Князь Барбашин 3 (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович. Страница 110

Под захваченной крепостицей чердынская рать простояла несколько дней и приводя себя в порядок, и лишь затем князь Великопермский повёл её дальше.

А в это время лужавуй Мамич-Бердей радостно встречал армию сибирского хана возле стен древнего Керменчука. Пиры и празднества длились несколько дней, воины ели, пили и соревновались меж собой, а лужавуй и хан несколько раз выезжали на охоту и почасту беседовали с глазу на глаз, чем сильно нервировали казанских беков и мирз, желавших возродить ханство, но не посадить Кулук-Салтана на ханский трон. А тут ещё эта идея об объединении черемис в отдельный удел. Страна, ещё не освободившись от чужеземного ига уже трещала по швам, и казанцы понимали, что нужно как можно быстрей брать Казань, звать на помощь крымских Гиреев и избавляться от "союзников" в виде сибирского хана и того же Мамич-Бердея. Так что они облегчённо выдохнули, когда празднества наконец-то закончились, и объединённая армия, развивая предыдущий успех черемисов, пошла на Арск, где её встретили не как завоевателей, а как освободителей от злоупотреблений царских чиновников. Восставшие, после недолгого штурма, заняли Арский Острог, что находился всего в пятнадцати верстах на северо-восток от Казани у Япанчинской засеки, после чего, вобрав в себя ещё несколько отрядов, смело выдвинулись в сторону бывшей столицы ханства.

*****

Торговый гость Никита Петров сын стоял на носу морской бусы и внимательно разглядывал приближающиеся берега Гиляна. За спиной остался долгий путь от стен Тарусы и молодая жена. Впереди же ожидали жаркие денёчки, как в прямом, так и переносном смысле.

Свадебку с Дуняшей они сыграли ещё по-осени, и сейчас молодая жена была уже на сносях, отчего покидать её было особенно грустно. Ведь жену свою молодой купец любил по-настоящему, а не гонялся за её приданным, как многочисленные таруские женихи, невзлюбившие Никиту из-за вхожести в дом Чертила. Впрочем, тестюшка на приданное не поскупился, так не поскупился, что смог Никита, на зависть всем в Тарусе, записаться торговым гостем и войти полноправным членом в возникшую недавно, но уже получившую огромное влияние Гостинную сотню. Теперь торговое товарищество, возглавляемое Никитой, стало самым богатым товариществом в городе, что явно не добавило ему любви среди купеческого общества Тарусы. Хотя в открытую с ними конфликтовать боялись: кто был третьим складником в товариществе купцы знали и понимали, что против такой силы они не играют. Но Чертил прекрасно понимал, и вдалбливал это понимание в голову зятя, что стоит им оступиться и те, кто сейчас подобострастно здоровался при встрече, сожрут и их, и товарищество не поморщившись. Но, как любил повторять их третий складник: боишься - не делай, далаешь - не бойся. Так что товарищество продолжало работать, богатеть и расти. Поездка в турецкие земли пришлась им обоим по вкусу и, заручившись поддержкой князя, они продолжили эксплуатировать новый маршрут. Для чего пришлось нанимать толкового приказчика, ведь быть одновременно в Персии и в Турции тесть с зятем не могли, тем более, что сам-то он уже в поездки и не хаживал, а занимался исключительно оружейным заводиком, который своими проблемами вытягивал из него буквально все силы. Вот видит бог, знал бы, во что это выльется, отказался бы. Да только прошлого не вернёшь!

Самым сложным участком в новой мануфактуре был тот, где собирали ружейные замки, как привычные фитильные, так и новомодные - кремневые. А уж умельцы для дорогих колесцовых замков, которые на Руси повсеместно именовались нюрнбергскими, и вовсе сидели отдельным рядком. Но при этом своих обязанностей тесть не чурался, и мануфактура постепенно набирала обороты, выпуская аркебузу за аркебузой.

Так что участь ходока в иные земли выпала на Никиту, да на молодого и разбитного Оньку, который был единственным сыном из семи детей таруского пищальника.

В прошлом году Никита свозил Оньку в султанскую столицу, показав и обсказав на примерах многие хитрости, да распродав последний янтарь. А нонеча оба поехали с товаром, да в разные места. Онька в турскую землю, а Никита в землю персидскую.

