Пленница греха - Кэмпбелл Анна. Страница 26

Гидеон со стуком откинул тяжелую крышку. И тут же в нос ему ударили запахи. Легкий аромат лаванды и едва уловимый запах розовой воды, которыми, должно быть, пользовалась его мать.

Сара тихо подошла к нему.

— Я чувствую себя так, словно она здесь.

— И я.

Он говорил нарочито сдержанно. Он с трудом держал в узде свои чувства. Он поставил свечу на сундук, стоявший у него за спиной. Должно быть, Сара видела, как дрожат у него руки. Она не могла не заметить того, как колыхнулся язычок пламени в помещении, где не было притока воздуха.

Гидеон неохотно принялся перебирать содержимое сундука. Шляпки. Чепцы. Шарфы. Носовые платки. Чулки. Туфли. Перчатки из мягкой кожи козленка, которые обтягивали руки его матери. Руки, к которым он никогда не прикасался.

Наконец на дне он нашел аккуратно сложенную одежду. Рука его в перчатке скользнула по тяжелому шелку, и он вытащил то, что оказалось вечерней плащ-накидкой. Когда он развернул синюю с отливом ткань, запахло густым ароматом роз.

Гидеон бережно отложил плащ в сторону. За спиной он слышал шаги Сары — она осматривала чердак. Затем внезапно из-за спины его ударил свет.

— Это может помочь.

Она поставила на пол возле него фонарь.

— Этим фонарем я пользовался, когда читал.

— Я нашла его с вашими книгами.

Она опустилась на колени, и плечи ее были в нескольких дюймах от его плеч. Ему хотелось сказать ей, чтобы она отошла. Она была настолько близко, что он ощущал ее запах, слышал, как она дышит.

Неужели его близость действует на нее так же, как ее близость действует на него? Гидеон закрыл глаза и стал молить Бога, чтобы дал ему сил. Когда он вновь их открыл, Сара перебирала вещи, которые он бросил на пол.

— Все такое изящное, — едва слышно сказала Сара. — Словно все эти вещи сделали ангелы. Взгляните.

Она протянула ему шаль из кружев, тонких, словно паутина.

Он протянул руку, чтобы коснуться ткани, и сразу отпрянул. Всю его жизнь нежный призрак его матери преследовал его. Прикосновение к вещам матери заставляло его остро переживать трагедию, словно она умерла не более четверти века назад, а только что.

Он постарался придать голосу будничную интонацию.

— Не очень подходит для конца зимы.

Ему нужно было справиться с собой как можно быстрее, до того, как он выставит себя полным дураком. Он выташил атласное бальное платье. Богатая ткань цвета персика мерцала в свете свечей.

— И это не очень подходит.

Голос Сары звучал более хрипло, чем обычно. Словно она только что встала с постели. Да поможет ему Бог.

— Это, должно быть, она носила во время сезона в Лондоне.

Он по-прежнему пытался говорить так, словно ничего особенного с ним не происходило. Не хватало еще, чтобы Сара заметила, что он к ней неравнодушен.

— Мой отец никогда не принимал участия в светских увеселениях. По крайней мере не с теми людьми, с которыми он знакомил жену. Здесь, в Пенрине, ей едва ли могло пригодиться такое платье.

Все платья были слишком нарядными, чтобы Сара могла ходить в них по дому. Гидеон принялся, укладывать вещи обратно в сундук. Он знал, что все это лишь плод его воображения, но ему казалось, что они по-прежнему хранят теплотой хорошенькой смешливой девушки, королевы лондонских балов. Он закрыл сундук и перешел к следующему.

И, как в первом, с верху лежал и аксессуары. После недолгих поисков он протянул Саре пару прочных полусапожек.

— Посмотрите, подойдут ли они вам.

Первое платье, что он увидел, было милое дневное платье из муслина. Он распрямился и обернулся и пожалел о том, что сделал.

Сара сидела на сундуке, который они только что обследовали, примеряя обувь. Она приподняла юбки, обнажив тонкие лодыжки. Нижние юбки пенились, белые и заманчивые, вокруг ее изящных икр. Ее густая коса, перекинутая через плечо, повисла между грудями. Она наклонилась, и лиф платья опустился, обнажив бледную кожу в ложбинке.

Во рту у него пересохло. Сердце едва не выскочило из груди. В голове помутилось от желания повалить Сару на пол и овладеть ею.

