Если завтра случится (СИ) - Джолос Анна. Страница 26
Наконец преодолев нескончаемые ступени, которым вновь потерял счёт, открываю ключом первую дверь. Иду по длинному, тёмному коридору. Проникнув во вторую дверь, сворачиваю влево. В ту самую каморку, где установлен генератор.
Пытаюсь несколько раз его запустить, но ничего не происходит.
— Ну и какого… — недовольно взираю на устройство, отказывающееся работать.
Неужели опять что-то сломалось? Если да, то плохи наши дела. Запчасти можно взять только в городе, а туда я не ходок.
Провозившись с генератором ещё с час, прихожу к выводу, что нет, не починю.
Прекрасно. Снова ни кипятка, ни света. А Зарецкая, между прочим, до ужаса боится темноты.
Блин.
Открываю дверь в соседнее помещение. Надо бы срочно проверить, как она. Тактику поведения продумать не успел, но и избегать её — бессмыслица полная.
Что за срач?
Пучок света от карманного фонарика позволяет в деталях рассмотреть здешний бардак. В центре комнаты валяется распотрошенный полиэтиленовый кулёк с мусором и пакет из местного супермаркета, в котором раньше хранился принесённый мною сухой паёк. На полу разбросаны бумажки, фантики. Рассыпан сахар. Поблёскивают осколки от чашки.
— Насть… — зову, нахмурившись.
Очередной протест? Если да, то выражен он в довольно стрёмной форме.
Направляюсь к двери, ведущей в спальню. Тяну за ручку. Сперва открыть не получается, но стоит мне дёрнуть посильнее, и она поддаётся.
В разные стороны с грохотом падают стулья.
— Насть?
— Закрой дверь! Закрой! — кричит она, вскочив с кровати.
— Ладно, хорошо, — делаю то, что просит. — Успокойся.
— Успокоиться? Ты предлагаешь мне успокоиться? — шипя, спрашивает зло.
Трясёт всю. Глаза заплаканные. Ревела.
— Ты… Мало того, что я из-за тебя здесь! — ощутимо толкает в грудь. — Так ты ещё и одну меня оставил!
— Насть…
— В темноте! Специально, да? — кричит отчаянно.
— Генератор накрылся.
— Ты знаешь, что я боюсь! Знаешь! И всё равно оставил! — остервенело лупит.
— Я не нарочно. Он работал, когда я уходил, — терплю тумаки. Пытаюсь объясниться.
— По твоей милости я в грёбанном холодном подземелье! С гигантской крысой, решившей меня сожрать!
С ней прямо-таки самая настоящая истерика приключается.
— Как ты мог! Как ты мог, Даня! Ты был моим единственным другом!
— Насть…
— Я тебе доверяла! Доверяла, а ты! Ты украл меня! Из-за папиных денег! Поверить не могу! Кто угодно, но не ты!
— Хватит, — кладу фонарик на стол. Пока она его случайно не разбила.
— Предатель! — получаю по роже. Порядком охерев, таращусь на разъярённую девчонку, залепившую мне пощёчину. — Да лучше б я не видела, кто скрывается под балаклавой! Такой нож в спину! Какой же ты гад!
— Ты ничего не знаешь! — перехватив запястье, цежу сквозь зубы.
— Подонок! Урод! Скотина! — тяжело дыша, выдаёт одно оскорбление за другим.
— Угомонись!
— Преступник! Негодяй! Ублюдок! — рычит, вырываясь. — Куда ты делся той осенью? Куда? — огорошивает вдруг. — Даже не соизволил попрощался со мной тогда! — предъявляет уже не за настоящее, а за прошлое.
— Ты послушаешь может быть и перестанешь орать?
Да какой там!
— Где ты был? Где ты был, Данила? — вопит во всю глотку. — Хорош друг! Исчез на восемь лет и, посмотрите-ка, объявился! Да ещё как феерично! На преступление пошёл! Ненавижу тебя, Даня! Ненавижу! — голосит она громко.
— Хорошо, я понял, успокойся.
— Где ты был? — рыдая, бросает в лицо. Губа подрагивает. Слёзы катятся по щекам. — Ты меня бросил! Просто исчез! Как будто тебя и не было вовсе!
— Если бы не твой папаша, я никуда не исчез бы! — выдаю, попутно сорвавшись. Нервы на пределе у обоих. Аж затхлый воздух от напряжения трещит.
