История Золушки - Мах Макс. Страница 37

Борис вскинул глаза, увидел Киру и сразу же, как мальчик, вскочил на ноги.

– Вот так встреча! – зарокотал он своим оперным басом. – Кира! Родная! Какими судьбами?

Расстались они в свое время мирно, так что никто – ни он, ни она – обиды на другого не держал. Оттого и встреча оказалась радостной. Во всяком случае, для Бориса. Кира бы тоже порадовалось – он до сих пор был ей приятен и интересен как человек, – но только не сегодня, не сейчас, когда голова другим занята. Однако и хамить вроде бы не с чего.

– Да вот, – пожала она плечами, – выпить зашла.

– Так ты в столице? Давно?

– Семь дней, но скоро уезжаю обратно на фронт.

– Ну хоть встретились! – вздохнул Борис. – А то уж и не чаял свидеться… Слышал, ты летаешь, – кивнул он на ордена, – но не знал, что настолько высоко… Знаешь, что, Кир, давай я тебя познакомлю с коллегами и выпьем за встречу!

Оказалось, в баре гостиницы «Европейская» выпить этим вечером собрались судьи окружного суда. Они все тут же встали из-за стола и по очереди представились Кире, но, когда Борис хотел было представить своим коллегам ее, Кира его остановила.

«Гулять – так гулять! – неожиданно решила она, еще раз внимательно взглянув на бывшую „любовь всей ее жизни“. – И ведь я не вру, все так и есть!»

– Очень приятно, господа, – сказала она вслух. – Разрешите представиться, штабс-капитан Багге-аф-Боо, честь имею!

– Багге-аф-Боо? – переспросил Борис. – Ты хочешь сказать…

– Я была замужем за младшим братом покойного камергера.

– То есть ты теперь баронесса?

– Так получилось, – улыбнулась Кира, вполне оценив интригу и ее «приятные последствия».

Она ведь представляла, как все это выглядит со стороны, и как звучит – тоже знала. Хорошо звучит, а выглядит еще лучше. Не удивительно поэтому, что всем было «очень приятно» с ней познакомиться. И, судя по реакции на слова Киры о «покойном камергере», даже более приятно, чем парой мгновений назад, когда она являлась для них всего лишь анонимной женщиной-офицером.

– Так ты по-прежнему летаешь на истребителе? – спросил Борис, когда все наконец расселись вокруг стола и бармен налил Кире в бокал двойную порцию коньяка.

– Да, – подтвердила она, закуривая. – Поочередно, знаешь ли, то летаю, то в штабах штаны протираю.

– Два ордена…

Что ж, пришло время хвастаться, и Кира вдруг поняла, что совершенно не желает маяться душой, рассуждая о том, как было бы хорошо выйти замуж и родить детей, или о том, что который год ходит со смертью под руку. И что это очень удачно встретить в момент душевного раздрая бывшего любовника, с которым можно выпить и перед которым можно похвастаться, не испытывая при этом стыда за свою дурацкую похвальбу, ни сейчас, ни тогда, когда придет новый день и пройдет хмель от коньяка и нежданной встречи. Этим вечером – практически ночью – она вольна была блажить, как захочет, и это было славно, поскольку лучшего средства перебить горечь от общения с родными и придумать было нельзя. Во всяком случае, Кира с ходу ничего путного сообразить не могла. Ну, разве что напиться до полной невменяемости, да и то…

– Я командир эскадрильи в истребительном полку зоны ПВО, – ответила она на невысказанный вопрос об орденах, умолчав, впрочем, о том, в какой именно зоне ПВО служит, ибо сие есть военная тайна, за разглашение которой по головке не погладят. – Летаю на перехват бомбардировщиков. Если днем, то их обычно сопровождают истребители. Если ночью, то нет. Таков расклад.

– И часто вам приходится вступать в бой? – вежливо поинтересовался один из судей.

– Приходится иногда, – пыхнула она дымом. – Семьдесят девять боевых вылетов, двенадцать сбитых самолетов противника.

Кира не стала уточнять, что три из них она сбила еще во время Греко-турецкой войны. Но, с другой стороны, в ее послужном списке числились еще три дополнительных «окаянца», уничтоженных в группе. Так что, на круг все те же двенадцать.

