Твоя вина - Рон Мерседес. Страница 11

Но о чем, черт возьми, он думал! Разумеется, это он постарался, наверняка именно отец уже оплатил всю поездку.

И моя последняя надежда начала рушиться.

– О да, я хочу поехать, мама! – Ноа кивнула, и ее слова были как пощечина.

Разве я не должен поучаствовать в решении? Что она делает?

Я отпустил ее руку и окончательно разозлился. Хватит, либо я уйду отсюда, либо совершу то, о чем думал. Но я сразу понял, что уходом ничего не исправить – в другой раз я бы устроил сцену, но теперь это не поможет, ведь ко мне вообще не прислушаются… Если я хотел, чтобы нас воспринимали всерьез, я должен был остаться и высказать свое мнение: они не заберут мою девушку на целый месяц.

Когда я отпустил ее руку, Ноа повернулась ко мне. Я пристально взглянул на нее и понял, что она мучается так же, как и я… А это уже кое-что.

Прежде чем Раффаэлла успела что-либо сказать, я прервал ее.

– Тебе не кажется, что сперва, перед оплатой поездки, следовало посоветоваться с нами?

Думаю, что использовал всю силу воли, чтобы сформулировать вопрос таким спокойным тоном, каким только мог.

Раффаэлла прищурилась, и я моментально осознал, что всякая надежда на то, что она примет меня в качестве бойфренда дочери, пропала. Она не хотела меня для Ноа, и выражение ее лица совершенно ясно давало это понять.

– Николас, Ноа – моя дочка, ей только что исполнилось восемнадцать. Она еще ребенок, и я хочу отдохнуть вместе с ней, неужели ты станешь с этим спорить?

Я открыл было рот, но тут Ноа встала на мою защиту.

– Мама, я не ребенок! – сказала она, откинув назад волосы. – И не разговаривай так с Ником, он мой парень и имеет полное право не радоваться разлуке.

Я с трудом сдерживался, но позволил ей продолжать говорить.

Раффаэлла перевела взгляд на дочь, и у моей мачехи опять увлажнились глаза. Она запросто плакала, и при виде ее мученического лица, меня затошнило.

– Я поеду, мама.

«Что?!»

– Но в следующий раз… либо мы едем вместе, либо я остаюсь здесь, – добавила Ноа, и мои глаза застила красная пелена.

Раффаэлла улыбнулась, и я почувствовал такое раздражение, что резко встал со стула.

Отец посмотрел на меня предупреждающим взглядом.

– Я ухожу, – объявил я, пытаясь контролировать голос. Я бы с удовольствием ударил кого-нибудь и сжал кулаки.

Ноа встала рядом со мной. Не знаю, хотела ли она присоединиться ко мне, я был зол на нее так же, как и на ее мать.

– Николас, сядь, – приказал отец, оглядываясь. Постоянно эта гребаная показуха и всегда разочарованный вздох – таков мой папаша.

Я начал продвигаться к дверям, даже не остановился, чтобы подождать Ноа, мне нужно было убраться отсюда побыстрее.

Когда я вышел из ресторана, то направился прямо к машине, но сообразил, что у меня нет ключей. Это не моя гребаная тачка. Я заскрипел зубами и прислонился к водительской дверце.

Ноа тоже покинула ресторан и пыталась догнать меня, но высокие каблуки помешали ей это сделать. Я вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Плевать, что девчонке будет неприятно.

Она подошла ко мне и замерла, ее щеки покраснели, она взглядом искала мои глаза.

Я покосился на людей, которые входили в ресторан.

– Николас…

Я ничего не ответил. Услышал, как она глубоко вздохнула, и отвернулся.

– А что ты хотел, Ник? – спросила она.

Я продолжал молчать. Месяц, месяц без Ноа: все планы, все, что я хотел сделать, было разрушено. А я долго планировал, хотел не разлучаться с ней, путешествовать, заниматься любовью каждый чертов летний день, проводить время в ее компании и наслаждаться жизнью, но она ни минуты не колебалась, чтобы принять подарок мамочки. Мне было больно, ведь я думал, что она должна посоветоваться со мной, но она так не поступила.

Я искоса посмотрел на нее.

– Дай ключи, я отвезу тебя на вечеринку.

