Рыжеволосая Женщина - Памук Орхан. Страница 9

После полудня Махмуд-уста велел поднять себя.

– Если я наверху буду с одним из вас вращать лебедку, то мы гораздо быстрее расчистим все внизу, – сказал он. – Пусть один из вас спустится, а я останусь здесь. Кто из вас пойдет?

И Али, и я – мы оба молчали.

– Пусть спустится Али, – сказал Махмуд-уста.

Мне понравилось, что Махмуд-уста бережет меня. Али поставил ногу в ведро, и мы, медленно вращая лебедку, опустили его в колодец. Сейчас мы были наверху вдвоем с мастером. Я испытывал к нему благодарность за то, что он не позволил мне спуститься, и переживал, уместно ли будет выразить эту благодарность глазами и выражением лица. Мне самому была неприятна такая подобострастность. Но я верил, что, если буду так себя вести, жизнь моя во время работы над колодцем станет легче и мы быстрее найдем воду. Вращая лебедку, мы с мастером не разговаривали, а прислушивались к звукам вокруг.

Цикады не смолкали. Я не обращал раньше внимания на этот звук днем, потому что его заглушали карканье ворон, свист стрижей, голоса незнакомых мне птиц, стук колес поездов, направлявшихся из Стамбула в Европу, доносившиеся издалека песни марширующих на жаре солдат.

Иногда мы переглядывались. Интересно, что думал обо мне Махмуд-уста? Мне бы очень хотелось, чтобы он любил и защищал меня. Но, когда взгляды наши встречались, я отводил глаза.

Иногда Махмуд-уста говорил: «Смотри, летит самолет!» Мы оба поднимали головы. Самолеты, отправлявшиеся из аэропорта в Йешилькёе, в течение двух минут набирали высоту, а затем прямо над нами делали разворот. Время от времени раздавался крик Али: «Тащи!» Мы, медленно вращая лебедку, со скрипом поднимали на поверхность очередной обломок и высыпали его в тележку.

Всякий раз, когда ведро оказывалось наверху, Махмуд-уста кричал Али, чтобы тот не трогал большие куски и хорошо проверял крепость ручки ведра.

Во время следующего визита хозяина участка Махмуд-уста рассказал ему, что никак не может ускорить работу – твердая скала плохо поддается. Но он не собирается сдаваться.

Хайри-бей платил Махмуду-усте за каждый пройденный метр. А кроме того, обещал нам большие деньги после того, как появится вода, и множество разных подарков. Эти правила оплаты были установлены тысячелетней традицией отношений между заказчиками колодцев и мастерами. Мастер должен проявлять особое внимание при выборе места, потому что если он выроет колодец там, где воды не найдется, то ему не заплатят. А если владелец участка настоит на рытье колодца в том месте, где воды не окажется, мастер все равно будет вознагражден. Некоторые мастера говорили хозяину: «Если ты хочешь, чтобы мы именно там вырыли колодец, тогда ты нам заплатишь за каждый метр», чем защищали себя от риска не найти воду. А другие после десяти метров увеличивали стоимость проходки.

Так как выгода и владельца участка, и мастера заключалась в том, чтобы найти воду, чаще всего они принимали решение вместе. Иногда владелец участка проявлял упрямство и настойчивость и заставлял рыть на том месте, где земля была плохой (слишком много камней, песка). Мастер слушался упрямца. Если он натыкался на скалу и скорость работы падала, то мог попросить деньги не за метр, а за день. Иногда владелец участка считал – воды не будет, но мастера, чувствуя, что вода скоро появится, настаивали на своем и просили еще несколько дней. Я чувствовал, что положение Махмуда-усты ближе к последнему варианту.

Вечером, после отъезда хозяина, мы с Махмудом-устой отправились в город. Улизнув от мастера, я побежал на «улицу столовых», где четыре дня назад встретил брата Рыжеволосой Женщины, и заглянул в витрину закусочной «Куртулуш», откуда тот тогда вышел. На витрине была полузадернутая тюлевая занавеска. Не увидев там парня, я открыл дверь и внимательно осмотрел полупустую закусочную, чтобы быть полностью уверенным – в пропитанном запахом ракы зале нет ни одного знакомого лица.

На следующий день пошла мягкая земля. Но не успел Махмуд-уста набрать прежнюю скорость, как наткнулся на новую скалу.

