Пленница греха - Кэмпбелл Анна. Страница 45

Гидеон прикоснулся к ней, и она утратила способность мыслить. Она готова была на все, только бы он прикоснулся к ней снова.

Гидеон, однако, не ушел, а свернул влево перед самой дверью и присел на пуфик возле двери и с яростью принялся стаскивать свои ботинки.

Чариз с облегчением вздохнула. Ее переполняла радость. Она едва могла в это поверить. Он решил остаться.

Более того, он подтвердил ее теорию о том, что на пике эмоций он свободен от своей фобии. Он прикасался к ней, нес ее на руках. Не дрожал, не дергался.

Света в комнате хватало для того, чтобы она могла разглядеть, что он по-прежнему раздосадован. Раздражение выдавали его резкие движения и упрямо сжатые губы.

— Хочешь, чтобы я тебе помогла? — робко спросила Чариз.

— Не дави на меня, Чариз, — угрюмо ответил он, встал и направился к кровати.

Чариз подвинулась, освобождая ему место, и нырнула под одеяло. Интимность, созданная его сегодняшним присутствием, была сильнее, чем при вчерашней вынужденной консуммации.

Он лег в кровать, но не прикоснулся к Чариз.

— Ты не собираешься раздеться?

— Нет.

Господи, он даже перчаток не снял. Это казалось странным.

Он устроился удобнее.

— Гидеон…

Когда он повернул голову на подушке, она увидела, как блеснули его глаза.

— Спокойной ночи, Чариз.

В голосе его звучала обида. Ему не нравилось, когда им манипулировали. Когда принуждали к близости. Она не могла его за это осуждать.

Но он здесь. Рядом с ней в постели.

Это ее первая победа. Теперь надо придумать, как разжечь в нем страсть, чтобы в следующий раз, когда они будут делить эту постель, он прикасался к ней.

Жаль, что она так мало знает о мужчинах. На помощь ей мог прийти разве что инстинкт. То, что произошло между ними прошлой ночью, было пропитано болью и стыдом. Но те чувства, которые Гидеон возбуждал в ней, должны найти свое выражение. В этом акте должно быть удовольствие. Недаром все люди стремятся совершить его?

Возможно, в скором времени Чариз это выяснит.

— Спокойной ночи, Гидеон, — сказала Чариз, обхватив себя руками, чтобы ненароком не дотронуться до него.

Глава 16

Со времен Рангапинди ужас и боль отравляли сны Гидеона. Этот сон принадлежал иному, благостному миру. Тонкие руки обнимали его. Нежная женская грудь была у него под щекой. Женщина дышала в одном с ним ритме.

Ощущение отверженности, которое испытывал он всякий раз, когда просыпался, исчезло. В этой чарующей фантазии он снова стал частью человеческой расы.

Господи, не дай ему проснуться.

Пока не надо.

Гидеон крепче сжал женскую талию и уткнулся лицом в роскошную грудь. Перечно-цветочный аромат щекотал ему ноздри.

Знакомый запах.

Он знал, кто ему снится. Он с самого начала это знал.

— Чариз, — прошептал он, уткнувшись губами в тонкий шелк, прикрывавший ее грудь.

Чариз провела рукой по его волосам, убрала прядь со лба.

Нежность этого жеста резанула его по сердцу, у него перехватило дыхание.

Физические подробности этого сна были такими насыщенными. Такими реальными.

Слишком реальными.

Он знал, что не спит. Краткое тепло было жестокой насмешкой. Запах Чариз превратился в приторную вонь разлагающейся плоти. Вместо ее нежных пальцев он чувствовал мертвую хватку смерти.

Тошнота поднималась к горлу. Он откатился в сторону и повернулся к ней спиной.

— Проклятие, — простонал он, закрыв лицо дрожащими руками, опасаясь, что его сейчас вырвет.

— Гидеон?

В голосе ее была тревога.

Но как ни плохо ему было сейчас, он успел заметить, что сильно возбужден. Он был тверд, как дуб. Особенность его недуга заключалась в том, что тело его продолжало реагировать на внешние раздражители, как тело нормального двадцатипятилетнего мужчины.

— Гидеон, ты в порядке?

— Да.

Он лгал.

