Они приходят осенью (СИ) - Макарова Светлана. Страница 14

Семён брезгливо скользнул взглядом по лицу напарника: раны неумело и не полностью залепленные пластырем.

— Видал? Это, мать твою, та сучка сделала, вцепилась мне в морду как… как не знаю кто. Как зверюга бешеная. Но это всё фигня. Они коровок наших покалечили, шокерами, и теперь коровки минимум неделю будут в себя приходить. Неделю, чтоб их!

— Кто «они»? О чём ты вообще?

— Я о тех мудозвонах в балаклавах, вот о ком!

Бармен отошёл в другой конец стойки всем своим видом показывая, что не подслушивает, а люди за столиками вообще не обращали внимания на крикливого мужика в плаще, пьяный бред в этом заведении был нормой.

— Значит, наказание Самариной пошло не по плану, — Семён напрягся. — Как я понял, она тебе рожу расцарапала, а потом…

— Она сбежала, — лицо Мамонта вдруг стало плаксивым, как у ребёнка, у которого отняли конфету. — Ей… ей помогли сбежать.

— Опять эти типы в балаклавах. С шокерами.

— Угу. Опять.

Недавно пятерых сборщиков какие-то люди в чёрных балаклавах вырубили электрошокерами. Сборщики сами об этом рассказали, когда оклемались. И вот опять. Как бы ни хотелось Семёну это признавать, но факт остаётся фактом — кто-то объявил войну чудовищам.

— И сколько же их было?

— Двадцать, не меньше! — взвизгнул Мамонт. — Целая армия! Было бы меньше, я бы с ними разобрался, а так… еле ноги унёс.

Семён знал, что Мамонт тот ещё любитель преувеличивать. Но это ничего не меняло. Есть проблема и её как-то нужно будет решать.

— А сучку эту я ещё поймаю! — прошипел толстяк. Его щёки затряслись, покрылись пунцовыми пятнами. — Поймаю, вот увидишь! — он даже как будто протрезвел от злости. — И больше не говори мне, Сёма, чтобы я её пожалел. Всё, поезд ушёл! — и опять удар кулаком по стойке. На этот раз стопка всё же опрокинулась. — Чё ты её жалеешь вообще, а? Чё жалеешь? Себя лучше пожалей, потому что Хозяйка нам завтра бошки оторвёт, из-за того, что случилось. А я, Сёма, молчать не стану. Всё, всё ей выложу, так и знай! Расскажу, что ты отказался идти врачиху наказывать, потому что совесть тебя, видите ли, мучает.

— Плевать, — буркнул Семён. — Рассказывай, что хочешь.

Он врал, ему было не плевать. Мамонт хоть его и побаивался, слушался, но Хозяйку он боялся намного больше. Сдаст за милую душу. А Варвара ведь действительно накажет за такой косяк, и кто её знает, может даже грохнет. Она непредсказуема, от неё всего можно ожидать. Страшно? Ещё как, но будь он проклят, если покажет свой страх напарнику, этому ничтожеству.

— Водки! — потребовал Мамонт, насупившись, став похожим на угрюмого бегемота.

Бармен споро наполнил стопку и опять отошёл, словно не желая находиться в пределах нехорошей ауры буйного посетителя. Мамонт залил в себя пойло, засопел, повернулся на стуле, зыркая на всех мелкими злобными глазками. Его взгляд с трудом сфокусировался на неопрятной парочке, потягивающей пиво за столиком у окна, точнее на женщине с одутловатым лицом и синюшной гематомой на подбородке. Палец-сарделька указал в её сторону.

— Эта шмара и то получше твоей врачихи будет! — Мамонт произнёс это громко. — Верно я говорю, а? Эй, лярва, ты ведь лучше врачихи?

Женщина втянула голову в плечи, явно желая стать меньше и незаметней. Её спутник что-то недовольно пробормотал, но обострять ситуацию не пожелал, отвернулся к окну.

— Что, не нравлюсь я вам? — выкрикнул Мамонт, обращаясь уже ко всем посетителям. С его губ сорвалась слюна, повиснув на поросшей белёсой щетиной подбородке. — А вот я себе нравлюсь! Я знаю то, о чём вы, суки, даже не… — он икнул. — Не догадываетесь!

— Успокойтесь, — встрял бармен, показав, что его терпение не безгранично.

— Чё ты сказал? — набычился Мамонт. — Нет, ты чё только что ляпнул, гондон штопаный⁈ — его рука нырнула под полог плаща, травматический пистолет покинул своё место в кобуре.

Впрочем, наломать дров Мамонт не успел, потому что Семён выхватил из его руки пушку, сунул её в карман, потом взял напарника за шкирку и будто нашкодившего щенка вывел, а точнее — выволок из бара, швырнул на заднее сиденье своего Джипа.

