Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига (СИ) - Зикевская Елена. Страница 10
Проклинает всё, на что посмотрит или о чём скажет?! Великие боги… Так же жить нельзя! Это же жуть какая-то! И ведь он не пугает…
Нет, такого «подарка судьбы» я и врагу не пожелаю, не то что родным сестрам, хоть и в глаза их никогда не видела. Лучше и в самом деле ребенка родить… Когда-нибудь потом. И очень желательно от Джастера.
Но ведь Холисса рожать тоже не хочет. И настойку нужную каждый месяц пьёт. Она всегда говорила, что ей одной меня хватило и, вообще, без детей жизнь ведьмы намного легче…
А вдруг у неё сестёр нет? Тогда, получается, её род погаснет и дар тоже?
Бррр! Не хочу об этом думать. Не по себе от таких мыслей.
— А может у одного человека два дара быть?
Я спросила, только чтобы Джастер не догадался, о чём я думаю, но ответ меня удивил.
— Может, только очень редко. Такие люди становились знаменитыми магами. И ученики у них были сильными. Потому что рядом с сильным даром слабый тоже набирает силы быстрее.
— По… подожди… Это получается, что если у тебя дар сильный, то и мой рядом с твоим усиливается?
Шут кивнул.
— Верно. И ты тоже сможешь усиливать тех, кто слабее.
— Даже если у них дара нет?
— Люди — дети богов. Ты же сама это читала, Янига, — ухмыльнулся он. — Искра божественного дара есть у каждого человека даже сейчас. Но дар как источник: он может быть расчищен и разливаться ручьем или рекой, а может быть родником, или быть заваленным камнями, загнить, или вообще быть погребённым глубоко под землёй.
Я вдруг вспомнила, как неожиданно по-другому почувствовала свой дар тогда, в лесу, перед Кронтушем, когда он сказал, что моя судьба исполнима…
И в самом деле, с того времени я ощущала свою силу как сильный и глубокий источник…
- Ты… ты усилил мой дар? Но разве это возможно? — я с сомнением смотрела на воина. Звучало все очень логично, но в то же время непонятно.
Нельзя же просто постоять, пообниматься, и дар возьмёт и усилится? К тому же мы до этого не один раз были вместе, но ничего подобного не было…
Джастер оглянулся, протянул руку и взял лютню. Бережно и ласково пробежался пальцами по струнам, прислушиваясь и настраивая инструмент, а затем поманил меня.
— Смотри, — Шут зажал одну из струн и тронул её пальцем. Струна запела, и вместе с ней задрожала ещё одна!
— Но ты же её не трогал?! Как так? — я изумленно уставилась на Шута. — Это колдовство?
— Это не колдовство. Это баналь… — воин оборвал сам себя, потёр лицо рукой и посмотрел на меня. — Скажи, ведьма, когда вода зимой замерзает на морозе — это колдовство?
— Конечно, нет! Но при чём…
— Вот и это не колдовство. Это отклик одной струны на голос другой, потому что их голоса в этот момент звучат одинаково, хотя на самом деле — они разные. Понятно?
Я кивнула, поражаясь такому удивительному чуду, которое скрывалось в простой лютне. Никогда о таком не думала. И в самом деле — струны разные, а поют — не различишь… Неужели и с людьми так же?
— Хочешь сказать, что если мой дар будет… — я замялась, не в силах подобрать правильное слово.
— Звучать, — подсказал Джастер, легко и любовно касаясь пальцами струн, наигрывая тихую мелодию.
— Звучать, то на него откликнутся те, у кого…
— Голос дара звучит так же или очень похоже. Именно.
— А что будет, если у человека вдруг откроется дар? Его же никто не учил им пользоваться!
— Значит, научит, — воин спокойно перебирал струны, и тихая музыка вплеталась в птичий гомон летнего утра. — Боги каждому дают учителя, главное, чтобы человек захотел учиться.
— А если он не захочет учиться? И даром пользоваться не захочет?
— Ты не можешь не использовать дар, когда он у тебя пробился наружу. Как ты будешь это делать — другой вопрос. А вот способности — это уже на твоё усмотрение.
— Не понимаю. Ты опять меня запутал!
— Попробуй не колдовать, Янига, — ухмыльнулся он. — Можешь себе такое представить?
