Князь Барбашин 3 (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович. Страница 89

Каждый воин для боя был оснащён нагрудной кирасой, по типу европейских, так как кольчуги были более трудоёмки в производстве и горжетом, прикрывающем шею. Для стрельбы часть морпехов использовали фитильное ружьё, калибром 22 мм или мушкетоны. Остальные составляли отряд пикинёров, чья роль была в прикрытии перезаряжающихся стрелков от атак кавалерии и вражеской пехоты. А вот в роли холодного оружия все морпехи использовали абордажные сабли, которые своим видом напоминали саблю настоящую, но были короче её и гораздо массивнее, что позволяло рубиться в тесных корабельных помещениях, и с успехом применять её на манер топора - против абордажных крючьев, или против оснастки вражеского корабля. Всё же морская пехота создавалась больше для корабельных схваток, чем для правильных боёв на суше.

Учения, проведённые князем, показали достаточную выучку бойцов, вот только настоящую их подготовку покажет только бой. И хотя многие из стоящих перед князем парней уже побывали в переделках, всё же он считал пока что свой полк необстрелянным.

Но если с пехотой было всё более-менее понятно, то вот корабельный состав вызывал у князя зубовный скрежет.

Флагманом русского флота стала каракка "Дар божий", для которой за зиму подобрали экипаж и провели небольшую модернизацию, так как на большую просто не оставалось времени.

А людей на корабль потребовалось много, ведь у него имелись свои тонкости в работе с парусами. Так, самый большой корабельный парус имел ширину около тридцати метров, а его вес (и это без бонетов и в сухом виде) превышал одну тонну. Так что тягать такое полотнище и без лишних обвесов было то ещё удовольствие. Бонеты же представляли собой дополнительные куски паруса, которые крепились к нижней шкаторине основного полотнища, увеличивая тем самым его рабочую площадь. А бывшая "Санта Катарина" использовала аж два бонета для увеличения парусности своего основного паруса. Так что трёх мореходов, как на шхуне, тут для работы с парусами было явно маловато.

Да и с артиллерией было не всё так просто. Из-за высокого расположения над палубой орудия квартердека и полубака не имели больших калибров. В сущности, это были крупные мушкеты и мелкие пушки, установленные на планшире. Только посреди судна на палубе находились лафетные орудия, стрелявшие ядрами солидного веса. Ну и в корме имелись пушечные порты, и соответственно, пушки, чтобы вести огонь назад. А вот в бортах пушечных портов не было, поскольку на палубе располагалась всего одна батарея орудий, которые стреляли через проемы в ограждении. Разумеется, старые пушки были давно уже сняты, а вместо них установлены большие морские единороги, отлитые из медистого чугуна.

И всё равно, "Дар божий" больше походил на неповоротливый и слабовооружённый утюг, чем на грозный боевой корабль. Правда, всего лишь с точки зрения попаданца. Для местных же аборигенов он являл собой технологический пик кораблестроения и истинную морскую мощь. Недаром каракки на данный момент составляли основу всех военных флотов Европы.

Вот только помимо нежданного трофея больше подобных кораблей у Руси не было. А сразу за ней шли всё те же шхуны, так как полноценные скоростные галеоны строить только начали. Ну и бомбардирские корабли, "придуманные" попаданцем для обстрела береговых объектов. К началу летней навигации их во флоте было целых два: "Гром" и "Морж", получивших свои имена от героя Чесмы и первенца русских канонерок. Так что "Гром", "Морж", "Аскольд", "Св. Софроний", "Св. Евсхимон", "Св. Евстафий", "Св. Савва", "Варяг", "Алмаз", "Стрелец", "Единорог", "Громоносец" и "Латник" вместе с "Даром божиим" и составили весь корабельный состав молодого флота. Ну, если не считать струги-галеры, которые были весьма хороши в шхерах, но не в открытом море.

