Лабиринт Ванзарова - Чиж Антон. Страница 17
Пристав подавился, а приказчик искренно покраснел. Или щеки зарделись с мороза.
– Алексей Николаевич – человек отменного поведения. Женатый и прочее… У него репутация-с! Достойнейший господин! А не то, чтобы подобными глупостями…
– Сколько лет его супруге?
– Господин Ванзаров, при чем тут это? – вмешался пристав. – Что за неприличные вопросы…
Лебедев усмехнулся наивности Хомейко: он-то знал, как поступал с приличиями чиновник сыска, когда занимался розыском. Ванзаров повторил вопрос. Лицо приказчика стало розовым, как заря. Поэтически выражаясь. Приносим свои извинения, но такой уж Лавандов…
– Простите, не понимаю-с…
– Простой вопрос, господин Лавандов: сколько лет его жене? Сколько они в браке?
Приказчик старательно закашлялся и взглядом взмолился о помощи. Пристав ничем не мог ему помочь.
– Мадам Морозова, – начал он выдавливать из себя. – Примерная супруга… Чрезвычайно милая дама…
– То есть Морозов женился на юной девице? – Ванзаров обернулся к Хомейко, передавая вопрос ему.
Теперь кашель напал на пристава.
– Первая супруга Алексея Николаевича два года назад скончалась, – наконец ответил он. – По завершении годичного траура он женился на воспитанной юной особе… Примерного поведения… Известна только с лучшей стороны…
Глазами Ванзаров спросил: «Ну и зачем с молодой женой развлечения на стороне?» Аполлон Григорьевич чуть пожал плечами: дескать, кому и за сытным обедом добавку подавай…
– Кто наследует дело? – продолжил Ванзаров.
– Не могу знать, – ответил Хомейко.
– У него нет детей?
– Алексей Николаевич прогнал сына… Проматывал отцовские деньги… Не желал вступать в семейное дело… Не так давно случилось… Это всем известно, – добавил пристав, будто извиняясь.
– Где младший Морозов теперь?
– Не могу знать, – с обидой в голосе повторил Хомейко. – Вероятно, уехал из столицы. В проступках не замечен.
Он еле терпел манеру чиновника сыска допрашивать его как виновного. Что себе позволяет? Пристав чином выше и вообще старше годами… Как смеет наглец так себя вести? Надо будет подать жалобу его начальнику…
Обиды господина Хомейко Ванзарова не интересовали. Он вернулся к приказчику.
– Чем ваш хозяин занимался вчера вечером в магазине?
Лавандова передернуло от страха или холода, доподлинно неизвестно.
– Не имею представления… В девять я запер дверь.
– Перед закрытием вымыли пол?
– Как полагается, чтобы с утра было чисто…
– У господина Морозова были свои ключи?
– Ну разумеется!
– Где они?
Из кармана приказчик выудил связку трех ключей на большом кольце. Два явно были от квартиры.
– Откуда они у вас?
– С обратной стороны двери были-с, – ответил Лавандов. – Поначалу машинально вынул и тут увидел такое…
Молодой человек картинно закрыл лицо ладонями. Тонкость нервов Ванзарова не тронуло. Он указал на чугунную раму:
– Вам известна эта вещь?
Лавандов глянул, куда указали, и вдруг издал вопль.
– Какой ужас! Кошмар! О, какое бедствие!
Отчаяние было глубоким. Ванзаров спросил, в чем причина горя. Оказалось, что разбито не просто зеркало, а зеркало редчайшее: XV века, выпуклое венецианское со ртутным покрытием. Таких в России больше не сыскать, в Европе их считаные экземпляры. В ту эпоху умели делать слишком хрупкие выпуклые стекла. Довольно часто они лопались сами по себе. Прочих не пощадило время.
– Сколько стоило зеркало? – прервал стенания Ванзаров.
– Трудно представить! – Лавандов не мог утешиться. – В столице или в Москве могли дать двадцать тысяч. В Италии, может, пятьдесят, а если бы довести до Америки, так и все сто! Алексей Николаевич не думал продавать. Это жемчужина его коллекции!
Аполлон Григорьевич свистнул: стоимость зеркала впечатлила. Целое состояние.
Ванзаров хотел узнать другие подробности, но тут в дверях раздался шум. В магазин ворвалась барышня в новеньком полушубке и изящной меховой шапочке, под которой виднелись светлые волосы. Городового она ударила муфтой, прикрикнув:
– Только посмей меня держать!
