Сказка о Шуте и ведьме. Нелюбезный Шут (СИ) - Зикевская Елена. Страница 49

С этими словами он забрал поднос с грязной посудой, вышел из комнаты и негромко прикрыл дверь, оставляя меня злиться в одиночестве.

Я сердито посмотрела на опущенную занавеску и опёрлась щекой на подставленную ладонь. Улыбалась я этому Абрациусу… Подумаешь… Это же не потому, что он мне понравится, а из сочувствия и из вежливости. Он же в людях лучше меня разбирается, сам же всё прекрасно понял, а сказал так, словно я в чём-то виновата…

Я вздохнула и подошла к окну. Город погрузился в темноту, только изредка мелькали огоньки солдатских патрулей.

Пора спать. А то он опять меня ни свет ни заря поднимет.

Дверь за спиной тихо стукнула, возвещая о возвращении Шута. Но занавеска лишь колыхнулась от движения воздуха, а затем я услышала, как воин лёг.

Задув свечу, я разделась и забралась под одеяло. Не хочу больше ни о чём думать.

Спать.

На второй день моя торговля закончилась очень быстро.

Джастер опять оказался прав. Мы только подходили к рощице, а нас уже поджидали. Слуги и служанки и даже трое зажиточных горожан прогуливались возле рощи, зевая, кутаясь в плащи и ёжась от утреннего холода с реки. Помятуя о своей вчерашней небрежности, сегодня я тоже взяла плащ и ничуть не жалела об этом.

Пока хмурый Шут натягивал верёвку, чтобы поставить шатёр, я, вежливо улыбаясь, в лучших ведьмовских традициях продавала товар прямо из сумки, чтобы не создавать толпу.

Солнце ещё не достигло полудня, а все оставшиеся зелья и духи оказались раскуплены, причём, как мне признавались некоторые посетители, — про запас.

Теперь я очень хорошо поняла разницу между большим торговым городом и всеми посёлками и городками, где была раньше.

Кое-кто даже спрашивал, не хочу ли я обосноваться на зиму в Кронтуше, на что я с вежливой улыбкой отвечала, что пока не думала об этом.

Сама мысль о зиме заставляла меня вздрагивать.

Ну что я буду делать в этом, да и в любом другом городе без Джастера?

Как вообще без него жить?

Что мне сделать, чтобы он решил остаться?

Ответов у меня не было.

Когда последний покупатель покинул шатёр, я подумала, что на этом мой день закончился, но ошиблась. Полог приподнялся, и Шут молча пропустил молодую миловидную женщину в простом коричневом платье. Она заметно нервничала, устраиваясь на подушке напротив меня. Голубые глаза бегали, и куда девать руки, женщина тоже не знала: то поправляла чепец, то стискивала кружевной передник или мяла юбку.

Я постаралась мило ей улыбнуться. Холисса не часто улыбалась покупателям, которые робели под её суровым взглядом, но у меня такая улыбка уже входила в привычку.

— Слушаю вас.

Женщина вздрогнула, судорожно сцепила пальцы и, опустив голову, тихо пробормотала:

— Позор скрыть…

— Какой? — я не сразу поняла, о чём она говорит, и та повторила, прижав руки к животу:

— Позор…

Внутри всё похолодело от внезапного понимания. Вот оно что…

Да, за этим к ведьмам тоже обращались и довольно часто. Холисса чуть ли не каждый месяц продавала такие зелья не только гулящим девкам, но и вполне порядочным женщинам, желавшим избавиться от последствий любовных связей. В особо сложных случаях она даже проводила ритуалы, после которых женщина рисковала остаться бездетной, но всегда находились те, кого это устраивало. Однако ко мне с такой просьбой обратились впервые.

Я с трудом удержала счастливую и довольную улыбку. Наконец-то во мне увидели настоящую ведьму, а не молодую девчонку! Моя мечта начинает сбываться!

От нахлынувшего ликования и сильного волнения сердце забилось так быстро и громко, что я испугалась, как бы это не услышала посетительница. Но она смотрела на свой передник, который нервно мяла пальцами.

Только при взгляде на её совсем не заметный живот почему-то в душе снова стало подниматься чувство тошноты и отвращения от того, что предстоит сделать.

Да что это вдруг со мной? Неужели я всё ещё не пришла в себя после проклятия?