Она просто наблюдала за мной. Я знал, что она хочет поговорить на больную тему, но каждую секунду злился все сильнее. Ноа отняли у меня, и летом она не будет рядом со мной, ее забрали – пусть даже на месяц! – а я ничего не могу поделать.

Она снова тихонько вздохнула. Порылась в сумочке, отдала ключи и села на пассажирское сиденье.

Лучше так, чем начинать спорить со мной: тогда я точно не могу за себя отвечать.

7. Ноа

Атмосфера настолько накалилась и сгустилась, что воздух можно было резать ножом. Ник был в ярости, я знала это и видела бешенство в его глазах.

Он понимал, что проведет целый месяц без удовольствий, которые мог бы разделить со мной, но разве у парня был выбор? Мама организовала поездку, я не могла отказаться от такого подарка.

Это же все-таки мама! Мы всегда говорили о выпускном, об университете, о том, как будем вместе покупать вещи для комнаты в общежитии, шутили, что отправимся в поездку по Европе и напоследок вместе проведем лето. Когда мы мечтали о будущем, она смеялась и называла меня малышкой. Часть меня желала отправиться в путешествие, я не хотела упустить возможность побыть рядом с женщиной, которая дала мне жизнь и вырастила с любовью и заботой.

Я просто не могла отказаться.

С другой, не менее важной, стороны, все внутри болело от одной мысли о том, что целых четыре недели не увижу Николаса. Я тоже строила планы, хотела провести с ним каждую секунду лета в его пентхаусе, тем более теперь, когда вскоре мне снова предстоит сосредоточиться на учебе, да и деловые поездки Ника в Сан-Франциско будут длиться не две недели, а наверняка дольше.

Я посмотрела на парня. Взгляд Ника был прикован к дороге, побелевшие пальцы яростно вцепились в руль. Мне стало страшно. Я не знала, что творилось у него в голове, я не понимала, что могу сделать или сказать, чтобы он не сердился на меня.

– Не хочешь поговорить? – спросила я, набравшись смелости, но Ник даже не посмотрел на меня, хотя я заметила, как напряглись вены на его шее, когда он крепко сжал челюсть.

– Я стараюсь не испортить тебе вечер, Ноа, – процедил он секунду спустя.

Стараешься, значит?

– Николас, ты не можешь меня винить, я не могла отказаться, это ведь моя мама! – воскликнула я, занервничав еще сильнее.

– А я твой парень! – крикнул он.

Нужно закончить спор, ведь ссора – последнее, чего я хотела сегодняшним вечером.

Ник повернулся ко мне, и я догадалась, что он с трудом сдерживается и хочет высказать мне все.

– Ник, пожалуйста, не ставь меня между молотом и наковальней, не заставляй выбирать между тобой и мамой, – умоляла я, стараясь контролировать голос.

Николас ускорился, и я вцепилась в дверцу автомобиля. Через несколько минут мы приехали к отелю «Четыре Сезона». Здесь уже выстроилась вереница машин: их владельцы выходили из салонов. Они сдавали ключи сотрудникам отеля, чтобы те припарковали автомобили. Несколько одноклассников весело болтали друг другом перед входом в отель, улыбки на их лицах вызывали у меня зависть. Моя-то давно исчезла, разнообразив окружение.

Ник затормозил позади чужого «Мерседеса» и посмотрел на меня.

– Если бы мне пришлось выбирать, я бы всегда выбрал тебя, – ледяным тоном заявил он.

Меня словно окатили холодной водой. Я недоверчиво уставилась на Ника, обиженная его тоном, но ощущая себя виноватой. Не хочу выбирать между двумя людьми, которых люблю больше всего на свете! Конечно, я очень любила мать, но это было нечто совершенно другое, отличное от чувств, которые я испытывала к Николасу, – чувств, которые были необъяснимы с точки зрения здравого смысла.

Любовь к нему ранила и причиняла боль, но мне нравилось это чувство, хотя оно пугало своей напряженностью. Я вышла из машины и обнаружила, что Ник все еще сидит на водительском сиденье.

– Т-ты не останешься? – пролепетала я дрожащим голосом, наклонившись к нему. Черт, снова это чувство пренебрежения, зависимости… Я не хотела, чтобы он оставлял меня, он нужен мне, я хотела быть с ним ночью, заниматься любовью со своим парнем.