Мы сидели в кафе «Румелия» грустные и молчаливые. В какой-то момент я встал, не давая никаких объяснений, вышел на площадь и посмотрел на окна дома. Затем решил сходить на «улицу столовых». Я заглянул сквозь приоткрытые занавески внутрь «Куртулуша» и увидел, что за столом сидят Рыжеволосая Женщина, ее брат, мать и еще пятеро каких-то людей.

Я заволновался и, не сознавая, что делаю, вошел. Сидевшие за столом весело разговаривали и смеялись, не обращая на меня никакого внимания. Перед ними на столе стояли стаканчики ракы и бутылки с пивом. Рыжеволосая Женщина курила.

Один из официантов спросил меня:

– Ты кого-то ищешь?

Сидящие за столом повернулись и посмотрели на меня. Сбоку на стене висело большое зеркало, я все видел в нем. На мгновение наши взгляды с Рыжеволосой Женщиной встретились. На ее лице появилось то же самое нежное и на этот раз радостное выражение.

– Вечером после шести для солдат здесь закрыто, – напомнил официант.

– Я не солдат.

– Не достигшие восемнадцати лет тоже не допускаются. Если у тебя здесь есть знакомые, садись, а нет – не взыщи.

– Пусти его, – сказала Рыжеволосая Женщина.

На мгновение воцарилась тишина. Она смотрела на меня так, как смотрят на старого хорошего знакомого. Я взглянул на нее с любовью, но на этот раз она отвела взгляд.

Не говоря ничего официанту, я ретировался из закусочной и вернулся в кофейню «Румелия».

– Где ты был? – спросил Махмуд-уста. – Почему ты каждый вечер меня бросаешь и куда-то уходишь?

– Уста, эта новая скала очень расстроила меня, – сказал я. – А если конца ей не будет?

– Верь своему мастеру, слушай, что я говорю, и держи сердце чистым. Я найду там воду.

В течение последующих трех дней мы не смогли дойти до конца второй скалы, и я не встретил в городке Рыжеволосую Женщину. Я постоянно вспоминал ее нежный взгляд и полные губы. Она была высокой, статной и очень привлекательной. В течение дня Махмуд-уста и Али менялись местами, так что дело внизу понемногу двигалось и скала потихоньку поддавалась. Но все равно, работа шла очень медленно, а жара лишала нас сил.

Однажды вечером я дошагал до театрального шатра и встал в очередь. Однако человек, сидевший за столом, который заменял кассу, грубо сказал мне:

– Это представление не для тебя!

И отказался продать билет.

Вначале я решил, что он имеет в виду мой возраст, однако в маленьких городках дети легко проникали в самые непотребные места. Кроме того, мне было семнадцать лет, и, как все утверждали, выглядел я гораздо старше. Возможно, человек на входе имел в виду, что для такого по виду городского и образованного маленького эфенди дешевые номера театра слишком низкопробны. Были ли Рыжеволосая Женщина и ее брат как-то связаны с пошлыми шутками для солдат?

Возвращаясь из городка, глядя на бесконечность звезд, я снова подумал о том, что буду писателем. Махмуд-уста ждал меня, глядя в телевизор. Тем вечером он вдруг спросил, ходил ли я в театральный шатер, а я ответил, что не ходил. По глазам моего мастера я понял, что он мне не верит. В уголках его губ появилась ехидная ухмылка.

Когда в течение дня мы вместе вращали лебедку, это ехидное выражение иногда появлялось на лице Махмуда-усты, и я начинал виновато думать, что допустил какую-то ошибку и, сам того не замечая, заставил мастера разочароваться во мне. Что же я сделал неправильно? Возможно, с недостаточной силой вращал лебедку, недостаточно внимательно следил за ручкой заполненного землей ведра или провинился в чем-то еще. Время шло, вода в колодце не появлялась, на лице Махмуда-усты все чаще появлялась эта ухмылка. И тогда я испытывал угрызения совести и злился на него.

Мой отец никогда не проявлял ко мне такого внимания, как Махмуд-уста. Но отец никогда не унижал меня. Единственное, из-за чего я испытывал чувство вины, – что он страдает в тюрьме. Что такого делал мастер? Почему я все время хотел его слушаться, ему нравиться?