– Снимаю шляпу! – покачал головой удивленный мужчина.

Ну, тут ничего не скажешь. Смогла Кира произвести впечатление на господ правоведов. Но, с другой стороны, ей попались благодарные слушатели, а это порой дорогого стоит.

– Прошу прощения, баронесса, – вступил в разговор еще один судья, – но я случайно видел, как вы подъехали, – кивнул он на большое окно, выходящее как раз на тротуар. – У вас весьма примечательное авто.

«Ну, как выяснилось, бывают и лучше, – честно признала Кира, – но и „Майбах-Урал 46“ по большому счету совсем неплох! Впрочем, речь ведь не о том…»

– Автомобиль не мой, – улыбнулась Кира, довольная тем, что разговор повернул в правильное русло. – Это из гаража Старого дворца.

– Э-э… – только и смог сказать на это приятель Бориса.

– Ты хочешь сказать… – начал Борис, выстраивая со всей тщательностью, «юридически выверенную» фразу, но Кира его опередила.

– Я живу сейчас во дворце, – произнесла она вслух то, что не смогла бы сказать, да и не скажет, больше нигде и никому. – Мы… Как бы это сказать… Дружим с его высочеством…

Знакомство на танцах, хотя сама Кира в тот день так и не сподобилась потанцевать, имело далеко идущие последствия.

Вечер в компании Вялышевых и их друзей, к приятному удивлению Киры, прошел просто замечательно: умные разговоры с приятными и начитанными собеседниками, веселые, но не злые шутки, дружеские улыбки, смех и умеренное потребление горячительных напитков. Даже коньяк больше пить не пришлось, поскольку в компании с барышнями – имелись в виду Мария и ее подруга, но ни разу не Кира – легкое крымское вино куда уместнее истинно мужских напитков, водки или коньяка. В общем, все было просто замечательно, поскольку у Киры опыта такого рода общения еще никогда в жизни не было. Но главное, наверное, все-таки то, что танцевальный вечер закончился приглашением. Киру позвали прийти в следующую увольнительную к Вялышевым на обед. Не Борис, впрочем, пригласил, а Мария, но наверняка, учитывая, какими глазами он весь вечер смотрел на Киру, по просьбе брата. Вот это, на самом деле, и явилось главным итогом нежданного и негаданного знакомства, потому что Борис Кире определенно понравился. И не абы как, а именно в качестве мужчины, с которым можно было бы начать такую вожделенную и такую загадочную взрослую половую жизнь.

Поэтому всю следующую неделю Кира была по всем статьям «отличником боевой подготовки», «лучшей ученицей роты» и «пай-девочкой» в одном флаконе. Увольнительную же надо не только заслужить, но еще и не просрать. Понимание этого факта заставляло Киру стараться вдвойне, и старание это было вознаграждено сполна. Ее не только отпустили в город в числе первых, но и позволили накануне вечером позвонить Вялышевым и сообщить, что все договоренности остаются в силе.

Мария и Борис ожидали Киру в маленькой уютной кондитерской на Большой Морской улице недалеко от кенасы [58]. Встрече, казалось, обрадовались оба. Но, когда выпили под оживленный разговор по чашке чудесного китайского чая, съели по ромовой бабе и отправились гулять, выяснилось, что у Марии образовались этим утром срочные и прямо-таки не терпящие отлагательства дела. Врала, конечно. Кто бы сомневался, но видимость приличий была соблюдена. Маша упорхнула, направившись куда-то в сторону площади Лазарева, и Кира осталась с Борисом наедине. Ей это понравилось. Ему, по всей видимости, тоже. Но прогулка по городу быстро продемонстрировала им обоим, что просто не будет. Во-первых, они привлекали к себе слишком много внимания, а во-вторых, Борис вдруг выяснил, что не может купить своей девушке ни цветов, ни мороженого. Не может как бы ненароком обнять за талию или за плечо, что уж говорить о том, чтобы ее поцеловать.

Не то чтобы он собирался сделать это сразу же при первой встрече, хотя Кира не видела в этом ничего странного, она же не каждый день и даже не каждую неделю может уволиться в город, но, гуляя с ней по Севастополю, Борис осознал наконец все, так сказать, технические проблемы, связанные с ухаживанием за курсантом летного училища.