Последний Шаман 2 (СИ) - Бондин Никита. Страница 42
Но я не обижался, а внимательно впитывал новое знание, время от времени бросая на Чёрного пронизывающие взгляды. Тот выглядел печально и видимо рассказ о рунах в их с Белым планах не входил. По крайней мере пока.
— А пыль с камня одержимых зачем? — спросил, глядя как он плотненько вбил в трещины искристые остатки первого камня и достал следующий.
— В них универсальная энергия. Можно истолочь и делать различные сыворотки и инъекции, как лечащие, так и усиляющие. Можно и напрямую употреблять, но слишком часто это делать не советую, привыкание начнётся. Ну а можно и вот так руны энергией наполнять. Они, конечно, сами по себе фонят, когда с верным смыслом их начертываешь, но если дополнительно энергетически сдобрить, тогда эффект достойный. Так что давай, иди над Заклинанием думай, а мне пока надо ещё семь раз так повторить. — и вытянув перед глазами тесак, он примерился, выверил угол, и весело направился вокруг обломка.
Мне же оставалось только покряхтеть и следом за Медвяном пойти, внутренне подбирая нужные ритмы и смыслы. Если не считать того заклинания, которым я Яблоко Основ сделал, то грядущее впервые окажется настолько масштабным и затронет сразу столько целей. Живых, причём, мыслящих и дышащих. И пусть Медвян и уповал на автоматику процесса оборота, на сердце тревога ворочалась.
Пока ходил, да думал, отследил, что рыжеволосый с удивительной точностью на местность уложил два квадрата, чьи вершины заканчивались строчкой рун. Проведя от них линии к центру, он получил восьмиконечную фигуру, пространство которой разбавил треугольниками и дополнительными линиями. Наверное для балансировки.
И когда я ступил вовнутрь периметра, то мурашками меня пробрало от ног до самой макушки. Воздух звенел и волчицы тоже это чувствовали. Вокруг своей большой мамы они суетились нервно, скулили громко и стоило мне подойти, как они тут же в ноги бросились. Пришлось успокаивать и всех по местам рассаживать.
Закончив искристым порошком руны набивать, Медвян ко мне подошёл и сквозь нарастающий ветер идущей грозы, скомандовал.
— Семён, я готов. Можем начинать в любой момент!
— Понял тебя! — крикнул ему и над седой волчицей встал.
Ну что же.
Всего-то и нужно, что намерение сформировать и слова произнести. Да вот тревога проклятущая всё никак не уходила. Прыгала внутри, скакала, тявкала, словно волчица — а вдруг, а что если, а как бы не это. Тьфу! Аж противно.
И может быть я и не начал, если бы Чёрный ворон мне не помог. Вспорхнул, сел на плечо, и начал ритмично каркать. И в шуме ветра, в перекатывании грома, в ярких вспышках молний этот ритм успокаивал и погружал в состояние верное.
Простерев руку, я заговорил и слова заклинания потекли с моих уст.
Слушайте, скалы. Травы услышьте,
Слово моё ни в тиши, ни в покое,
В стоне ветров, в рёве грома и молний
Суть расплетает былого устоя.
Нити от нитей, шерсти от кожи,
Мясо от кости в иной расстановке,
Слово моё пусть укажет, поможет,
Вспомнить процесс оборота людского.
В боли и в крови, в яри и в гневе
В пляске души и в немом исступлении
Вспомните дети луны отражения,
Вспомните день оборота первого!
Дрожью по коже, криком по лёгким,
Бейтесь в рыданиях тел человеческих.
Полнитесь ропотом, низменным шёпотом,
Столь вам знакомых слов просторечных.
Вы не забудете, вы не откажетесь,
Не отвернётесь от правды сумрачной.
Вы тоже люди, и нет, вам не кажется.
Истоки пути вы теперь не забудете.
Плачьте, но помните,
Плачьте, но ведайте.
Хоть человеком, хоть лютым оборотнем
С вами останется, не потеряется,
Право охотиться на лесных тропах.
И если на первых фразах мне показалось, что налетевшая на нас стихия не на шутку разгулялась, то при всех последующих я раз за разом менял своё мнение.
