Наследник (СИ) - Старый Денис. Страница 53
- Так тем и занимаются, с кровати не слазят, - улыбнулся Иван Шувалов. – А еще Петр поколотил Сергея Салтыкова.
- Ох, выходит кровь Петра Великого, тот был скор на расправу и жуть, как охоч до баб и этот туда же. Еще поплачете, коли кровь отца моего в силу войдет, - видя замешательство на лице, казалось, всесильного фаворита, императрица засмеялась, а, упокоившись, сказала. – Приведи Алексашку своего родственника, поговорю с ним, Ушаков все больше болеет, а работа Тайной канцелярии хиреет, пусть Алексашка покажет себя, сколько быть товарищем в Тайной канцелярии, пора и дела примать. Уже как почитай три года твой кузен частью замещает Ушакова, а все в силу не войдет, чтобы старику заменой быть, пора ему уже под начало Тайную канцелярию брать. А то ты мне доклады приносишь, что должен он нести, а у тебя много дел и без того, к примеру веселить императрицу. Весели меня, Ваня…
*………..*……….*
Ораниенбаум
Август-сентябрь 1746 года
В середине августа 1746 года Катэ, смущаясь, что было не свойственно женушке, сообщила, что есть вероятность ее беременности. Для меня это новостью не было. Понимая насколько важно и для меня лично и для государства, истории и общества рождение ребенка, отслеживал женский календарь жены. Задержка в семь дней имела место, но это еще не столь информативно, как смена вкусов жены, не частый, но уже случающийся токсикоз, повышенная эмоциональность. Чувствую, дастся мне эта беременность, что и войну развяжу с кем, чтобы сбежать. Жаль, не отпустят.
Но, конечно же, я включил, глупого мужа, для которого беременность жены являлась неожиданностью. Вполне искренне я старался еще больше уделить внимания Екатерине, «гасил» вкусняшками взрывы эмоций, преподносил цветы, подарил красивое сапфировое украшение. Главным же подарком было то, что я окончательно закрыл все долги и жены и ее матери. Да и от себя лично увеличил содержание Екатерины с полагающихся тридцати тысяч в год от тетушки, до ста тысяч в год. Единственное, что просил, быть чуть скромнее, чем Елизавета в богатстве убранств туалетов, чтобы не провоцировать неудовольствие императрицы.
Двору мы сообщили, что ждем ребенка, только к концу августа на годовщину нашей свадьбы. Был устроен прием в Петергофе, где принимающей стороной были мы с Екатериной, а императрица в качестве самой почетной гостьи. Тогда я и прочитал пушкинскую «Полтаву» именно тот отрезок, что знал. Ломоносов прислал мне рукопись с его пометками – он нашел некоторые ошибки стихосложения. Еще раз для восприятия – ошибки стихосложения у Пушкина! Я был поражен, но не стал спорить. Между тем, ученый сказал, что некоторые свои постулаты в литературе пересмотрел именно благодаря мне, то есть неведомому всем людям этого времени Пушкину.
Елизавета была впечатлена виршем, особенно расчувствовалась после того, как я сказал, что в тот славный год у России было две виктории: полтавская и рождение Елизаветы и оба были великим благом для Отечества. За такое сочинительство моя личная казна пополнилась на пять тысяч рублей от расчувствовавшейся дочери Петра. Пусть и не существенные деньги, но одномоментно получить больше оклада полковника гвардии за два года, или оплату труда академика за три года, очень даже неплохо.
После приема мне пришлось вновь окунуться в дела, так как ответственные за многие направления люди, имеющимися у них средствами и возможностями, не справлялись с поставленными задачами.
Так, прибыло пополнение из нового рекрутского набора в Первый Воронежский егерский полк, который уже реорганизовывался в два полка, пусть еще не полной комплектации. Расселение людей, создание полковой кассы, поиск офицеров, оружие, обмундирование – много чего, с чем не справлялась, пусть и опытная и старательная команда егерского полка.
Денег егерям отсыпал, комплекты новой формы с шинелью и валенками, как революционными новшествами, как и «богатырками-буденовками» предоставил по численному составу, недешево это обошлось мне на текстильных фабриках Петра Ивановича Шувалова.