И у всего этого флота была одна большая проблема: кадровая. Половину мореходов на кораблях как обычно составляли вчерашние крестьяне. Офицерский же состав представлял из себя сборную солянку из уже имевших большой опыт походов и боёв ветеранов и вчерашних гардемаринов, которым этого опыта негде было набрать. Канониры, хоть и тренировались всю зиму, но и там количество новобранцев просто зашкаливало, так что о меткой стрельбе предстояло только мечтать. В общем, стандартная ситуация дикого роста, с которой Андрею и предстояло идти в первый настоящий бой.

Глядя на весь этот бедлам, он даже слегка поменял своё мнение о Петре, долгое время боявшегося посылать такой вот, с позволения сказать, собранный с бору по сосенке флот против более опытного шведского. Ну да не боги горшки обжигают!

А вот первый опыт, который получили подразделения флота, стал штурм ливонской Нарвы, в котором участвовали его морские пехотинцы и бомбардирские корабли.

"Гром" и "Морж", встав на якоря, принялись выстреливать из своих огромных мортир, что стояли на чугунных поддонах, дабы палуба при выстрелах не проседала, пятипудовые ядра, вызывавшие в городе большие разрушения. А армия новгородского наместника, князя Михаила Барбашина тем временем блокировала город с запада, полностью прервав его сообщение с остальной Эстляндией. И очень скоро Нарва, давно переставшая готовится к долгой осаде, стала испытывать нехватку продовольствия и фуража. Но хуже всего было то, что русские стали применять при обстреле калёные ядра, которые вызывали в городе частые пожары, с которыми горожане некоторое время ещё справлялись. Пока, наконец, в городе не вспыхнул пожар такой силы, что охватил большую часть нарвского предместья. Не в силах справиться с таким огнём, городские ополченцы ударились в панику и стали поодиночке или целыми отрядами оставлять свои позиции. Чем тут же воспользовались русичи, ринувшись на штурм пылающего города.

Практически молниеносный захват городских ворот поставил жирную точку в обороне Нарвы. Когда в город хлынули основные силы осаждавших, паникующие горожане, вместо того, чтобы выстроить на их пути баррикады и продолжить сопротивление, просто разбежались кто куда. А последние готовые сражаться защитники города, видя такое дело, немедленно отступили в замок, в котором они ещё надеялись отсидеться до подхода орденской армии, оставив сам город на милость русских войск.

И поначалу их не беспокоили, так как занявшие городские кварталы русские служилые люди сначала бросились тушить ими же сотворённый пожар, и лишь справившись с огнём, начали основательную подготовку к штурму осаждённого замка, не забыв перед этим предложить рыцарям сдаться. На что те ответили гордым отказом. Что же, установив свои и развернув в сторону замка захваченные нарвские орудия, русичи усилили обстрел последней оставшейся твердыни Ордена. А укрывшийся в ней вместе с рыцарями и их людьми нарвский фогт Генрих фон Гогенфельс, осмотрев замковые запасы, с горечью убедился, что ему просто нечем обороняться. Пороха в замке была всего пара бочонков, а в кладовых было, как говорится, просто шаром покати: немного пива и ржаной муки вовсе не те запасы, что необходимы оставшимся защитникам. И если армия Ордена не появится в ближайшие дни, их участь была предрешена.

Увы, как известно, ландмаршал не решился прийти на выручку многострадальной Нарве. Так что, когда от многочисленных ударов каменных и чугунных ядер посыпалась кладка замковых стен, засевшие в цитадели немцы согласились на капитуляцию, выговорив для себя право свободного ухода из города. И не дождавшись, когда последний рыцарь покинет распахнутые ворота, над Длинным Германом взвился государев стяг, сообщая всем о смене владельца. А немецкая Нарва стала русским городом Ругодивом.

И вот теперь, когда единственному настоящему порту Руси уже действительно ничего не угрожало, Андрей, погрузив изрядно прибарахлившихся в разграбляемом городе морпехов на корабли, приступил к следующему плану операции.