Пленница греха - Кэмпбелл Анна. Страница 22

Она говорила тихо, но твердо.

— Сара.

Он знал, что называть ее по имени было ошибкой, но слово само сорвалось с языка. Он должен сопротивляться близости между ними, а не поощрять ее.

— Я больше не буду благодарить вас.

— Пойдем?

Он жестом пригласил ее пройти вперед, но она не двинулась с места.

— Сара?

Проклятие, он снова назвал ее по имени. Каждая секунда в ее обществе добавляла ему мучений. Если он не установит между ними дистанцию, чем скорее, тем лучше, то не выдержит, схватит ее в объятия. А потом его начнет трясти и вывернет наизнанку.

— Мы не могли бы спуститься вниз, на пляж? Всего на минутку?

Она его просила об этом так, как мог бы просить конфету ребенок, которого лишили сладкого.

— Я так долго просидела взаперти. Мне так хочется увидеть море вблизи.

Он отчаянно пытался не замечать мольбы в ее ореховых глазах. Сжав кулаки, молился о том, чтобы голос его не дрогнул.

— Вам надо отдохнуть.

Уголки ее губ — сам Люцифер, должно быть, создал эти губы, эти влажные, красные губы, — опустились вниз.

— Я буду спускаться осторожно. Я не настолько хрупкое создание, как вы себе вообразили. Да, я испытала шок, но сейчас я в порядке. Откуда у вас такое предвзятое отношение к женщинам? С какими девушками вы общались?

— Не могу сказать, что я общался со многими девушками, — сказал он прежде, чем успел напомнить себе, что, откровенничая со своей роскошной мучительницей, едва ли выберется из того затруднительного положения, в котором оказался.

С каждой секундой она все больше становилась похожей на себя.

— Вы меня удивляете.

Будь она неладна, почему он испытывает такое сильное желание оправдываться?

— Я говорил вам, что в Пенрине жили в основном мужчины.

Если не считать ветреных любовниц его отца, которые иногда поселялись в доме. Отцу его нравились женщины красивые и легкомысленные, и ни одна из его пассий не питала ни малейшего интереса ни к наукам, ни к любящему науку отпрыску сэра Баркера, за что Гидеон был им от всего сердца благодарен.

— Но когда вы уехали из дома…

— В шестнадцать я поступил в Кембридж и с головой ушел в учебу.

Задумчиво хмурясь, Чариз обхватила себя руками.

— Мужчины, что учились в университетах, из числа моих знакомых, во время учебы вели отнюдь не пуританский образ жизни.

Он мрачно улыбнулся:

— Подозреваю, что мужчины, которые ухаживали за вами, не были младшими сыновьями без перспектив. Я был намного младше и намного беднее тех, с кем вместе учился.

Будь он другим, будь у него другая жизнь, он непременно оказался бы среди тех, кто ухаживал за ней. Он непроизвольно вытянулся, словно физически сопротивлялся этой запретной мысли. Выбившийся из косы локон, подхваченный ветром, упал на ее губы. И снова Гидеона потряс острый приступ желания.

Дыхание его участилось. Наконец он справился с собой и пошел вперед, чтобы спуститься по тропинке первым на случай, если какой-то камень расшатался. Он знал, что побежден.

— Смотрите под ноги. Спуск крутой, а сегодня вы уже использовали по крайней мере три из своих девяти жизней.

— Спасибо, — поблагодарила Чариз. — Я знаю, что я для вас настоящее испытание.

Она понятия не имела, какое она для него испытание, и дай Бог, чтобы оставалась в неведении и дальше. От желания схватить ее в объятия сводило мышцы, а сердце стучало так, как когда она чуть было не упала вниз. Только на этот раз причиной его состояния был не страх, а похоть.

Вспомнив о том, как она чуть не упала, Гидеон замедлил шаг. Он с трудом подавил желание схватить ее руку на случай, если она споткнется. Но он не мог рисковать, провоцируя очередной приступ. Он проклинал себя и свое влечение.

Чариз спустилась на песок неподалеку от него и подошла к морю. В ярком свете ясного дня красота ее была броской, захватывающей дух.

— Так вы отправились в Индию, чтобы нажить себе состояние?

Опять вопросы, черт их дери.

— Мне представилась возможность, и я уехал.