Я посчитал, что форма российской императорской армии варианта 1917 года, в которую большевики одели формирующуюся Красную Армию, может своей сказочной экстравагантностью немного нивелировать то недоумение, которое будет вызвано введением шинелей и болотного цвета формы. В этом времени красная форма пехотных частей англичан считается красивой и правильной, яркая сине-желтая шведов и пруссаков – так же визитная карточка Фридриха. Русская форма в зеленых тонах была менее яркой, но недостаточно, чтобы сбивать прицел противнику, к примеру, в поле или лесной зоне. Но я был готов к критике настолько, что просто решил ее игнорировать. Достаточно было убедить своих командиров, что попасть в яркий мундир англичанина намного проще, чем в одетого в нейтрального цвета одежду русского солдата.
Другой проблемой, которую целиком на меня кинули, стали гольштейнские, и не только, переселенцы. Европа полыхала войной, пусть еще предстоит в недалеком будущем более кровопролитная бойня, но и сейчас хватало людей, которые искали убежища. Когда уже многие семьи отчаялись, а вольный город Киль объявил, что больше людей не в состоянии принимать, жители Голштинии узнали, что их зовут в варварскую страну и обещают кров, работу и еду. Оказалось, что этого уже не мало.
Я же еще через Евреинова просил англичан, которые торговали с Россией, чтобы те приглашали к нам моряков и солдат. За каждого человека обещал плату в рубль, а, если рекрут еще и имел специальность, будь то морскую, или сухопутную, то и по две полновесных монеты дам. В Англии идет уже на спад жестокое противостояние властей и якобитов, которые жаждали посадить на трон короля из Стюартов. Это движение переросло в национальное противостояние англичан с шотландцами и ирландцами, поэтому в английском флоте сейчас серьезное брожение. Оттуда и хотелось бы заполучить многоопытных моряков, что и до Америки и до Индии хаживали. Вот при всем моем уважении, но русский матрос здесь и сейчас проигрывает английскому. Уже потому проигрывает, что из лужи в Балтийском море русские корабли и не выходят почти что, если только не сообщаются с Архангельском.
И вся эта свора устремляется в Россию, в основном в Петербург. Конечно, на меня возложили заботу о голштинцах, но к ним примешивают толпу иных, рассуждая «а кто разберёт тех немцев». Этими вопросами пока занимается Миних и я озадачил Бернхольса они и будут заниматься проблемой переселения и строительства временного жилья, пока Христофор Антонович не отправится в к горе Магнитной, чтобы там проинспектировать крепость и наметить строительство других опорных пунктов обороны. Те богатства должны разрабатываться и горе тому, кто решит озорничать на Юге Урала.
Всего из Голштинии прибыло без малого двадцать тысяч человек за полгода и это очень много. Да, среди этой массы вполне немало нужных людей. Получается даже укомплектовать из голтшинских переселенцев формирующуюся дивизию докторами после того, как они пройдут курсы у медиков егерей, те уже используют хлебное вино или уксус и чистят раны. А так же следят за санитарией, принимают карантинные меры и понимают пользу применения сублимированного угля при кишечных инфекциях.
Были среди голштинцев и представители других профессий – мельники, кузнецы, лавочники, ткачи и портные, кожевенники, плотники. Тут сложнее, но не думать же обо всех наследнику престола российского. Мое дело создать систему и дать денег. Я так и поступил. Теперь все беженцы, конечно, без принуждения и обязательности, поступали в распределительные лагеря, где осматривались врачами, получали временное жилище и питание, демонстрировали свои умения, если того требовалось, после распределялись в Люберцы к Абрамову, который там немало мелких производств осваивает. Кого и на сахарные заводы отправляли, часть шла на работы по строительству военных городков. Образованные учат в этих лагерях более-менее образованных, пытаемся вычленить способных, чтобы позже реализовать ряд проектов по учебным заведениям для иностранцев, пока их поток большой. Благо, Бестужев исполняет мои пожелания по чуть ли не насильственному перемещению профессорского состава Кильского университета в Россию. Пока часть из них живет в реквизированном доме Миниха на Васильевском острове. Часть беженцев рекрутируем и в армию, признаться – большую часть.