С каждым словом, с каждым предложением ветер вокруг нас крепчал и закручивался в спираль, утягивая за собой листья, мелкие ветки и падающие дождевые капли. Руническая сила Медвяна мощным потоком исходила из земли и мне казалось, что сейчас вот-вот и я взлечу. Моя воля, моё намерение, моё желание и каждое повелевающее слово в этом потоке увеличивалось десятикратно.
И эта сила подхватила всех волчиц и в том числе и ундину.
Они выли, кричали, плакали, катались по земле и... медленно но верно преображались. В тонком видении исходящий от них свет сиял невыносимо ярко, но и он померк, когда в вершину обломка ультра-верлита ударила молния.
Разбившись на восемь частей, она вонзилась в начертанные Медвяном руны и все волоски на моём теле наэлектризовались. Гром оглушил, только я точно запомнил, что последние слова заклинания дочитал без запинки.
Собственно, молния и ударила под завершение, опередив меня всего на секунду.
И я дышал
И звон в ушах стихал.
И зрение постепенно приходило в норму.
Пасмурные тучи расщедрились дождём и тугие капли упали на моё лицо, смывая напряжение и побуждая открыть глаза. Зайчики постепенно пропадали и я наконец-то сумел разглядеть результаты трудов наших.
Передо мной лежали в отключке шесть прекрасных девушек и взрослая женщина, чьи невероятно длинные седые волосы раскидались по камням и бетону. Медвян успел её вытащить прежде, чем пространство прижатого скалой жилища окончательно обрушилось и теперь я смог увидеть волчицу в человеческом обличии целиком и… Я удивлённо выдохнул.
Её ноги оказались целыми и невредимыми!
— Вот за это их способность и уважаю, — прогудел Медвян, под нарастающим дождём убирая с её лица седые волосы. — Исцеляются в процессе оборота. Сил это конечно жрёт много, но мадемуазель худобой не страдала. Подсоби ка.
Вместе с ним, мы споро отнесли девушек с острых камней на ровную землю и Медвян достал из храназа лётную панель, какую обычно для переноски грузов используют. Раздвинул её, запустил и под тихое гудение она в воздухе в полутора метрах от земли повисла. На неё-то мы и уложили прекрасных дам, чей оборот прошёл хоть и хорошо, но не до конца. У девушек-волчиц на груди и плечах всё ещё виднелась шерсть, а у водной девы вдоль рук проступали чешуйки.
В остальном же они тянули лет на восемнадцать-двадцать и внешне… если уж быть честным, то впечатляли ничуть не хуже, чем дочки Елизаветы. И я порадовался, что предприимчивый Медвян извлёк из внутреннего кармана свёрток, который развернулся в фольгированное одеяло. Им-то мы и укутали как девок-волчиц, так и женщину, а вот ундине он такое же давать отказался.
— Семён, ну ты что. Сам взгляни, она же холоднокровная, — и посмотрев тонким зрением, я убедился в словах Медвяна. В отличие от жарких дам, эта ундина, превратившаяся в высокую хрупкую девушку с голубоватыми волосами, под дождём чувствовала себя отлично и в температурных показаниях не менялась. — Если перегреешь, хуже сделаешь. Так что бери на руки и понесли. А я мадемуазель потащу.
Лётная платформа и правда оказалась маловата. С трудом на ней пять дев уместив, мы края фольгированного одеяла струбцинами по периметру скрепили, а гирьку мою под днище на крюк повесили. Платформа от веса качнулась, но выдержала и потихоньку, с матерком и такой-то матерью, мы поперёк лесочка в сторону полей пошли.
Дождь зарядил что надо и, спустя пару минут, я вымок до нитки. Неся на руках ундину, я огненную ауру свёл на ноль и потому оставалось только целительной силой согреваться, благо её хватало. По грязи сандалиями шлёпая, я смотрел на весело идущего Медвяна, за спиной которого летела платформа. Свою ношу он нёс деликатно, предварительно замотав женщину не только в одеяло, но и в её собственные волосы.
Кто-нибудь другой, да и я в том числе, их бы отрезал для удобства, но он не стал. Мой взгляд почувствовав, он улыбнулся и сказал.