Но перед самой поездкой он, наконец-то, познакомился с их таинственным складником-аристократом, который по-настоящему удивил купеческого сына. Да, торговлей занимались многие знатные люди, даже они с тестем работали теперь не только с князем-боярином, и Никита уже привык к тому, что чем знатнее был род аристократа, тем чванливей он вёл себя с купцами, буквально всем, даже собственным видом показывая ту пропасть, что существовала между ними. И это если сам аристократ снисходил до общения с купчишкой, а в основном же с ними говорили их тиуны или приказчики. А вот князь простого общения с купеческим сыном не чурался, пригласил к столу, беседу вёл легко, не дулся от важности, не бросал слова через губу, задавал весьма практичные вопросы, сам давал ответы робеющему парню. И при этом умело балансировал на той границе, что отделяет хорошее отношение начальника от панибратства с начальником.

А уж его знания! У Никиты по мере общения складывалось такое ощущение, что князь знает куда больше о тех местах, чем говорит и легко бы вёл там успешную торговлю и без них. Просто в двух местах одному быть невозможно, вот и пользуется князь услугами купеческой семьи в своих целях. Ну как они с тестем пользуются услугами Оньки.

А потом разговор свернул на деловое русло и вот тут Никита буквально выпал из реальности, поражаясь необычным взглядам князя на простую торговлю.

Начал князь с того, что торговля с Персией и прочими ханствами, что к берегу моря Хвалынского выходят, для Руси зело как выгодна. Ибо если в закатные страны по-большей части всё ещё простой товар идёт, то на восток пойдёт товар высокого передела, то есть работа русских ремесленников. Что поспособствует росту производства в стране и обогащению ремесленной части её населения. И князь, от лица государя, будет весьма недоволен, если Никита, или кто-то из иных купцов, что уже вошли или ещё войдут в Русско-Персидскую компанию, повезут за море любой необработанный товар. А то нашлись уже умники, что повезли сухое дерево для стрел, а не сами стрелы или хотя бы "стрельную стружу" или "деревца стрельные", как именовали на Руси готовое древко для стрел. Русский ремесленник умеет всё, а потому не стоит кормить чужого ремесленника, не накормив прежде своего.

От подобных взглядов мысли у Никитки путались основательно, однако основной смысл того, что тобъяснял ему князь, он всё-таки понял. А практичный ум уже защёлкал в поисках будущего источника дохода. Всё же Таруса не зря была торгово-ремесленным городом, и умельцы стрельники в ней тоже имелись. Надобно будет узнать, сколько персы за пук древок давать будут, а там, глядишь, можно и договорится с мастерами-то! Лишние доходы никому ведь не помешают. А большой заказ позволит и хорошие отношения с ними завести. А хорошие отношения - это ведь ещё и связи, которые в горькую годину помогут перебедовать, коль совсем худо будет.

Понимающая усмешка князя вырвала его из приятных мыслей и заставила покраснеть, словно девицу. А князь же, продолжая усмехаться, продолжил свой разговор-поучение. И вышел от него молодой купец в полнейшем раздрае, но полный идей и мыслей.

А потом была подготовка к плаванию, загрузка судов товарами, прощание с женой и вот уже три струга новоявленного тарсусского гостя побежали по вешней Оке на свидание с Волгой-матушкой. Там, в богатом и растущем Нижнем Новгороде по-прежнему собирались купцы, как с Оки, так и с верховьев Волги, чтобы сформировать большие караваны и нанять охрану, так как волжский путь, особенно ниже Казани, не отличался безопасностью.

Вот и их по пути попытались ограбить местные любители чужого добра. Однажды утром два или три десятка лодок выскочила из скрытой от взгляда камышом протоки и попыталась атаковать купеческие корабли. Однако охранные струги и купеческие дружины создали перед ними такую стену из огня и свинца, что быстро заставили безоглядки броситься назад, в тщетной попытке спастись. Тщетной, потому как струги корабельного приказа, под завязку набитые стрельцами, бросились за ними в погоню и устроили прямо у берега немилосердную резню. А тех немногочисленных пленных, что всё же выжили в ней, просто и без затей вытрясли на предмет знаний про захоронки и основной лагерь, после чего преспокойно удавили, свершив над разбойниками скорый суд, в котором председательствовал дьяк из Корабельного приказа. А на главный лагерь, что был расположен чуть дальше, в лесных чащобах, была спланирована отдельная вылазка, которая позволила хоть на время очистить этот участок реки от разбойного люда, хотя и не принесла изрядного барыша: разбойнички явно сидели на мели. Что же, теперь их везли в кандалах на заморский торг, ибо они никак не подпадали под указ царя о "христианском ясыре".