Эффект Робинзона Крузо - Лопатюк Ирина. Страница 102
«Чем больше мы отпустим людей на волю, — писал в частном письме один из помещиков, — тем мы более получим земли при освобождении крестьян; а ты сам знаешь, что земли у нас немного. Пожалуйста, убедись в моей правде, что каждый крестьянин, отпускаемый теперь на волю, хотя и с потерею для меня, сохраняет мне в будущем три или четыре десятины земли и что во всяком случае при появлении указа чем у нас будет менее крестьян, тем будет для нас покойнее. В Рязанской губернии за рабочими никогда не станет дело, да нам их и не нужно, потому что всегда будут желающие нанять земли.»
В результате, «бывшему» крестьянину — голодно, и он в нужде живёт. Следовательно, кому удобнее стало от этого всего? Психология геополитики замешана на выгоде. Огромные, а порой и баснословные состояния Европы — это пиратские состояния. Деньги, нажитые на крови, войне, убийствах, кражах. Состояния, которые одни более предприимчивые люди сколотили за счет других, менее расторопных. Взглянуть бы, к примеру, на ту же историю Великобритании. Как же умудрились тогда жители туманного Альбиона превратить свой остров мировую державу? Явно не одними божьими молитвами. Грабежом и разбоем оппонентов и их колоний. В какой–то части «организованным и узаконенным морским разбоем» — каперством, в какой–то части чистым пиратством. На практике граница между капером (корсаром, приватиром) и пиратом была слишком условна, а стремление к прибыли то и дело толкало её переступить. Поэтому то, что власти и купцы квалифицировали как «бесчинство», сами каперы считали «импровизацией» в пределах правил. Испанская империя пострадала больше всех. Зачем осваивать колонии если можно грабить испанские суда перевозящие через Атлантический океан товары, драгоценности, рабов? Британцы точно не любят говорить, что свою демократию изначально нажили они грабежом и разбоем. Если снять маску с аристократов того времени, то там окажутся пираты, грабители и преступники вместо маркизов, баронов и графов. За прекрасным фасадом британской аристократии, за романтичными биографиями некоторых ее представителей скрываются гораздо более мрачные стороны. Исторически определяющей чертой аристократии было отнюдь не благородное стремление служить обществу, а отчаянная жажда власти. Они установили строгий свод правил для всех остальных членов общества, но сами жили по совсем иным стандартам. Личное богатство британских аристократов остается феноменальным, а многие из земельных владений, принадлежащих британским аристократам, считаются самыми ценными и дорогими в мире. Но в наши дни секрет аристократов — в незаметности, почти невидимости. Британские законы, касающиеся землевладения, налогов на наследство или дискреционных трастов, позволяют скрывать богатство от внимания общественности. Все это незаметно поддерживает власть аристократии. Писательница Нэнси Митфорд когда–то сказала:
«Вполне вероятно, что те, кто на протяжении тысячи лет выдержал столько религиозных, династических и политически бурь, сейчас прячутся в укрытие, чтобы пережить еще одну».
Не стоит забывать и про тех, кого в СССР 90‑х называли «новыми русскими» и членами ОПГ. Они и сегодня никуда не делись, они просто ретрансформировались. И мы их видим просто в новоявленном качестве — в качестве директора, хозяина предприятия, даже инвестора. Причём в США произошло то же самое — аналогичная ретрансформация.
Условия для дальнейшего формирования «бизнес–системы» были заложены пиратами, рыцарскими и монашескими орденами, в частности, такими как орден францисканцев. В ходе целенаправленных мероприятий была создана среда, которую мы называем сегодня экономикой. В дальнейшем, при активизации соответствующего механизма изменения строя, была произведена череда буржуазных революций, в результате которых большинство государств стали республиками. А те «новаторы», сумевшие договориться с аристократами, прежде стоявшими у руля государства, заложили основы конституционных монархий (Испания, Британия, страны Бенилюкса и т. д).
Новая среда — новый инструмент влияния! И если раньше это было холодное оружие, то основным инструментом буржуазии, бизнес–среды стали деньги. Лаконично и поэтапно после слогана «Долой оружие!». Даже те, кто от рождения обладал правом прибегать к нему неукоснительно, почему–то также стали играть по «денежным правилам».
Одно мы знаем точно: историю пишут победители. И ничего нового в этом нет. Когда страна А приходит, как оккупант на территорию, некогда принадлежащую стране Б, она явно преследует долгосрочный интерес — то есть, готова приложить усилия, чтобы эта территория надолго перешла в её распоряжение и владение.
Мы можем точно сказать, смотря на ход истории, что на Земле существовала и существует всегда тайная сила, которая регулирует власть, и она технологическая. Тот, кто обладал высокими технологиями, особенно в военно–промышленной сфере, тот имел реальную власть. Усложняясь, технологии военно–промышленного комплекса способствуют появлению такого явления как «гонка вооружений». Современные войны превратились в войну машин. Промышленный характер войны создает собственные правовые аспекты, регламент и договоры. Политика подстраивается под требования войны, которую ведут машины, рождается биополитика, охватывающая своим влиянием не только судьбы людей, участвующих в войне, но все население в целом во всем жизненном многообразии. При этом прежние научные методы ведения войны (еще в XVIII в. предполагалось, что существует особое «право войны») превращаются в технические операции. Власть технократов — власть умеющих над не умеющими, их влияние даже не осознается обществом. А их влияние сказывается на политическую и общественную жизнь. Как пример: американцы создали атомную бомбу и провели ее испытание, доказав этим превосходство своих ученых и технологий над всеми остальными. Как эти процессы повлияли на СССР? На многие десятилетия политика Советского Союза была направлена на достижение научного, интеллектуального, технологического и технического уровня, обеспечивающего достижение военного паритета. И это, естественно, существенно изменило всю структуру общественных отношений, сказалось на уровне жизни. Власть можно менять на определенной территории делая ее нецивилизованной областью технологическим способом. Такая территория является, к тому же, идеальным тайным хранилищем. Итак, психология геополитики заключена в трех компонентах:
1. НАВЕДЕНИЯ ПОРЯДКА
На Земле должен быть относительный порядок, а в силу этого выделяется такой принцип, как «убивать можно, но только ограниченно». В таких случаях, оправдательный механизм будет только работать на стороне государства–полицейского. К примеру, геополитическая концепция США сформировалась еще 2 декабря 1823 года с принятием доктрины Монро, смысл которой сводился к формуле «Америка — для американцев». С точки зрения Соединенных Штатов, американский континент должен представлять собой обширное независимое пространство, куда не могли вмешиваться европейские государства. Это не мешало самим Соединенным Штатам пользоваться время от времени «большой дубинкой» для наведения порядка на этом континенте. Однако Соединенные Штаты вынуждены были изменить традиционной геополитической концепции замкнутости в рамках американского континента высшему геополитическому императиву: защите международных экономических интересов, которые достигли ранга крупнейших мировых держав, благодаря колоссальному развитию производительных сил, особенно после окончания Гражданской войны. Они аргументировали свое участие в войне с Германией не геополитикой, а стремлением установить международный правопорядок в соответствии с нормами морали, считая их единственной основой прочного мира на Земле. Это были знаменитые 14 пунктов президента Вильсона (8 января 1918 года): отказ от секретной дипломатии, свобода судоходства в открытом море, устранение экономических барьеров, свободное развитие народов, создание Лиги наций и т. д.