Спустя пару недель кое-кто из явных недоброжелателей Роберта начал замечать, что тешащие честолюбие сослуживцев высказывания не расточаются им направо и налево. Отнюдь. Хотя ласковое слово у менеджера Мастеркова находилось для всех и для каждого, но наибольшее внимание он неизменно оказывал тем, кто стоял чуть выше в иерархии фирмы. Он не уставал расхваливать аляпистые галстуки начальника сервисной службы, больше всех сокрушался, когда главбух помял крыло своего «опеля», при всякой встрече высказывал начальнику рекламного отдела свое восхищение по поводу оформления рекламных стендов на Садовом кольце, замечал и приветствовал любое изменение в туалете Ольги Талльской. Он единственный, кто поддержал — чуть ли не зааплодировал! — распоряжение о введении дежурств по субботам: один из менеджеров должен сидеть в офисе в выходной и отвечать на звонки идиотов, не способных прочитать график работы «Конторы».