Собрание прозы в четырех томах - Довлатов Сергей Донатович. Страница 105
Через два месяца в Ленинград пришел ответ:
№ 7/32
ЦК КП Эстонии не может рекомендовать Вашу книгу к изданию по причинам, изложенным Вам в устной беседе в секторе ЦК.
Что еще за устная беседа в секторе ЦК? Был частный разговор с Трулем. И не в секторе ЦК, а в гальюне.
Я написал в издательство:
Директору издательства «Ээсти раамат»
от автора Довлатова С. Д.
Копия — в отдел пропаганды ЦК КПЭ
тов. Трулю Я. Я.
Уважаемый товарищ директор!
В июне 1974 года издательство заключило со мной договор на книгу рассказов. До этого рукопись была положительно отрецензирована доцентом ТГУ В. Беззубовым. Редактор Э. Кураева проделала значительную работу. Книгу сдали в набор. Появились гранки, затем верстка. Шел нормальный издательский цикл. Внезапно я узнал, что книга таинственным образом приостановлена. Никаких официальных сведений ни в одной из инстанций я получить не смог. Причины запрета доходили до меня в виде частных, нелепых и фантастических слухов.
За книгу, мистическим способом уничтоженную, я получил 100 % авторского вознаграждения. И это единственный акт, доступный моему пониманию.
Повторяю, официальная версия запрета мне не известна.
Настоятельно прошу Вас разобраться в этом деле.
Ответ:
Государственный комитет Совета Министров ЭССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли.
Копия — в отдел пропаганды ЦК КПЭ
Издание Вашей книги было остановлено по известным Вам причинам. В настоящее время вернуться к вопросу ее издания не представляется возможным также потому, что республиканское издательство по существующему положению издает на русском языке лишь произведения местных авторов.
Я снова написал. В последний раз:
Директору издательства «Ээсти раамат»
тов. Сийраку
Копия — в отдел пропаганды ЦК КПЭ
Уважаемый товарищ Сийрак!
Вы, очевидно, принимаете меня за идиота. Чем еще объяснить характер Вашего письма? Я спрашиваю о причинах, по которым не издают мою книгу. Вы отвечаете: «…По известным Вам причинам». И дальше: издательство публикует только местных авторов. Это после того, как со мной заключили договор, выплатили мне гонорар и книга прошла весь издательский цикл. Не скрою, Ваша отписка показалась мне издевательской.
Еще раз объясняю: литература — дело моей жизни. Вы ставите меня в положение, при котором нечего терять. Простите за резкость.
Ответа не последовало.
Возвращение
Три года я не был в Ленинграде. И вот приехал. Встретился с друзьями. Узнал последние новости.
Хейфец сидит. Виньковецкий уехал. Марамзин уезжает на днях.
Поговорили на эту тему. Один мой приятель сказал:
— Чем ты недоволен, если разобраться? Тебя не печатают? А Христа печатали?!. Не печатают, зато ты жив… Они тебя не печатают! Подумаешь!.. Да ты бы их в автобус не пустил! А тебя всего лишь не печатают…
Перспективы были самые туманные. Раньше мы хоть в Союз писателей имели доступ. Читали свои произведения. Теперь и этого не было.
Вообще, я заметил, что упадок гораздо стремительнее прогресса. Мало того, прогресс имеет границы. Упадок же — беспределен…
Когда-то мы обсуждали рукописи с низовыми чиновниками. Журналы вели с авторами демагогическую переписку. Сейчас все изменилось. Рукописи тормозились на первом же этапе.
Я отнес рассказы в «Аврору» и в «Звезду». Ирма Кудрова («Звезда») ответила мне по телефону:
— Понравилось. Но вы же знаете, как это бывает. То, что нравится мне, едва ли понравится Холопову.
В «Авроре» произошла совсем уж дикая история. Лена Клепикова рассказы одобрила. Передала их новому заведующему отделом — Козлову. К этому времени у него скопилось рукописей — целая гора. Физически сильный Козлов отнес все это на помойку. Разве можно такую гору прочесть?! Да еще малограмотному человеку…
Я получил из «Авроры» экземпляр одного из своих рассказов. И записку на бланке:
«АВРОРА»
Общественно-политический и литературно-художественный ежемесячный журнал ЦК ВЛКСМ, Союза писателей РСФСР и Ленинградской писательской организации
Дорогой Сережа!
Вот нашла экземпляр, сохранившийся после разбоя, учиненного Козловым. И это все. Остальное, как вы знаете, пропало.
Будьте здоровы.
С Козловым я в дальнейшем познакомился. Напыщенный и глупый человек. Напоминает игрушечного Хемингуэя…
Я перелистал ленинградские журналы. Тяжелое чувство охватило меня. Не просто дрянь, а какая-то безликая вязкая серость. Даже названия почти одинаковые: «Чайки летят к горизонту», «Отвечаю за все», «Продолжение следует», «Звезды на ладони», «Будущее начинается сегодня»…
Будет ли этому конец?!.
Лениздат выпустил книжку. Под фотоиллюстрацией значилось: «Личные вещи партизана Боснюка. Пуля из его черепа и гвоздь, которым Боснюк ранил немецкого офицера…»
Широко жил товарищ Боснюк…
Знаменитый писатель Раевский опубликовал новеллу из дореволюционной жизни. В ней была такая фраза:
«Светлые локоны горничной выбивались из-под ее кружевного фартука…»
«Костер»
Я искал работу. Сунулся в многотиражку ЛОМО. После республиканской газеты это было унизительно. К счастью, работа оказалась временной.
Тут мне позвонил Воскобойников. Он заведовал прозой в «Костре». Литсотрудник Галина уходила в декретный отпуск. Воскобойников предлагал ее заменить:
— Галины не будет месяцев шесть. А к тому времени она снова забеременеет…
Я был уверен, что меня не возьмут. Все-таки орган ЦК комсомола. А я как-никак скатился в болото. Опорочил все самое дорогое…
Недели три решался этот вопрос. Затем меня известили, что я должен в среду приступить к работе.
Это было для меня приятной неожиданностью. Уверен, что мою кандидатуру согласовывали в обкоме. Так положено. А значит, обком не возражал. Видно, есть такая метода — не унижать до предела. Не вынуждать к опрометчивым поступкам.
Я спросил одного из работников журнала:
— Кого мне опасаться в редакции?
Он ответил быстро и коротко:
— Всех!
Об этом человеке стоит рассказать подробнее. Начинал он с группой очень талантливой молодежи. С Поповым, Ефимовым, Битовым, Марамзиным. Неглупый и даровитый, он быстро разобрался в ситуации. Понял, что угодить литературным хозяевам несложно. Лавры изгоя его не прельщали. Он начал печататься.
Его литературные данные составляли оптимальный вариант. Ведь полная бездарность — нерентабельна. Талант — настораживает. Гениальность — вызывает ужас. Наиболее ходкая валюта — умеренные литературные способности.
Он умерил свой талант. Издал подряд шестнадцать книг. Первые были еще ничего. Но с каждым разом молодой писатель упрощал свои задачи. Последние его книги — сугубо утилитарны. Это — биографии вождей, румяные политические сказки. Производил он их умело, быстро, доброкачественно. Получше, чем многие другие.
Он растерял товарищей своей молодости. Беспредельная уступчивость и жажда комфорта превратили его в законченного функционера.
Оставив живую творческую среду, не примкнул и к разветвленной шайке литературных мешочников. Наглухо застрял между этажами.
Женственная пугливость делала его игрушкой любого злодейского начинания. За каждым новым падением следовало искреннее раскаяние. И в конечном счете — полное безысходное одиночество.