Еще один реальный способ улучшить нашу жизнь (СИ) - Коткин Андрей. Страница 43
— А должно? — удивилась Ирина, переключая телевизор на музыкальный канал. — Мы же с тобой знаем, что «это ж-ж-ж неспроста». — И требовательно поинтересовалась: — А что это ты там, дорогой, хомячишь втихомолку? Давай, делись!
А потом они вдвоем валялись на кровати, поедали принесенную Андреем пиццу, запивая ее вредной, но так замечательно дополняющей вкус стряпни кока-колой, и наслаждались доносящейся из «зомбоящика» подборкой музыкальных клипов, комментируя наряды исполнителей, иногда непостижимо экстравагантные. Чего стоят надетые на голову трусы или длинная голубая борода, кончик которой выглядывал из-под короткой юбки, под которую она была заправлена!
Кусочки пиццы у молодых людей уже к концу подходили, когда на экране появилась молодая певица в самых, что ни на есть, обычных блузке и джинсах и запела:
Андрей так и застыл с раскрытым ртом, из которого откушенный кусочек выглядывал, настолько на него голос певицы подействовал завораживающе. Особенно этот ее рефрен из припева: ПРАВДУ, ПРАВДУ, ГОВОРИТЬ ЛИШЬ ПРАВДУ!
— Это кто? — Вопросил он почему-то шепотом, когда песня уже закончилась.
— Алла. Молодая певица, недавно появилась. — Ирина была рада, что не так давно ее знакомая Наталья, с которой они на фестиваль в Выборг ездили, по поводу этой талантливой исполнительницы ее просветила. Теперь вот смогла перед приятелем своей осведомленностью блеснуть. — Ее еще часто Сиреной называют.
— Да уж! Вот это талант! Аж завибрировало в душе что-то.
Собственно на этом в тот раз у них разговор и закончился. Ирина пожелала их спонтанный маленький семейный праздник на природе продолжить. Погода-то какая! Надо же пользоваться, пока лето не закончилось. В средней полосе России в иные года оно вообще за пару недель может промелькнуть. Васильев не возражал. Прогулка по городской набережной у молодой пары завершилась в кафе национальной азербайджанской кухни «Надир шах». Долма, шашлык и пирожки кутабы были там восхитительными.
Глава 19
Олег Сергеевич Замятин был лучшим другом Ивана Михайловича Тетелютина еще со службы в армии, вернее, с того первого кросса, который их командир заставил бежать с полной выкладкой. Олег, субтильный молодой человек с рыжеватыми волосами, никогда не показывавший особых результатов в физических упражнениях, выдохся еще до половины дистанции. Да еще и ногу натер с непривычки в солдатских сапогах. Иван, крепкий паренек почти на голову выше Олега, взял его на буксир, последние метры таща дохляка-сослуживца практически на себе. Конечно, со временем физ.подготовка дала свои результаты, и Олег достойно переносил все тяготы и лишения армейской жизни на пару с Иваном. Они и по обычной решили вместе пойти. После дембеля вместе поступили в школу милиции, вместе служили, теперь вот вместе работают в колонии строгого режима. Олег — начальником опер.части, Иван — начальником колонии. Но дружеские отношения они особо не демонстрировали, хотя все и так, конечно, в курсе, субординацию соблюдали, и уж точно за Олегом не водилось привычки открывать дверь начальства с ноги, что он только что и проделал.
— Олег? Что случилось? — изумился Тетелютин, как нетипичному поведению друга и подчиненного, так и его ошалелому виду.
— Полушкин чистуху написал на два новых эпизода.
— Ну, да, слышал. Хотел даже к тебе зайти, поздравить, да вот закрутился, извини. Как тебе вообще удалось его расколоть? Он хоть и не в законе, но калач тертый, не первоходок.
— Угу, только я тут совершенно ни при чем, — протянул Олег Сергеевич с какой-то странной интонацией.
— В смысле? Он не тебе что ли признательные дал?
— Мне, конечно, только я его к себе не вызывал. И вообще, как я мог его колоть, если я про этих двух дополнительных жмуров ни сном, ни духом? Он сам ко мне на прием напросился, и с порога давай требовать бумагу и ручку, типа признаться хочу, а то ведь менты так и не докопались до всей правды-то.
— Совесть что ли замучила? — не поверил многоопытный начальник колонии. И было с чего. Представить, что Полушкин, осужденный за неоднократные хладнокровные убийства и грабежи, может мучиться совестью, Иван Михайлович не мог при всем своем воображении.
— Полушкина? — в тон ему переспросил Олег Сергеевич, тоже ни на грамм не верящий в раскаяние матерого рецидивиста. — Только дело не в нем, вернее, не только в нем. Он, у меня, так сказать, первой ласточкой был. Сегодня еще двое решили в грехах своих передо мной покаяться. Да так усердно, что за два часа наговорили и написали себе еще на десятку строгача минимум. И как убивали, и где трупы спрятали, все, как на духу. Тоже правдой вдруг озаботились. А десять минут назад имел я интересных разговор с приятелем из колонии под Красноярском. Так он говорит, что у них тоже самое. И не только у них. По всей стране зеки точно с ума посходили… Что происходит, Иван?
Эти невесть где и когда услышанные стишки, напеваемые на мотив песенки про зиму из мультика «Зима в Простоквашино», все чаще и чаще всплывали в памяти Амиры Наильевны в последние дни. Неприятности дома, неприятности на работе, и как вишенка на торте — собственная крыша, кажется решившая поехать в отпуск, не дожидаясь, когда ее хозяйка сподобится на это целиком.
Видимо, ее подсознание взялось донести до своей недогадливой хозяйки назревшую жизненную необходимость отдыха от ее ответственной должности. Только почему для этого был выбран образ розовой крысы, которую Амира Наильевна стала видеть с удручающей регулярностью не только дома, но и на работе, стоило ей только остаться наедине с собой? И ведь не спросишь. Видеть то, чего быть не может по определению, конечно, симптом сам по себе нехороший, и даже крайне тревожный, но завистников и недоброжелателей вокруг хватает, а если еще и папарацци пронюхают, то кадровые перестановки неизбежны.
После первого эпичного явления персонального розового кошмара, изрядно подпортившего репутацию респектабельной и адекватной дамы среди ближайших соседей, весьма уважаемых людей, Амира (не иначе, как под действием коньяка, которого она замахнула с расстройства чуть ли не целую бутылку), не придумала ничего лучше, как выбросить подальше все оскверненные крысой шкатулки с брошками, а потом, осознав, что она только что своими руками лишила себя любимой, собираемой всю жизнь коллекции, с причитаниями самолично полезть за ними в мусорные контейнеры на глазах у изумленной публики. Вот в чем была: в шелковом халате и тапочках, в том и полезла, перегнувшись через край и почти нырнув головой вниз внутрь большого зеленого мусорного бака. Муж, офигевший не менее остальных случившихся рядом зрителей, когда все же слегка очухался, чуть ли не силой увел Амиру домой, высказав ей много хорошего и поучительного по поводу женского алкоголизма. Правда, Амиру его речь не вдохновила. Она вообще ее почти полностью пропустила мимо ушей, озабоченная проблемой вернуть дорогую сердцу коллекцию. Бодрящий душ тоже не особо помог. Успокоилась и, наконец, позволила уложить себя в постель Амира только после того, как вызванная срочно по особому тарифу сотрудница службы клининга, вытащила из мусорки все шкатулки и тщательно перемыла все брошки.