Наложницы. Тайная жизнь восточного гарема - Казиев Шапи Магомедович. Страница 23

Отъезд невесты. Художник Пьер Мари Бейль

В день свадьбы невесту наряжают и приводят к отцу, который благословляет дочь и опоясывает ее драгоценным поясом – знаком предстоящего замужества. Затем невеста направляется к матери, которая дополняет наряд невесты цветами и бриллиантами.

Шествие невесты к жениху

Этот красочный ритуал описала Мелек-Ханум: «Когда солнце село, все дамы завернулись в свои белые плащи, которые составляют дополнение к их костюму и служат им покрывалом, оставляя открытыми лишь глаза. Невеста оделась точно так же; тогда все гости отправились провожать ее до дома жениха. Четыре из приглашенных подняли укрепленное на палках сиденье из красного сукна, устроенное вроде палатки, открытой спереди. Жених, стоя на пороге своего дома, приветствовал кортеж, бросая мелкую монету, а женщины при этом кричали: «Лу, лу, лу!», читали стихи в честь невесты и выражали разные добрые пожелания. Когда невеста и все женское общество вошли в дом, жених вышел из него. Невеста села на диван и по мере того, как гостьи входили, она вставала и целовала у них руку. Затем две старые невольницы сняли с нее покрывало и поднесли ей прохладительное питье».

Свадьба

Осман-Бей живописал бурные страсти, бурлившие вокруг свадеб: «День свадьбы у турок то же, что огненный столб, который указывал путь евреям во время странствования их в пустыне. Те, которые шли впереди столба, оборачивались назад, чтобы любоваться, а шедшие позади смотрели прямо на него.

День свадьбы – это огненный столб, на который устремлены глаза всех турецких девушек, принадлежащих к подрастающему поколению, тогда как авангард старушек, престарелых девиц и всяких кумушек обращается к нему со взором, преисполненным самых сладостных воспоминаний…

– Ах, если бы вы присутствовали на нашей свадьбе, – говаривали они. – То увидели бы то, чего никогда вам не видать!

– Моя свадьба наделала шуму по всему городу, – говорит другая. – Все сбежались смотреть на меня!

Свадебная процессия. Художник Фабио Фабби

Эти восклицания сопровождались обыкновенно глубокими вздохами, вырывавшимися из глубины сердца вместе с дымом кальянов и ароматом кофе.

– Нужно было видеть, как я была одета в этот день! Я была причесана, завита и наряжена, как султанша! На голове моей была диадема, кушак был весь обшит бриллиантами, платье же мое было залито золотом!»

Ход свадебной церемонии вспоминала Мелек-Ханум:

«В восемь часов, после вечерних молитв, жених, прослушав свадебные молитвы, прочитанные в мечети, возвратился в свой дом в сопровождении многочисленного общества своих знакомых, несших зажженные факелы и поющих молитвы; имам взял жениха за плечи и втолкнул его в дом, после чего все выпили шербета и разошлись.

Тогда жених пошел наверх и сел на кресло, а его невеста, в сопровождении двух старых невольниц, несших зажженные подсвечники в руках, предстала пред лицом своего будущего мужа, и все три начали танцевать; время от времени, они удалялись, чтобы переменить на молодой платье, и опять возвращались с нею и принимались за танцы. Таким образом продолжалось до тех пор, пока невеста не переодела всех платьев, находившихся в ее приданом. Когда эта церемония кончилась, муж взял жену за руку и повел в спальню».

Но брачный ритуал на этом не заканчивался.

Жених еще должен был выкупить право открыть лицо невесты. Она соглашалась на это не сразу, а когда жених наконец поднимал покрывало, то, восхитившись красотой своей избранницы, непременно украшал ее головку драгоценной булавкой с бриллиантами.

На следующее утро счастливый муж отправлялся благодарить родителей невесты, которые дарили ему, как правило, хорошего коня и опоясывали дорогой саблей.