Гидеон стал прохаживаться по песку, Чариз шла рядом. Она прижимала юбку ладонями, чтобы ветер не приподнимал ее, но Гидеон успел насладиться захватывающим зрелищем ее стройных лодыжек и икр. Он на миг закрыл глаза, моля Бога о том, чтобы дал ему сил. Она убьет его.

— Вы работали на Ост-Индскую компанию?

— Мой талант к языкам привлек внимание людей, наделенных властью. Они решили, что я могу быть им полезен.

— В качестве торговца?

Она наклонилась, чтобы поднять ракушку, и от этого движения платье ее приподнялось. Он остановился, чтобы полюбоваться ею, и ту же пожалел об этом. Сжав кулаки, Гидеон боролся с искушением задрать ей юбки и заняться чем-то куда более приятным, чем сбор ракушек.

— Скорее как посредник.

Он не хотел говорить ей, что был шпионом. Если она захочет узнать правду, то сделает это без труда. Историю его жизни, весьма приукрашенную, опубликовали чуть ли не все газеты Британии. И не только в Британии, насколько Гидеону было известно.

Кое-что из напечатанного соответствовало истине, по крайней мере на первый, неискушенный взгляд. Остальное додумали газетчики, и в каждой новой истории было больше сенсационных подробностей, чем в предыдущей. В глазах общественности он был смесью Робин Гуда, Казановы и сэра Галахада. [1]

Гидеон стыдился своей скандальной известности.

Она распрямилась и провела чутким пальцем по краю белой ракушки. Он уже достаточно ее изучил, чтобы догадаться о том, что сейчас последует очередной вопрос.

— В Индии были красивые девушки?

— Да.

Она бросила на него быстрый взгляд, затем отвернулась, щеки ее окрасил легкий румянец.

— Вы были влюблены?

Господи, неужели все женщины помешаны на любви?

— Нет.

За шесть месяцев, которые Гидеон провел, путешествуя по индийским городам, где компания имела свои представительства, Он успел в полной мере познать радости плоти. Женщины были красивы и щедры и знали толк в удовольствиях. Он и представить себе не мог, что жизнь может быть такой. Секс стал для Гидеон наркотиком.

Его гедонистическому существованию внезапно пришел конец, когда он занялся настоящим делом. Опасность разоблачения была слишком велика.

Избегая новых вопросов, Гидеон зашагал вдоль моря. Чайки кричали над головой, так должно звучать одиночество.

Он мог бы догадаться, что Сара не даст ему сбежать. Он слышал, как хрустит песок у нее под ногами, — она бежала за ним следом. А потом коснулась его предплечья.

Сквозь ткань рубашки это прикосновение обожгло его. Желание молнией пронзило его, хотя плоть восстала против контакта. Он рывком убрал руку.

— Не прикасайтесь ко мне!

Она отступила, глаза ее потемнели.

— Простите, — хрипло проговорила она.

— Ничего. Просто не люблю, когда ко мне прикасаются.

— Хотите сказать, вам не нравится, когда я к вам прикасаюсь.

Господи, сколько еще ему предстоит вынести?

— Дело не в вас.

— Не надо щадить мои чувства. Я заметила, что вызываю у вас отвращение.

Он с шумом выдохнул.

— Это не так.

Проклятие, он не хотел причинять ей боль. Он чувствовал себя последним ублюдком, хотя вел он себя так не только ради себя, но и ради нее.

«Не будь идиотом, Тревитик. Девушка страдает не от настоящей любви, а просто она преклоняется перед героем. Эта болезнь у нее пройдет без последствий».

— Мисс Уотсон… Сара…

Он замолчал, чтобы не причинять ей страданий.

— Должно быть, вы считаете меня глупой.

Ветер заглушал ее тихие слова, и ему пришлось наклониться к ней, чтобы их расслышать. Голову кружил ее запах, смешанный с соленым запахом моря. Ноздри его раздувались.

Гидеону хотелось сказать ей, что она особенная. Но он не считал себя вправе говорить комплименты невинным юным девицам.

— У меня есть тетя, сестра моей бабушки на самом деле, которая пришла бы в ужас от моего поведения. Она так старалась сделать из меня леди. — Сара замолчала, набрала воздуха в легкие и продолжила: — Я была настоящим сорванцом, когда она за меня взялась. Мой отец воспитывал меня так, словно я мальчик, а не девочка. Видите ли, однажды все имения станут моими.