— Причём тут папа? Что ты несёшь? — сжимает кулаки. Предпринимает очередную попытку освободиться.
— Причём тут твой папа? — усмехнувшись, тоже повышаю голос. — Он убил моих родителей! Убил. Слышишь, нет?
Свирепею. Ведь если бы не Зарецкий, всё было бы по-другому. Абсолютно всё.
— Что ты…
— Да, Настя, да. Я тут не случайно. Эдуард Зарецкий — убийца! Он хладнокровно устранил свидетеля и его жену. Чтобы не раскрыли нечто важное! Нечто, порочащее его чёртову репутацию! Ты спрашиваешь, где я был всё это время? — дёргаю девчонку за локоть к себе. — Последние восемь лет я провёл в детском доме. Опять же, спасибо твоему отцу! Исключительно благодаря ему я там оказался! Это он лишил меня семьи!
Тишина, обрушившаяся на нас после моих финальных слов, кажется чудовищно зловещей.
Моё сердце оголтело стучит о рёбра. Рвано дышу через рот. Злой. Взбешённый.
Зарецкая ответно дрожит. Широко распахнув глаза, изумлённо на меня смотрит. Не моргая.
А потом происходит это. Странно дёрнувшись, она падает на пол. Едва успеваю подхватить, чтобы не ударилась.
— Настя…
Сперва кажется, что девчонка без сознания, но внезапно её спина выгибается и она, протяжно замычав, замирает в неестественной позе.
— Настя, что с тобой? — спрашиваю испуганно. — Насть! Ты меня слышишь?
Но она не слышит, и в какой-то момент случается страшное. Её тело начинает конвульсивно дёргаться и я понятия не имею, что мне с этим делать…
Глава 16
Что есть настоящий страх?
Пожалуй, до сегодняшней ночи я не совсем понимал, что это такое.
Заявляю с полной уверенностью: то чувство, которое я испытываю сейчас, — это нечто настолько пугающее и ужасное, что не поддаётся никакому описанию.
— Настя? — в шоке наблюдаю за судорогами и пытаюсь понять, что происходит.
Приступ? Это какой-то приступ?
Хватаю фонарик с кровати и подсвечиваю бледное лицо девчонки.
Гортанный стон.
Сжатые челюсти.
Стеклянный взгляд.
Расширившиеся зрачки никак не реагируют на свет.
— Насть… Твою мать, твою мать! — растерянно на неё смотрю.
Что я должен делать? ЧТО Я, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ???
Стащив подушку с кровати, подкладываю её Насте под голову.
Надо, чтобы она повернулась на бок.
Это единственное, что я помню из курса ОБЖ. Больше, увы, ничего…
Дотрагиваюсь до девчонки и охреневаю от того, как сильно она напряжена. Буквально каждой мышцей. Каждым оголённым нервом.
— Ты только не умирай, прошу тебя, Насть…
Никогда ещё в своей жизни я не впадал в столь крайнюю степень дикого отчаяния.
Поистине жуткие минуты. Просто убийственные. Ты смотришь на лежащего перед тобой человека и осознаёшь лишь свою беспомощность. А ещё тот факт, что этот самый человек может сейчас погибнуть. Погибнуть из-за тебя…
«По твоей милости я здесь»
«Поверить не могу. Кто угодно, но не ты!»
«Да лучше б я не знала, кто скрывается под балаклавой!»
«Предатель!»
«Ты был моим единственным другом!»
Всё, что она говорила, переживаю повтором. Пропускаю через себя. Переосмысливаю заново. Ужасаюсь тому, что мы с Егором натворили. Тому, как далеко зашли.
— Насть… — осторожно фиксирую положение её содрогающегося тела, чтобы не ударилась о стоящие поблизости предметы мебели.
Когда я молился последний раз? Не могу вспомнить. Впрочем, как и слова, которые нужно произносить.
— Господи, не дай ей умереть. Не дай, прошу, — раз за разом повторяю, как заведённый.
Хочется выть от бессилия и, в противоречие молитвам, проклинать тот день, в который мы с братом совершили чудовищную ошибку.
— Настя…
Ей больно. Больно и мне.
Если она умрёт, то я тоже следом. Потому что не смогу жить с чувством вины. Не смогу простить себя за то, что с ней случилось.
Помоги, Всевышний. Если ты есть, помоги…
Кошмар заканчивается так же резко, как начался. Я вдруг понимаю, что судороги прекратились. И знаете, почему-то это пугает гораздо сильнее, чем всё предыдущее.