Пленница греха - Кэмпбелл Анна. Страница 39
— Вы верите в то, что никогда не дотронетесь до другого человека?
— Без трудностей — никогда.
Она не сдавалась.
— Тогда как вы намерены консуммировать наш брак?
Он напрягся. Атака последовала неожиданно. Он буквально клещами вытащил из себя ответ:
— Я должен. Я это сделаю. Я смогу.
Что-то в его лице, должно быть, насторожило Чариз.
— Гидеон, в чем дело?
Он отшатнулся, хотя она не приближалась к нему.
— Все нормально.
— Где вы были сегодня ночью?
— Я уже говорил вам. Я пил. И не сошелся во взглядах с парочкой хулиганов. Им досталось больше, чем мне, о чем я рад сообщить.
Она приблизилась к нему на шаг. Юбки ее шелестели. Господи, только бы она не дотрагивалась до него. Не сейчас.
— Это не все.
Гидеон чувствовал угрызения совести. Он боролся с абсурдным желанием признаться ей во всем и получить отпущение грехов. Хотя знал, что отпущения грехов ему не видать ни за этот грех, ни за другие, куда более тяжкие.
Чариз ждала от него ответа. Странно, он выдерживал мучительные допросы в Рангапинди, не проронив ни звука, но многозначительное молчание жены заставило его выложить свои тайны как на духу.
О, черт, почему бы ей не узнать о том, что он сделал сегодня? Возможно, так даже лучше. Пусть поймет, за какого труса она вышла замуж.
Он вытянулся во весь свой немалый рост, повернулся и посмотрел на нее сверху вниз.
— Я заплатил шлюхе, — хрипло сказал он.
Лицо ее потемнело от обиды, и он почувствовал отвращение к себе. На грани тошноты. Она отступила на несколько шагов. Она дрожала.
— Что… что вы с ней сделали? — спросила Чариз.
И тут от запальчивости его не осталось и следа. «Что я с ней сделал? Ничего».
— Я не мог. Я думал… — О Боже, как унизительно. Он сжал кулаки. — Я думал… я думал, что причиню вам боль, когда лягу с вами. Я думал, что если выпущу пар, то для вас все пройдет проще. Я бы скорее отдал свою жизнь, чем… чем причинил бы вам боль.
Господи, он заикался, как застенчивый школьник.
Он рискнул взглянуть на нее. Как ни поразительно, губы ее сложились в слабую улыбку, хотя взгляд оставался серьезным.
— Я бы предпочла, чтобы вы сделали больно мне, чем пошли бы к другой женщине.
Он ожидал истерику, гнев, слезы. От шока он заговорил быстро и не заикаясь:
— Я надеялся, что с профессионалкой смогу совершить акт. Я никого не касался по своей воле после Рангапинди. Вы видели, что со мной происходит, когда я прикасаюсь к кому-нибудь. Я в чертовски плохой форме, чтобы совершить это с неопытной девушкой. Я надеялся… Если я смогу дотронуться до незнакомки, то смогу это сделать с вами, смогу совершить акт, не причинив вам боли.
И тут он признался втом, в чем не хотел признаваться:
— Но я не смог. Я счел это предательством по отношению в вам.
Она улыбнулась шире, словно он совершил что-то хорошее, что-то воистину замечательное. Словно ему нечего стыдиться, а совсем наоборот. Дьявол ее возьми, что с этой девушкой было не так? Ничто, что бы он ни сказал и ни сделал, каким бы отвратительным ни был его поступок, не могло заставить ее презирать его, как он того заслуживал.
Он не мог больше смотреть в ее глаза. Красота ее лица, ее честность, ее любовь прожигали до самых глубин его души. Жгла его душу. Волоча тяжелые, словно налитые свинцом ноги, он подошел к окну.
Небо начало сереть. Его брачная ночь закончилась. А невеста так и осталась девственницей.
Она подошла и встала рядом.
Начинается новый день.
— Впереди у нас только тьма, — сказал Гидеон.
— Я в это не верю.
Чариз не сводила с него глаз.
— Вы поверите.
Он присел на подоконник. Он чувствовал в себе опустошенность, потерянность. Он понятия не имел, куда брести. Не в первый раз он подумал о том, не навлек ли он, женившись на Чариз, на нее большей беды, чем могли бы навлечь ее сводные братья.