Сквозь задернутые шторы в комнату проникал солнечный свет. Зашуршали простыни — она приподнялась на колени. Чертовски многозначительный звук. Желание бурлило в крови, настойчиво требуя утоления, и зов желания отчасти заглушил воющих в его голове демонов. Он даже не знал, что сейчас терзало его сильнее — желание или демоны.

— Я не верю тебе.

Матрас прогнулся — она подвинулась ближе к нему. Затем — да поможет ему Бог — жаркое прикосновение ее руки к напряженной спине.

Он замер, напрягся еще сильнее, борясь с желанием опрокинуть ее на спину и утолить ненасытное желание.

— Ты что, не знаешь, что меня не надо трогать? — процедил он сквозь зубы.

— Я знаю, что ты провел ночь, лежа в моих объятиях, — тихо произнесла она, не убирая, черт ее побери, руки.

Его прошиб холодный пот. Теперь там, где она касалась его, возникло целое озеро жара, и это озеро просачивалось в кровь, доводя ее чуть ли не до кипения.

— Я спал, — прорычал он, наслаждаясь ее прикосновением и ненавидя его.

— Я знаю, — терпеливо сказала она, поглаживая его спину медленными круговыми движениями.

Она искушала его, провоцировала. Мучила. Член его дрожал от желания оказаться в ней.

— Проблема в твоей голове, а не в твоем теле, — сказала Чариз.

Как могла она говорить так спокойно, когда он был на грани срыва?

Надо бежать от нее, пока не поздно. Гидеон вскочил и обернулся к ней:

— Я знаю. Но то, что чувствую, не плод моего воображения. Господи, Чариз, если бы я мог…

Он замолчал и судорожно втянул в себя воздух.

Чариз побледнела. Она опустилась на колени на смятые простыни в этой своей соблазнительной ночной рубашке. Гидеон упорно старался не замечать, как упирается ее грудь в прозрачный шелк. Он потерпел поражение. Глаза его пировали на этих роскошных округлостях. Рот наполнился слюной. Он сжимал и разжимал кулаки, только бы не схватить ее.

— Неужели ты не понимаешь, что это означает? — спросила Чариз, словно не замечая его нетерпения.

Голос ее перекрывал громкий стук его сердца. Он почти не слышал ее. Может, он пропустил что-то из того, что она сказала, пока пялился на нее как взбудораженный подросток?

— Гидеон?

Он повернулся и распахнул шкаф.

Теперь, когда она не притрагивалась к нему, желание грозило одержать над ним верх.

Гидеон нащупал то, что хотел, и, повернувшись к Чариз, швырнул ей желтую пелерину.

— Ты замерзла.

Чариз поймала накидку и вопросительно посмотрела на него. Надежды его оказались напрасными — она не стала прикрывать свое тело.

Проклятие, за окном февраль. Неужели у этой женщины нет ни капли здравого смысла? Сквозь шум в ушах он пытался сконцентрироваться на том, что она говорила.

— …и тогда ты свободен.

— Свободен?

Ее нежные розовые губы сложились в узкую, полоску.

— Ты слушаешь?

Вверх по спине пополз жар. Он заставил себя уставиться на картину на стене. Безобидный пейзаж. Но он его не видел. Перед глазами стояла Чариз, какой он увидел ее, проснувшись: розовая, со слегка встрепанными после сна волосами.

— Конечно, слушаю.

Она хмыкнула, выражая сомнение. Он не мог сопротивляться желанию смотреть на нее. Но, поддавшись искушению, тут же об этом пожалел. Она стояла на коленях на кровати перед ним и была слишком доступна.

— Это важно, — сказала она.

— Что?

Она перестала улыбаться.

— Когда ты забываешься, то становишься свободным.

Гидеон нахмурился.

— Я никогда не забываюсь.

— Нет, забываешься. Ты забываешься, когда дерешься, забываешься во сне. Возможно, если бы ты сильно хотел, мог бы забыться в…

— В хорошем сексе? — закончил он за нее с сарказмом. В нем опять заговорило отчаяние. — В Лондоне кто только из врачей не ковырялся в моей голове. И ни один не предложил лечение сексом. Возможно, им следовало бы подумать над таким способом лечения. Даже если бы метод не сработал, пациенты не были бы на них в обиде. Ты, черт возьми, прикроешься наконец? — сорвался он на крик.