Разводы

По шариату, чтобы развестись с женой, мужчине было достаточно заявить при свидетелях, что он ее «отпускает», и сказать: «Талак» (развод). При этом он мог не объяснять причины, побудившие его к расторжению брака. Если такое происходило по недоразумению, в порыве сиюминутного гнева или в результате гаремных интриг, закон оставлял раскаявшемуся мужу возможность возобновления супружеских отношений в течение трех месяцев. Если за этот срок муж не возвращал жену в дом, брак считался окончательно расторгнутым, и женщина могла выйти замуж за другого мужчину.

Если мужчина сгоряча произносил формулу развода трижды, то ситуация становилось куда более сложной и, вместе с тем, весьма пикантной. Теперь мужчина мог жениться на своей бывшей жене только после сложных церемоний. Чтобы вернуться в дом первого мужа, она сначала должна была выйти замуж за другого и снова получить развод уже от второго супруга. На такие случаи всегда находились «временные» мужья или «заместители», для которых спасение чужого семейного счастья было доходным занятием.

Знаменитому Ала-ад-дину (Алладину) из «Тысячи и одной ночи» тоже довелось стать именно таким «временным» мужем.

При всей внешней простоте, развод по инициативе жены был большой редкостью, а по инициативе бывшей наложницы и вовсе немыслим, потому что не было, как таковой, и женитьбы.

Свободнорожденная женщина имела право инициировать развод, если муж нарушал условия брачного договора, демонстративно обходил жену вниманием, явно дискриминировал относительно других жен, плохо обращался с детьми и т. п.

Если муж не желал разводиться, женщина могла обратиться в суд. После развода она получала обратно все свое приданое, выкуп за невесту (калым), уплаченный при сватовстве, свадебные подарки и долю состояния бывшего супруга согласно брачному договору. А также содержание бывшей жене на три месяца и детям ее – до совершеннолетия. Таким образом, развод оказывался делом весьма невыгодным как в социальном, так и в материальном отношении.

Разумеется, оставшиеся в гареме жены вовсе не желали делиться семейным имуществом, и дело доходило до скандальных судебных процессов. И здесь все зависело от ловкости адвокатов и связей тяжущихся сторон при дворе. Если в случае состоятельных семей жена при разводе могла получить целое состояние, то у бедняков это могло быть свечой и скудной пищей на каждый день.

Отставки

Гаремы жили своей обычной жизнь, в неге и роскоши, заслонявшей для непосвященных напряженную борьбу главных жен, кадин и фавориток. Но все это продолжалось до поры до времени. Султаны тоже смертны, и когда такая беда приключалась, их гаремы замирали в оцепенении – они теперь никому не были нужны.

Борьба за престол оттесняла на задний план все остальное. Но, как правило, к тому моменту, когда султан покидал этот мир, престолонаследник уже был известен. Новая мать-султанша возносилась к вершинам могущества вместе со своим сыном – новым султаном, а остальных красавиц гарема ждала совсем иная участь.

«В двадцать четыре часа после того, как султан испустит последний вздох, жены его и фаворитки должны выехать, – писал Осман-Бей. – Все женщины должны собирать свои вещи и покинуть сераль. Эта перемена декораций представляет совершенную картину армии после поражения или экипажа после кораблекрушения, когда каждый старается ухватиться за спасительную доску, которая могла бы удержать его на поверхности воды и не дать потонуть в глубине Старого сераля.

Те из них, которые имеют детей – принцев или принцесс, остаются под императорской кровлей, так как государственные соображения не позволяют, чтобы дети вышли из-под надзора подозрительного и сурового наследника. Поэтому и их матери оставляются во дворце, где положение их, конечно, лучше, чем если бы они были заперты в Старом серале. Все же прочие должны укладываться и уходить со всеми женщинами и рабами своего двора. Само собою разумеется, что некоторым из последних удается при помощи протекции отделаться от своих прежних господ и остаться во дворце, где их зачисляют в какой-нибудь из вновь формируемых дворов.