История Золушки - Мах Макс. Страница 29

Что уж там поняла Дашкова, сказать было трудно, но, если она чего-нибудь до сих пор и не поняла, то уж точно хотела узнать. Расставить, так сказать, все точки над «i».

– Так ты в самом деле летаешь? – вопрос задан не без зависти, но «неприличное» чувство замаскировано под брезгливое удивление.

– А ты думала, Яков пошутил?

– Ты сумасшедшая!

– Я такой, Оля, всегда была, или не помнишь?

– Помню, но… Постой! – встрепенулась вдруг княгиня. – Князь назвал тебя баронессой! Откуда титул?

– Замуж удачно сходила, – ничуть не покривив душой, ответила Кира. – Но в армии фамилию менять не стала.

– И какая же у тебя теперь фамилия?

– Багге-аф-Боо.

– Что?! – округлила глаза Бывшая-Скавронская.

– Что тебя так взволновало? – искренно удивилась Кира, по простоте душевной никак не ожидавшая от Ольги такой бурной реакции.

– Ты была замужем за камергером двора Иваном Васильевичем Багге-аф-Боо?! – уточнила свой вопрос Ольга.

И тут в мозгу Киры наконец зажегся свет. Багге-аф-Боо! Вот откуда она знала эту фамилию! Ее носил покойный камергер двора, погибший лет десять назад во время неудачного покушения на государя императора.

«Ну, спасибо, Яков, удружил! – покачала она мысленно головой, сообразив наконец, откуда растут ноги у этой многообещающей идеи. – Но какой же гад! Мог меня хотя бы предупредить!»

– Оля, окстись! – остановила она не на шутку разошедшуюся одноклассницу. – Мне, когда он погиб, семнадцать лет было!

– Всякое бывает…

– Я была замужем за Филиппом Васильевичем Багге-аф-Боо, младшим братом камергера.

Судя по всему, Иван Васильевич не оставил потомства, вот титул и перешел к его непутевому младшему брату. Во всяком случае, версия выглядела не хуже других и на первый случай сойдет.

– А ты, – перешла Кира в контратаку, – давно замужем? Дети есть?

– Замужем шесть лет, – тяжело вздохнула княгиня, бросив быстрый взгляд по сторонам, не подслушивает ли кто. – Родители сосватали, если понимаешь, о чем речь.

Кира понимала, хотя и не все.

– Хорошая партия… В общем, неплохо живем… Двое детей… Приняты при дворе…

– То есть супружеский долг… – осторожно намекнула Кира.

– Исполняю с достоинством, – мрачно усмехнулась Бывшая-Скавронская.

– А куда я денусь? – ответила еще через мгновение на другой Кирин вопрос. – Исполняй и не греши, разве не знаешь?

– А он?

– Ну, не дурак же и не мальчик, – выдохнула табачный дым Ольга, – понимает, поди, что и как, но прямых вопросов не задает. Ну, а пока нечто не произнесено вслух, оно как бы и не существует, а у него репутация. В общем, вооруженный нейтралитет. Он палку с постельными удовольствиями не перегибает, я не устраиваю истерик. Так и живем.

Что ж, и такое, насколько знала Кира, случается. Гомосексуальные отношения в империи не приветствуются и даже открыто преследуются, когда дело касается мужчин. О женщинах в России вслух старались в этом смысле не упоминать – ну разве что намеком, словно бы таких и вовсе нет. Но они всегда были, существовали и сейчас…