Я задумчиво обняла колени руками. Хмм… Не колдовать? То есть не делать зелья, не использовать свою силу, а… А что тогда? Как жить-то?!
— Я же ведьма! — я посмотрела на Шута, с едва заметной улыбкой склонившегося над лютней.
Как он её любит… Даже про еду забыл…
— Я не могу не…
— Верно, — кивнул он. — А не сочинять про меня истории ты можешь?
Нашёл же, что вспомнить!
— Я давно не сочиняю! — сердито буркнула в ответ. — И ты…
— Сейчас не сочиняешь, потому что не хочешь или уже знаешь правду. — Джастер отложил лютню и смотрел без улыбки. — А когда правду не знаешь, но очень хочется найти объяснение — ты его придумаешь. Как и все люди. Это нормально.
— К чему ты всё это сказал?
— Чтобы ты поняла разницу между даром и способностями что-то делать. А теперь хватит болтать, уха остыла уже.
Мне не оставалось ничего другого, как отнести книгу в шатёр и поспешить обратно с миской, потому что есть и в самом деле очень хотелось.
Завтракали мы молча, но я не жалела об этом. Уха получилась на славу, и я только успевала черпать ложкой из миски, потому что воин явно захочет добавки, и я тоже не откажусь.
Кроме того, на сегодня больше ничего нового в меня просто не влезет. Доедая вторую порцию ухи, я думала только о том, что хочу лечь в теньке и подремать, давая отдых уму и телу…
Но, как оказалось, Джастер считал совершенно иначе.
— Раздевайся.
Воин сказал это так внезапно, спокойно и холодно, что я чуть не упустила в озеро миску, которую мыла после завтрака.
Свою Джастер уже помыл вместе с котелком и теперь готовил отвар.
— За… зачем? — я оглянулась на него через плечо.
— Будешь учиться магии, ведьма, — он даже не улыбнулся. — Настоящей.
В полном недоумении я отнесла миску в шатёр и вернулась к костру.
— Совсем раздеваться?
Он коротко покосился на меня и бросил в воду очередную порцию трав.
— Сегодня совсем. А там видно будет.
Пока я избавлялась от платья и рубахи, Шут встал, прошёлся туда-сюда по берегу и остановился так, чтобы солнце освещало его целиком. Обувь он так и не надел, предпочитая ходить босиком. И я тоже сняла.
Потому что странно это было: стоять без одежды и в побитых жизнью туфлях…
— Иди сюда.
Хотя Джастер смотрел в сторону озера, я всё равно прикрылась рубахой. Было в его тоне что-то такое, отчего я чувствовала себя робко и боязно. Он не на любовные игрища меня звал, а… а для чего-то другого.
— Садись здесь, лицом к солнцу и чтобы тебе удобно было. Можешь рубаху подстелить, если хочешь.
Опять он меня краснеть заставляет!
— Но я же так сгорю! У меня вся кожа красная будет! И лицо! И весну…
Я замолчала, потому что он взял меня пальцами за подбородок и заставил посмотреть на него. Взгляд тёмных глаз был мягким и заметно усталым.
— Так они у тебя были? Это хорошо… Веснушки — это поцелуи солнца, Янига. — Он провёл большим пальцем по моей щеке, отведя прилипшую прядку, и я чуть не захлебнулась от едва уловимой ласки. Ох, Джастер…
— Да, теперь вижу. Здесь, здесь и здесь… — воин легко касался моего носа, щёк, плеч и ключиц. — Сколько знаков у тебя… Удача, тонкое чутьё, сложная молодость и награда в зрелости за преодолённые трудности… Доброта и отзывчивость… Солнце поцеловало тебя в самое сердце, Янига. Не стоит прятать знаки его любви. Они тебе к лицу.
Я молчала, опустив глаза и кусая губу, потому что от его слов, под его взглядом и этими лёгкими прикосновениями всё в душе переворачивалось, становясь каким-то тонким, звенящим, прозрачным и радужным одновременно. Больше всего мне хотелось обнять Джастера и плакать от избытка охвативших чувств, но я понимала, что именно этого не стоит делать.
В его взгляде и словах не было ни похоти, ни желания, только мягкость и какая-то затаённая нежная грусть. Но эта тень его прежней близости была для меня намного важнее любовных утех.
Веснушки мои ему нравятся…
Может, солнце и поцеловало меня в сердце, а вот он поцеловал в самую душу.