Нет, так нельзя. А ну, соберись, Янига! Мне надо не проклятие наложить, а всего лишь зелье изгнания сделать! Оно к вечеру готово будет. Это моя работа! Я ведьма, в конце концов! И не хуже Холиссы!

— Какой срок? — в горле немного пересохло, но я постаралась ничем не показать ни своего волнения, ни того, что мне становилось плохо.

Она должна думать, что я занимаюсь такой работой не в первый раз.

— М-месяц, госпожа, — женщина коротко взглянула на меня и снова опустила глаза. — Я знаю, что ваши зелья стоят дорого, но вы очень сильная ведьма. Скажите, сколько это будет стоить? У меня есть немного сбережений, я хорошо вышиваю и брала дополнительную работу… Я думала, что Гришви женится на мне, и у нас будет семья… и наш малыш… Простите, госпожа, вот …

Она торопливо достала из-под передника небольшой кошелёк и дрожащей рукой положила на покрывало серебряные монеты.

— Вот, госпожа… Шесть «лепестков». Наверно, это мало, но у меня больше нет… Я… я займу денег, госпожа, сколько скажете! Только помогите…

К концу её неожиданной исповеди у меня комок стоял в горле. Я сама не понимала, что со мной. И жалко её, и плохо, и душно, и…

Ничего сказать или сделать я не успела. Полог шатра внезапно откинулся, и хмурый Джастер шагнул внутрь, заставив вздрогнуть от неожиданности нас обеих.

— Убьёшь этого ребенка — всю жизнь страдать будешь. Ни счастья, ни любви, ни удачи никогда не увидишь.

Непоколебимая холодная уверенность в сочетании с мрачным видом грозно нависшего над нами Шута пробрали до дрожи даже меня. Несчастная жертва запретной любви и вовсе смотрела на это воплощение гласа судьбы с ужасом, прижав руки к груди.

— Д… Джастер… — я осмелилась нарушить молчание, понимая, что если он решил вмешаться, то причины для этого есть и очень серьезные.

— За всё надо платить. Всегда. Тяжкий грех убивать невинную душу, зачатую в любви и данную на радость, — воин пристально смотрел в широко распахнутые голубые глаза женщины. — Не сделаешь глупости, Саманта, всё у тебя наладится. Он твой ключ к счастью.

С последними словами Шут почти улыбнулся и вышел из шатра, как будто его и не было. Я ошеломлённо перевела взгляд с опустившегося полога на посетительницу. Саманта снова прижала руки к животу, а по её щекам текли слёзы облегчения. Можно подумать, неожиданный выговор освободил её от тяжкого груза…

У меня на душе точно полегчало от того, что не придётся делать такое зелье. И тошнота отступила…

Последнее напугало куда сильнее, чем внезапное вмешательство Шута.

Да что вдруг со мной такое?! Вчера же всё хорошо было!

— Простите, госпожа, — Саманта всхлипнула, торопливо вытерла глаза. На её губах блуждала робкая улыбка, и вся она прислушивалась к новой жизни в себе. — Я пойду. Простите за беспокойство.

Женщина встала, вежливо поклонилась, забыв про деньги, и вышла из шатра.

— Спасибо, господин, — донеслось до меня. — Спасибо.

— Не за что, Саманта, — невинным тоном отозвался этот глашатай судьбы. — Удачи тебе.

Не сдержав любопытства, я выглянула наружу. Женщина удалялась по дороге к городу, а Шут невозмутимо любовался бегущими по небу облаками.

Плащ я взяла удачно. К вечеру может дождь пойти.

А тошнота совсем прошла… Даже есть захотелось. Вот и хорошо.

Значит, я просто разволновалась слишком. Вот и всё.

— Джастер, — я намеревалась выяснить истину, — ты её знаешь? Что это вообще было?

Шут легко поднялся на ноги, и поднял плащ.

— Она тут вчера полдня кругами ходила, зайти не решалась. Конечно, я слышал, как её зовут. Ну, что, собирайся, ведьма. Провожу тебя обратно.

— А ты чем займёшься? — я бросила серебро в кошель, вытащила покрывало и подушки из шатра. Больше собирать мне нечего.

— Пойдёшь за книгами?

Сидеть в «Гусе» в одиночестве полдня, дожидаясь возвращения Шута, мне совсем не хотелось. Лучше я снова с ним в этот переулок прогуляюсь. Но улыбаться этому архивариусу больше не буду.