— Ах вот так, да? — скалился Мамонт, впрочем, уже беззлобно, потеряв весь запал. Его глаза стали совсем мутными. — Значит вот так ты с… с другом обходишься. А я всё Варваре расскажу. Всё… — он заклевал носом.

Как же Семёну хотелось отвезти его куда-нибудь в лес, да и придушить. Но нет, нельзя. Варвара об этом точно узнает и не простит. Тяжело вздохнув, он повёз напарника к нему домой, решив выкинуть его возле подъезда, а дальше пускай сам до квартиры добирается как может. Настроение было паршивое, хуже некуда. Завтрашний день обещал быть тяжёлым. Оставалось лишь надеяться, что этот день не станет для него последним.

Глава шестая

Нонна выделила Марине комнату на втором этаже, принесла электрообогреватель, чистое постельное бельё и с некоторой гордостью заявила, что дом хоть и старый, но сквозняков в нём нет. А потом развела руками и добавила:

— Добро пожаловать. Обживайся. Захочешь есть, еды в холодильнике достаточно. И бога ради, не чувствуй никакого стеснения, ты теперь одна из нас.

— Благодарю, — Марина посмотрела ей в глаза. — Почему вы мне так доверяете? Привезли сюда, в своё убежище, рассказали о своих планах. Вы ведь меня совсем не знаете.

— У нас есть причина тебе доверять, — Нонна прищурилась, будто не желая, чтобы Марина заметила хитринку в её глазах.

— Ясно. И эта причина — нападение на меня монстров.

— Не только. Есть причина посерьёзней.

Марина нахмурилась.

— Опять темните. Если вы мне доверяете, почему не всё рассказываете? Я ведь теперь одна из вас, сами сказали.

— Наберись терпения, — в голосе Нонны проскользнули холодные нотки. — Всему своё время.

— И это время наступит, как я понимаю, когда мы по лучше узнаем друг друга?

— Да, я так тебе сказала, но не совсем это имела в виду. Просто некоторые вещи очень трудно объяснить, лучше увидеть всё своими глазами, прочувствовать. Завтра я тебя кое-куда отвезу, и ты это увидишь. И всё поймёшь.

— И что же я увижу? — разволновалась Марина.

— Нечто удивительное.

Сильные слова. Будто поводыри, манящие в неизведанные страны, в глубины океана, в космические просторы — туда где тайны, много тайн. Марину эти слова буквально зачаровали и больше не хотелось возмущаться и задавать вопросы.

За стенкой раздался громкий стон, больше похожий на болезненный крик.

— Ярослав, — поспешила объяснить Нонна. — Он часто стонет во сне. Жуть какая-то снится.

— Из-за алкоголя, — сделала логичный вывод Марина.

— Возможно. А может, из-за травмы. Он раньше в спецназе служил, случайно ранил кого-то из сослуживцев, его и выгнали. Запил. Однажды с третьего этажа с балкона спьяну свалился, да башкой об бордюр. Другой бы помер, а Ярослав ничего, живой остался, правда с тех пор у него приступы всякие случаются, боли головные. Лечится исключительно водкой.

Марина фыркнула.

— Помогает?

— Да щас, как же! Но он ответил бы тебе иначе. А вообще, он хороший мужик, нетерпеливый только, в бой постоянно рвётся. Злобы в нём много. Его нужно сдерживать, чтобы он чего-нибудь не натворил. Помни об этом. Мы нужны ему, очень нужны.

Что ж, по крайней мере один спецназовец в этой компании всё же есть, с грустной иронией заключила Марина.

Нонна направилась к выходу, возле порога обернулась.

— Скажи, после того, как ты спасла ребёнка от мрази, ты хоть раз об этом пожалела? У тебя ведь после этого поступка вся жизнь с ног на голову перевернулась.

— Увидь я такое снова, поступила бы так же, — уверенно заявила Марина, и она не лукавила, и не набивала себе цену.

Нонна улыбнулась.

— Хорошо. Это я и хотела услышать.

Оставшись одна, Марина несколько минут задумчиво расхаживала по комнате, затем подошла к окну, раздвинула полинявшие занавески. Вдалеке, в ночной темени, с трудом различался чёрный гребень леса. Ей вспомнилось, что вчера, примерно в это же время, она вот так же стояла возле окна в своей квартире. И испытывала тревогу, страх. А сейчас… отчего-то была твёрдая уверенность, что этот дом — надёжное убежище. Здесь её не найдут ни монстры, ни Семён с Мамонтом. Нет, это не вызывало абсолютного спокойствия, но той прежней удушающей тревоги всё же не было. А вот грусть — это да, накатила, да так, что глаза защипало от слёз. Марина считала себя сильной женщиной, но как, чёрт возьми, не расплакаться, когда жизнь раскололась на «до» и «после», словно какая-то вселенская мразь взяла да ударила по ней кувалдой? И что, спрашивается, будет «после»?