Роковые обстоятельства - Суворов Олег Валентинович. Страница 18

— Что вы молчите? — удивилась Надежда. — Неужели вы никогда не задумывались о собственной смертности, и она вас совсем не страшит?

— Конечно, страшит, — нехотя отвечал Денис, — хотя бы потому, что «человек» и «смертный» — синонимы еще со времен Гомера, когда люди противопоставляли себя богам. В самом слове «смертный» чувствуется какой-то тоскливый упрек самому себе, словно бы человек не желает мириться со своей смертностью.

— Но ведь при данных условиях жизни она просто необходима!

— Да, но кто сказал, что сами эти условия неизменны? Что мешает нам обнаружить такие возможности, при которых смерть вовсе не будет неизбежной и оправданной с точки зрения эволюции?

— Что вы такое говорите? — и Надежда столь заинтересованно взглянула на него, что Денис даже обрадовался этому случайно возникшему разговору. Главное условие понравиться красивой девушке — это постоянно ее заинтересовывать, постоянно привлекать внимание к собственной персоне! — Это же кощунство, которое просто не укладывается в голове! Господь обещал, что мы воскреснем для вечной жизни, а вы считаете, что можно сделать так, чтобы люди не умирали… Да разве возможна вечная жизнь здесь, на земле?

— Возможна! — невольно увлекаясь, заверил Денис. — Наш организм состоит из клеток, а любая клетка в принципе бессмертна. При благополучных условиях она способна делиться бесконечное количество раз, не проявляя ни малейших признаков старения. Но если каждая клетка бессмертна, то почему смертен состоящий из них организм? Только потому, что являет собой сложное целое, состоящее из специализированных клеток? Однако любая сложная система построена на принципе обратной связи, а потому способна к бесконечному самосовершенствованию. И я не верю, что природа поставила пределы человеческому разуму в разгадке тайны нашей смертности! Надо бросить все силы человечества на эту разгадку, и тогда…

— Что — тогда? Разве бесконечная жизнь может иметь хоть какой-нибудь смысл? Разве разумно представлять себе Шекспира, вечно сочиняющего свои пьесы, или Ньютона, бесконечно изучающего небесную механику?

Удивляясь подобному вопросу, от которого несложно было зайти в тупик, и украдкой любуясь свежей прелестью задавшей его девушки, Денис попытался с ходу найти ответ, который искали тысячелетиями.

— Странные вопросы вы задаете, Надин, — улыбнулся он, осторожно придерживая ее за локоть, — бессмертие — это главная мечта человечества! Благодаря нему люди смогут заселить звезды, стать всемогущими, воплотить в жизнь величайшую поэтическую мечту о вечной любви! Ведь истинная любовь есть та, которая не только оправдывает безусловное значение индивидуальности, как говорил нам Владимир Соловьев, но и действительно избавляет нас от необходимости смерти, давая бесконечной стимул к жизни и наполняя ее абсолютным содержанием.

Последняя мысль пришла ему в голову за мгновение до того, как он высказал ее вслух. За ней явилась и другая: «А ведь я уже влюблен!» Да и удивительно было бы с его стороны не увлечься этой красавицей, которая умела задавать такие захватывающие дух вопросы и при этом так внимательно слушать! Со времени их знакомства на похоронах Достоевского прошло всего около двух недель, и он, конечно же, не решался заговорить о чем-то таком, что могло бы прервать их пленительную дружескую близость…

Но раз уж они заговорили о быстротечности жизни, то почему бы не сделать это прямо сейчас?

— Я почти пришла, — неожиданно сообщила Надежда, и только после этого замечтавшийся Денис с досадой обнаружил, что они уже дошли до поворота в Апраксин переулок. По-видимому, на его лице отразилось столь глубокое разочарование, что девушка засмеялась и, немного смущаясь, добавила: — Я бы и сама не прочь еще погулять, но ужасно замерзла.

На ней была кокетливая шапочка, короткая меховая жакетка, доходившая лишь до середины бедер, черная шерстяная юбка и черные тонкой кожи сапожки. В подобном наряде не мудрено замерзнуть.