Должно быть, он издал какой-то звук, потому что она испуганно посмотрела на него.

— Гидеон?

Только имя. Произнесенное с чуть вопросительной интонацией. Точно так же, как он стал называть ее по имени, она в какой-то момент стала называть его Гидеоном. Он стремительно повернулся к ней спиной и опустился на колени перед открытым сундуком. Он слышал хриплый звук своего дыхания, стараясь подавить поднимавшуюся в нем бурю.

Он не мог прикоснуться к ней. Как бы сильно ему этого ни хотелось. Он знал, что произойдет. Он напугает ее и вызовет в ней отвращение.

Он неуклюже вытащил из сундука первый попавшийся наряд и даже не взглянув на него.

— Как вам это? — сквозь зубы спросил он, не глядя на нее.

— Я думаю…

Она замолчала, и он почувствовал, как она берет наряд из его рук.

— Я думаю, что если я не хочу шокировать слуг, то должна найти что-то более приличное.

Он втянул воздух и заморгал, чтобы рассеять туман перед глазами. Он осторожно повернулся. Она стояла, глядя на него со смешанным выражением желания и тревоги. Сапог перевернулся и лежал на полу рядом с сундуком. Она держала перед собой, сжимая в кулаках бретели, тоненькую рубашку.

«Господи, дай мне сил». Он не станет представлять ее в одной этой шелковой кремовой рубашке, льнущей к ее податливому телу. Он категорически отказывается это делать.

Гидеон сжал губы так, что челюсть заныла, борясь с рождающимися в распаленном мозгу образами. Лицо его чесалось, он чувствовал, что краснеет все сильнее. Он вел себя как последний идиот.

В голосе ее, напротив, чувствовалась легкость и веселое изумление. Возможно, она не заметила его смятения. Затем он посмотрел в ее глаза и прочел в их глубинах тайное знание. Сара чувствовала, что он реагирует на нее так, как мужчина реагирует на женщину. Ее это пугало — страх тоже проглядывал в ее взгляде, — но не настолько, чтобы она бросилась от него наутек.

— Прошу прощения, — со сдавленной хрипотцой сказал он. — Я хотел дать вам это.

Неуклюже он передал ей платье из муслина. Она подошла, чтобы положить рубашку обратно в сундук, затем стала рассматривать платье.

— Что вы думаете?

Она подняла платье за плечики и приложила к себе, давая ему возможность его рассмотреть.

Господи, не могла же она нарочно его терзать? Она выглядела такой невинной и нисколько не волновалась. Что теперь, когда его мозгам отчасти вернулась способность соображать, показалось ему очень подозрительным.

— Не важно, что я думаю, — проворчал он. — Оно вам подходит?

— Похоже, подходит. А туфли — нет. У вашей мамы была ножка куда изящнее моей.

Она приподняла юбку на несколько дюймов, демонстрируя ему ногу в чулке.

Ведьма! Она мучает его забавы ради. Если бы он мог к ней прикоснуться, задушил бы. Если бы он смог к ней прикоснуться, не стал бы душить, а зацеловал бы до смерти.

И вдруг его осенило — такое озарение у него уже было, — что отправиться с Сарой на чердак на самом деле очень плохая затея. Он рассчитывал найти для нее пару нарядов и удрать без последствий. Теперь такой план представлялся ему абсурдно оптимистичным.

Проклятие, ему нужно было выбираться отсюда. Прямо сейчас.

Чердак казался таким просторным, когда он вошел туда. Теперь стены и потолок словно сжимались вокруг него.

В то время как он знал, что если что-то и сжимается вокруг него, то это ненасытное желание.

Он с торопливой неловкостью поднялся на ноги. От напряжения свело плечи.

— Все, что вам нужно, в этом сундуке. Я распоряжусь, чтобы слуги принесли его в вашу комнату.

Тон его заставил ее съежиться, но, справившись с собой, она принялась укладывать в сундук веши, которые он успел вынуть. Она была совсем рядом. Юбки ее с чувственным шепотом скользнули по его ногам. Теплый женственный запах Сары приглушил запах материнских духов.

Гидеон закрыл глаза и глубоко вдохнул этот запах. То был аромат рая. А он, бедный грешник, обречен на вечную муку стоять перед этими крепко запертыми воротами.