О том, куда приводят девочек свидания с мальчиками наедине, нежные «обнимашки» и страстные поцелуи и чем это для них, в смысле для девочек, обычно заканчивается – в анатомическом, физиологическом и моральном аспектах, – Кира узнала только в старших классах гимназии. Подруги объяснили, но и они, если честно, плохо представляли себе все детали процесса и «путались в показаниях», когда пытались описать самоощущения тех девиц, которым «посчастливилось» уже лишиться невинности. Впрочем, перед самым выпуском Кира получила возможность ознакомиться со «Справочником акушера-гинеколога» и получила исчерпывающие комментарии к нему от своей маменьки. Лекция оказалась крайне интересной, но главное познавательной, и почерпнутые тогда знания несколько позже серьезно помогли Кире, когда выяснилось, что и для Бориса Вялышева это был первый опыт плотской любви. Хороши бы они были, двое неумех, если бы попытались все это проделать, опираясь на одну лишь интуицию и половой инстинкт. А так вышло совсем неплохо, да и не залетела, что даже важнее всего прочего. И все потому, что в Качу Кира пришла отнюдь не наивной дурочкой. Все, что следует, она про половые отношения уже знала, как знала и то, почему у нее есть ее собственная замечательная «девочка», а у парней их совершенно не лишние в быту «мальчики». Знала она, разумеется, и все те правильные слова, которыми по-научному или в народе называются как сам процесс, так и участвующие в нем мужские и женские половые органы. Но вот про однополую любовь она тогда слышала только краем уха. Без подробностей. И даже такой простой вопрос, как кто, кому и куда, если речь идет о двух мальчиках или о двух девочках, попросту не приходил ей в голову.

Зато в училище курсанты быстро объяснили Кире, что там и как случается между «двумя мальчиками», как это называется и как к этому извращению должны относиться настоящие мужчины… Ну, и настоящие женщины заодно. Ей этих объяснений вполне хватило, но поскольку Киру это впрямую не касалось, вскоре она об этом и думать забыла.

А потом, зимой первого года обучения, курсантов-первокурсников пригласили на рождественский бал в Екатерининскую женскую гимназию. Кира, в принципе, знала, чего ожидать, она ведь и сама совсем недавно училась точно в таком же учебном заведении, только в Новгороде. Поэтому имела в виду, что гимназистки старших – седьмого и восьмого – классов отнюдь не являлись однородной группой. Еще хуже обстояли дела, если говорить о соответствии внешнего и внутреннего, официального и неформального.

Гимназисткам полагалось «вести себя скромно и благопристойно во всех общественных местах», но получалось это у барышень не всегда. Да и потом, что считать общественным местом? Центральная аллея городского парка – наверняка публичное место, но распространяется ли это правило на лужайку, спрятавшуюся среди разросшихся кустов сирени с краю от этой самой аллеи? По недостоверным данным на той лужайке – Кира заходила туда пару раз в ознакомительных целях – лишились девственности то ли две, то ли три ученицы восьмого, дополнительного, класса, а возможно, и одна семиклассница [50]. Однако вот, что Кира знала наверняка: там, на той скрытой от чужих глаз лужайке, гимназистки, включая и саму Киру, довольно часто целовались с гимназистами, хотя лично у нее дальше поцелуев дело не зашло. А еще знакомые девочки пили там шампанское. Кира сделала тогда один «дегустационный» глоток, но подружки-то выпили бутылку до дна.

Еще гимназистки должны были «во время встречи с начальством отдавать надлежащие им почести». Дело несложное, если уметь вовремя остановиться, но некоторые этого делать не умели. И во второй женской гимназии несколько лет подряд передавался из поколения в поколение изустный рассказ о такой вот «правильной» девице, которая наотдавалась инспектору старших классов до того, что забеременела. Инспектор, передавали, от позора застрелился, а призрак отравившейся гимназистки рыдает ночами в пустых помещениях мрачноватого краснокирпичного здания, в котором уже полстолетия квартирует вторая новгородская женская гимназия.

На самом деле, запретов было много, но соблюдались они, если иметь в виду учениц старших классов, не так чтобы очень строго. Кира и сама не без греха: переодевшись в платье старшей сестры и наложив на лицо умеренное количество маминого грима, она посещала «без сопровождения родителей» драматический театр, цирк-шапито и даже – господи, прости! – оперетту, не говоря уже о планерном спорте, которым барышням заниматься не рекомендовалось, тире, где она научилась прилично стрелять из револьвера, и езде на мотоцикле своего старшего брата, что и вовсе могло рассматриваться как вершина разврата. Впрочем, рассказывать об этом другим курсантам Кира сочла излишним. Но дело в том, что тот рождественский бал стал для нее очередным уроком в великой школе взрослой жизни.