— Надо одеваться теплее, Надин! — с досадой заявил Денис. — Неужели у вас нет шубы, в которой не страшен никакой мороз?

— Однако вы задаете странные, можно сказать, неприличные вопросы! — с притворной строгостью ответила девушка, но тут же снова рассмеялась: — Но я на вас не сержусь, сударь, поскольку вы одеты ничуть не теплее меня! А шубы у меня действительно нет.

— Но почему? Разве родители не в состоянии вас содержать?

— Дело не в том. Просто в своей семье я нахожусь на положении Золушки, а большая часть родительских забот достается моему младшему брату и старшей сестре.

Надин по-прежнему улыбалась, хотя в выражении ее глаз появился оттенок грусти. Разумеется, она не могла да и не хотела рассказывать Денису о скупости своих родителей, которая породила целый анекдот, охотно пересказываемый их знакомыми…

Этот глупый анекдот состоял в том, что якобы когда приходили гости, то супруги Симоновы встречали их каждый со своим канделябром в руке. Если гость являлся к Ангелине Николаевне, то Павел Константинович торопился задуть свою свечу; если же гость был к нему, то задуть свечу торопилась его супруга. А если посетитель приходил к обоим Симоновым, то каждый из них торопился задуть свою свечу прежде другого, и злополучный гость оказывался в полной темноте!

Впрочем, если в этом и была доля правды, то все это происходило очень давно, когда они еще жили на съемной квартире в многоэтажном доме, а не занимали целый особняк, где гостей встречала горничная.

— …Но это ерунда! — воскликнула Надин, глядя на нахмурившегося студента. — И я нисколько не ревную! Папа и мама очень меня любят, да и я их люблю!

— А я люблю вас! — не сдержавшись, глухо пробормотал Денис, не глядя на нее.

— Что вы сказали? — весело изумилась девушка, но взволнованный поклонник уже бежал от нее прочь — бежал и не оглядывался, словно бы неожиданно вырвавшееся признание лишило его остатков мужества.

Поступок Дениса настолько ее позабавил, что она, забыв о посещении «ужасного» кабинета восковых фигур, легко взбежала на крыльцо и позвонила в дверь.

А Денис, смущенный, обрадованный и раздосадованный своей «несдержанностью», энергично шагал по улицам, пытаясь по детской привычке выразить переполнявшие его впечатления сегодняшнего дня в стихах:

…И мы исчезнем как туман,
Как все на свете исчезает.
Так бесконечный океан
Дождя две капли растворяет;
Так под заигранный мотив,
Все в мире предается тленью,
И наших душ благой порыв,
И наших тел соединенье.

Сладостная мечта, вырвавшаяся из глубины души и высказанная в последней фразе, показалась ему настолько нескромной, что он покраснел и, стремясь скрыть это от прохожих, повыше поднял воротник.

Глава 11

ДВА НЕГОДЯЯ

— Вызывали, Михаил Иннокентьевич?

— Да-с, вызывал. Проходи, любезный, — и банкир, державший в руке недавно полученное письмо, мельком взглянул на своего подручного, который, мелко кланяясь, не входил, а, скорее, вползал в его кабинет.

Георгий Владимирович Данилян использовался Дворжецким для самых интимных или отвратительных поручений, что порой бывало одним и тем же, и до сего дня блестяще справлялся с любыми делами. Это был худой и высокий человек с прямыми черными волосами и крупным носом. Он казался ниже ростом из-за приобретенной благодаря постоянному выражению подобострастия сутулости, а выдающаяся вперед голова делала его похожим на горбуна. Мало того — постоянная бледность придавала ему вид повешенного, каковое впечатление усугублялось нелепым галстуком в мелкую клетку, более годившимся не для того, чтобы подпирать узкий подбородок живого, сколько для того, чтобы подвязывать отвисшую челюсть покойника.

Короче говоря, Данилян имел бы классическую внешность опереточного негодяя, если бы не ироничные глаза, оглядывающие собеседника не иначе, как исподлобья, зато на редкость проницательно.