Барышня оглянулась и одарила таким взглядом, что Лебедев растаял. Этот взгляд, дерзкий и манящий, в котором порок смешался с невинностью, был ему знаком. Именно так гипнотизировали состоятельных мужчин его знакомые актриски. Перед этим взглядом купец Морозов был беззащитен, как мышонок.
– Кто вы такие? – строго спросила она, разглядывая троих и не замечая Лавандова, будто тот призрак. – Господин Хомейко? Что вы тут делаете?
Ванзаров заслонял собой тело.
– Позвольте вернуть вопрос вам, мадам, – сказал он, не давая приставу рта раскрыть. – С кем имею честь?
И получил тот самый взгляд. Ванзаров ему не поддался. Он был занят мгновенным портретом: барышня двадцати шести лет, не слишком образованна, скорее всего, сирота, воспитывалась у родственников, возможно, служила горничной в доме, обладает расчетливым умом и природной хитростью. Нужные качества, чтобы выйти замуж за богатого старика. А теперь стать богатой вдовой. Возможно, очень богатой.
– Полина Витальевна Морозова, – ответила она почти ласково, изучая Ванзарова. – Что происходит, господа?
– Как вы здесь оказались? – будто не услышав, спросил Ванзаров.
– Пришла из дома… А где Алексей Николаевич?
Щелкнув застежкой саквояжа, Лебедев приготовил пузырек с нашатырем: ожидался женский обморок.
– Почему ищете мужа здесь?
Мадам Морозова сморщила носик, что не портило заманчивую красоту.
– Алексей Николаевич не был на завтраке. Что мне оставалось? Почему городовой и толпа у магазина? Вы тоже из полиции?
Вместо ответов Ванзаров шагнул в сторону. Заметив посиневшую статую мужа с петлей на шее, мадам Морозова не упала в обморок, не зарыдала, не стала рвать на себе шапочку. Шелковый платочек приложила к сухому носику.
– Какое несчастье, – сказала она. В голосе мелькнули игривые нотки.
Аполлон Григорьевич собрался утешить хорошенькую вдову, но Ванзаров вмешался:
– Прошу прощения, мадам Морозова, вчера вечером ваш муж сказал, куда идет?
Вдовушка теребила платочек.
– Алексей Николаевич сообщил, что у него встреча с важным клиентом.
– С кем именно?
– Не вникаю в дела мужа…
– Вас не удивило, что господин Морозов не вернулся ночью?
Что-то блеснуло в ее глазках, будто лис пробежал и хвостиком махнул.
– Не смею требовать отчета у мужа… Он мой благодетель. Мог отправиться куда угодно: в театр, в гости, поехать в ресторан… К тому же у нас разные спальни. Было скучно, я рано легла…
Глазки послали сигнал, который трудно спутать. Как вдруг она заметила то, чем был засыпан пол у консоли. Лицо ее изменилось, словно сдернули маску. Показался хищный зверек, который оскалил зубки.
– Лавандов, это что такое! – вскрикнула она, указав на осколки.
Приказчик почтительно склонил голову.
– Я, мадам… Я-с…
– Что ты? Как посмел? Ты что натворил? Тебе за что платят?
– Мадам… Я не… Тут… Совсем… Прошу-с… – лепетал бедный юноша, которого рвали на клочки, как зайца.
– Ты у меня заплатишь! До копейки отдашь! – сорвалась она на крик. И вдруг все кончилось. Так же внезапно, как началось. Вдовушка стыдливо потупилась, скромно улыбнулась, будто ища поддержки у мужчин.
– Прошу простить, господа… Этот болван не уберег зеркало, которым так дорожил мой муж, – она вновь промокнула платочком блестевшие глазки.
Лебедев многозначительно хмыкнул и спрятал пузырек нашатыря.
– Вынужден просить вас, мадам Морозова, прибыть в сыск для дачи показаний. Спросите Ванзарова. Это я.
Хорошенькие губки сложились бантиком.
– Ну зачем же мне в полицию, – ласково ответила она. – Приходите лучше вы к нам… Хоть сегодня вечером… Обещаю отменный ужин, у нас чудесная кухарка… Скажем, в восемь вечера. Вас устроит, господин Ванзаров?
Мерзкий смешок, который Аполлон Григорьевич позволил себе, Ванзаров простил. Он хотел продолжить расспросы вдовы, но в магазине появился чиновник Шумейко, запыхавшийся и румяный. Прямо с порога доложил: Ванзарова требуют в Департамент полиции. Срочно. Про поручение Шереметьевского чиновник благоразумно умолчал. Только приставу кивнул благожелательно.