Пленница греха - Кэмпбелл Анна. Страница 13

— Я принесу опийной настойки, парень.

Голос Талливера донесся словно издалека. Его заглушал шум в голове и ушах.

— Приступ прошел, — выдавил он.

— Опий поможет вам заснуть. Вы знаете, что сон — единственное, что вам помогает. Не хотите остановиться в гостинице? Спать в кровати гораздо удобнее, чем трястись в этой колымаге.

Кровать. Прохладные простыни. Тишина. Покой. Все это манило, как райские кущи.

Гидеон колебался. Он должен был доехать до Пенрина. Что-то срочное.

Он открыл глаза и увидел в сумраке кареты тревожное лицо девушки. Ну конечно. Если они остановятся, она может сбежать.

Надо продолжать путь. Придется принять ненавистный опий. И выстоять в одинокой схватке с ужасающими видениями.

— Не надо… гостиницы. Дай опийной настойки, Талливер.

— Есть, начальник.

Они ехали весь день. Наступила ночь, сэр Гидеон спал как убитый. Он лежал на скамье, слишком короткой для него, в неудобной позе. Веки его были плотно сжаты, мышцы вокруг глаз напряжены, губы побелели от напряжения.

Чариз отвернулась и невидящим взглядом уставилась в темноту. Кем были те люди, которым она вверила свою судьбу? Талливер, который со стоическим спокойствием смотрел беде в лицо… Акаш, умный, загадочный, словно некий заморский идол.

Сэр Гидеон…

Чариз приказала своему своенравному сердцу не трепетать при одной мысли о своем спасителе. Но с тем же успехом она могла приказать солнцу не подниматься в урочный час. С каждой минутой, проведенной в его обществе, Чариз все больше затягивало в сети того чувства, которое она испытывала, стоило ей лишь взглянуть на этого человека.

Сводные братья держали ее в изоляции несколько месяцев. Она не видела ни одной газеты, не получала писем. Не имела представления о том, что происходит в мире.

Если сэр Гидеон недавно вернулся из Индии, то некоторые вещи, вначале казавшиеся ей непонятными, находили простое объяснение. Его загар. Присутствие Акаша. Даже его болезнь. Возможно, он подхватил какое-то тропическое заболевание.

Чариз потрясли его страдания. Гидеон Трепитик, ее единственная защита от сводных братьев, тяжело болен. Но чем именно? Что за недуг с такой стремительностью превращал его из неукротимого ангела мщения в дрожащую развалину?

На рассвете сэр Гидеон слегка пошевелился, но и этого движения оказалось достаточно, чтобы проснулась Чариз. Она открыла воспаленные глаза и снова почувствовала острую боль во всем теле. Чариз то и дело посматривала на сэра Гидеона, приступов у него больше не было.

Не глядя на нее, сэр Гидеон застонал. Устало потер ладонью лоб. Чариз ощущала неловкость от того, что они с сэром Гидеоном делили тесное пространство салона. Она отвернулась к окну, подняла экран и увидела безлюдную пустошь.

Все признаки цивилизации остались позади, на расстоянии многих миль. Эти продуваемые всеми ветрами пустоши наводили тоску и страх на женщину, которая могла положиться лишь на своих попутчиков, абсолютно о них не зная. Чариз напомнила себе о том, что должна лишь радоваться тому, как складываются обстоятельства, ибо сводным братьям будет непросто выследить ее в этой глуши.

Она гадала, сколько еще времени намерен ехать сэр Гидеон. Выехав из Портсмута, они сделали всего одну остановку, чтобы сменить лошадей. Не теряя ни минуты, Талливер перепряг коней, перебинтовал ей руку и сунул в нее кружку с чем-то горячим. Затем они поехали дальше. Говяжий бульон, который выпила Чариз во время последней остановки посреди болотистых пустошей, оставил противный привкус во рту. К счастью, желудок у нее был луженый.

Она обернулась к сэру Гидеону и невольно вскрикнула:

— Вы ужасно выглядите!

Он удивленно засмеялся и потер ладонью выросшую за сутки щетину.

— Спасибо.

Чариз покраснела.

— Простите. Я не имела права…

— Ваше наблюдение если и, не вполне вежливое, то вполне точное.

Он говорил, как тот человек, который нашел ее на конюшне. Ироничный. Отчужденный. Владеющий собой.