Она стояла слишком близко, но не притрагивалась к нему.
— Вы хотите лечь? — неуверенно спросила она.
— Нет. — В предрассветной дымке он видел ее лицо более отчетливо. Она выглядела очень усталой. — Идите спать.
Она покачала головой и опустилась на колени на красный ковер у его ног, поплотнее запахнувшись в его сюртук.
— Вы спали меньше, чем я.
— Я привык.
Она подтянула к себе колени и обхватила их руками. Волосы ее рассыпались по плечам. В этой позе, с распущенными волосами она выглядела совсем юной, почти девочкой. И только выражение ее глаз говорило о том надрывающем сердце опыте, который она приобрела. За последний час она изменилась, приняв на себя часть тьмы, которая довлела над ним.
То, чего он так боялся, все же случилось. Яд Рангапинди отравил ее солнечный дух. И противоядия не было.
Она уставилась на горящие угольки в камине. Гидеон инстинктивно поднял руку, чтобы провести по ее густым волосам, чтобы успокоить ее.
Сердце его сжалось от боли, а рука безвольно упала.
Глава 14
В одной рубашке Чариз лежала одна на большой кровати. Уже пробило полночь. На улице похолодало, поэтому в камине горел огонь.
Ни звука не доносилось из гостиной. Дверь в нее была закрыта. Чариз знала, что Гидеон там — готовит себя к тому, что должен совершить. Она тоже весь день укрепляла дух. В животе ее громадные уродливые жабы страха перепрыгивали друг через друга. Дрожащими пальцами она перебирала вышитый край тонкой льняной простыни.
Не случится ли так, что консуммация брака толкнет его за грань?
Гидеон стоял на краю мрачной бездны. Один неверный шаг, и безумие поглотит его. Чариз поняла это прошлой ночью, когда он рассказал ей о Рангапинди. То, что ему довелось пережить, сломило бы любого.
Могла ли она его излечить? Могли хоть кто-нибудь его излечить?
И все же им обоим придется пройти через испытания этой ночи. Она сказала Гидеону, что сможет сделать то, что от нее требовалось. Но каждая минута промедления, каждая минута одинокого ожидания заставляла ее все сильнее сомневаться в том, что испытание окажется ей по силам. Если Гидеон не появится в ближайшие несколько минут, мужество оставит ее.
Чариз прикусила губу и закрыла глаза, молча моля небо о том, чтобы дало ей силы пережить испытание. Ничего не помогало.
Когда она открыла глаза, Гидеон стоял на пороге. Дверные петли в лучшем номере гостиницы, конечно же, были хорошо смазаны.
— Здравствуйте, — сказала она первое, что пришло на ум.
Глупо, если учесть, что она всего полчаса назад покинула его, оставив наедине с бокалом бренди. Весь день они провели вместе. Оба нервничали, избегая говорить о том, что должно произойти ночью.
Его красивые губы скривились в насмешке, которая тут же отпечаталась в ее истомленном сердце.
— И вам здравствуйте.
Он был в рубашке и брюках. Рубашка была расстегнута у ворота. В прорези проглядывала крепкая грудь, покрытая темными завитками волос. Эта волосатая грудь повергла ее в шок. Ступни его были длинными и узкими. Он стоял на пороге босиком. Но на руках его по-прежнему были тонкие перчатки из кожи козленка.
Все это она увидела сразу, окинув его взглядом. Чариз натянула одеяло до самых плеч. Она сидела в постели, прижавшись спиной к резному дубовому, изголовью. Она, как обычно перед сном, заплела волосы в косу. Почему-то ей показалось неприличным оставлять волосы распущенными. Распущенные волосы — слишком узнаваемый атрибут убранства невесты, с замиранием сердца ждущей в постели своего жениха. Разница между ней, Чариз, и стереотипной невестой состояла в том, что в сердце Чариз было куда больше страха, и боялась она не за себя, не за свою девственность, с которой ей вскоре предстояло расстаться, а за своего жениха. Увы, радости Чариз не испытывала.
Она преодолела застенчивость и подняла на него глаза.
— Что… что вы хотите, чтобы я сделала? — спросила она едва слышно.