Только сейчас она знала, что его самообладание всего лишь маска.

Может, он и говорил голосом человека, считающего себя хозяином жизни, но выглядел не намного лучше, чем накануне, когда дрожал в ее объятиях. Глаза провалились, под ними легли темные круги. Загорелая кожа приобрела болезненный желтоватый оттенок. Ему не мешало бы побриться и привести в порядок волосы.

Гидеон пристально посмотрел на нее:

— Как ваша рука, мисс Уотсон?

Она не сразу поняла, что он обращается к ней, успев забыть о том, каким именем ему представилась. К счастью, он не заметил заминки. Надо чаще напоминать себе об угрожающей опасности, если ее настоящее имя будет раскрыто. И это было тем труднее, чем сильнее ее влекло к сэру Гидеону. Чариз осторожно размяла пальцы. Больно, но лишь чуть-чуть.

— Гораздо лучше, спасибо.

Она пристально смотрела на него, развалившегося на потертом кожаном сиденье. Ноги он вытянул в проход. Эта колымага не была предназначена для человека его роста.

— Как вы?

Он потянулся и поморщился, затем откинулся на сиденье.

— Ничего особенного, просто я неважно себя чувствовал.

Чариз опустилась на колени.

— Позвольте, я сниму с вас сапоги и помассирую вам ноги. Я ухаживала за отцом, когда он был болен. Это помогало ему после плохой ночи.

Чариз забыла о том, что порядочная молодая леди не стала бы предлагать массировать ноги мужчине, который не приходится ей близким родственником. Она вспомнила об этом, лишь когда он с ужасом посмотрел на нее.

— Мисс Уотсон, прошу вас, не надо, не беспокойтесь. Со мной все в порядке.

Щеки ее вспыхнули от стыда. Она забралась на сиденье.

— Я… Обычно я веду себя более прилично.

Вчера он выдержал ее прикосновения. Подставлял ей лоб, когда она вытирала с него пот. Но вчера у него был приступ какой-то непонятной болезни.

— Это было великодушно с вашей стороны, — любезно произнес он.

Чариз ненавидела его любезность, поскольку понимала, что Гидеон не испытывает к ней никаких добрых чувств, точнее, лично к ней, не говоря уже об уважении или расположении.

Опустив глаза, чтобы он не заметил, как она поморщилась от боли, пытаясь открыть флягу с водой, переданную ей ночью Талливером, Чариз спросила:

— Хотите пить?

— Еще как!

Он взял флягу у нее из рук, не касаясь ее пальцев.

Чариз мысленно отругала себя за то, что обратила на это внимание. Видимо, он дал ей понять, что не потерпит фривольностей с ее стороны? Сэр Гидеон достоин похвалы за то, что ведет себя как человек чести.

Чариз понимала, что лицемерит. Ей хотелось, чтобы он вел себя по-другому.

Словно завороженная, она смотрела, как движется его адамово яблоко, когда, запрокинув голову, он жадно пил из фляги. Не ускользнуло от нее и то, как напряглись мышцы вокруг его глаз, когда он вернул ей флягу и откинулся на сиденье.

— Голова болит? — спросила Чариз.

Его губы тронула улыбка.

— Дьявольски болит. — Он тяжело вздохнул. — Все это, должно быть, вас пугает. Простите.

— Меня не так-то легко напугать, — безразличным тоном ответила Чариз.

— Ваше лицо выглядит гораздо лучше этим утром, — заметил Гидеон.

Чариз осторожно дотронулась до скулы. Опухоль, похоже, спала. И говорить стало намного легче. Усилия Акаша принесли свои плоды.

— Да.

Сэр Гидеон не сводил с нее пристального взгляда. Пристального и неумолимого.

— Теперь скажете мне правду? У вас нет никакой тети в Портсмуте. Вы убегаете от кого-то, кто угрожает вашей жизни. Я сразу это понял, как только увидел вас.

Гидеон уселся поудобнее и вопросительно посмотрел на нее. Если бы она заметила в нем хоть малую толику осуждения или гнева, она не стала бы ему ничего говорить. Но он выглядел заинтересованным, спокойным и способным помочь.

Чариз заерзала, испытав угрызения совести из-за того, что лгала ему.

— А почему, собственно, вы хотите мне помочь? Из-за меня у вас одни неприятности.