Страсть. Часть первая (ЛП) - Бладон Дебора. Страница 15

— Мы могли бы провести пробное занятие, — я подхожу к ней сзади, когда она встает рядом с маленьким роялем. — Один урок, и если я окажусь безнадежен, ты сдашься.

— Я подумаю об этом, — она касается скамейки перед пианино. — Могу я?

— Пожалуйста.

Я изучаю ее профиль, пока она садится.

— Это пианино восхитительно, — София проводит пальцем по плавному изгибу пюпитра. — То, на котором я играла дома, во Флориде, выглядело так, словно его привезли из бара 1920-х годов.

Я останавливаюсь на середине глотка вина, чтобы рассмеяться.

— Почему я могу это представить?

Она смеется, ее взгляд все еще прикован к клавишам.

— Было чувство, как будто оно было на съемочной площадке старого западного фильма. Оно никогда не было настроено должным образом, поэтому я сделала все, что могла. У моего учителя музыки было пианино моей мечты, по крайней мере, я так думала до сегодняшнего дня.

— Ты можешь приходить и играть на нем когда захочешь, — легко говорю я. — Я не из тех, кто отказывается от частного выступления моего любимого дизайнера одежды.

— Давай посмотрим, как пройдет мой дебют, а потом поговорим, — София откидывает голову назад, чтобы посмотреть мне в глаза. — Обещай, что не будешь смеяться, если я облажаюсь.

— Я и двух нот сыграть не могу, София, — я поднимаю свой бокал в воздух. — Уверяю тебя, что смеяться — это последнее, что я буду делать, как только ты начнешь.

Верхними зубами она прихватывает нижнюю губу, и единственное, чего я хочу, почувствовать это на себе. Я не тороплю ее, хотя мне хотелось поцеловать эти измазанные красной помадой губы с того самого момента, как я впервые увидел ее в метро. Я сам удивляюсь тому уровню сдержанности, который демонстрирую. Однако моя решимость слабеет, особенно с тех пор, как мы одни в моей квартире, и ее соски теперь заметно затвердели под тонкой тканью платья, которое на ней надето.

— Мне нужно разогреться. Прикрой уши, пока я это делаю.

Я ставлю бокал вина на пианино и делаю как велено.

С минуту София смотрит на меня, прежде чем разразиться смехом.

— Я пошутила вообще-то.

— Господи, — бормочу я себе под нос. — Ты можешь заставить меня сделать все, что угодно.

— Что угодно? — София приподнимает левую бровь. — Я собираюсь проверить эту теорию.

— Сегодня вечером? — спрашиваю. Я делаю глубокий вдох, прежде чем продолжить, потому что знаю, слова, которые я собираюсь сказать, сопряжены с риском. Она может уйти отсюда ко всем чертям и никогда не оглядываться назад, или остаться и обдумать возможность того, что между нами что-то может развиться. — Скажи, что ты испытаешь это сегодня вечером, София, потому что клянусь, если бы ты попросила меня что-нибудь с тобой сделать, я бы не медлил.

На этот раз румянца нет, ее глаза прикованы к моим. София тяжело сглатывает и затем, наконец, возвращается к пианино.

— Присядь и послушай, Николас. Просто расслабься и позволь музыке проникнуть в тебя.

Глава 14

София

Мне требуется целых три минуты, чтобы решить, что же сыграть для него. Обычно, когда кто-нибудь просит меня сыграть на пианино, я погружаюсь в самую легкую музыку, которую знаю — «Лунную сонату» Моцарта. Я могу играть ее с закрытыми глазами, но не хочу возвращаться к знакомому. Вместо этого я выбрала «Арабеску» Шумана. Это произведение, над которым я потела более трех месяцев, прежде чем, наконец, довела его до совершенства в выпускном классе средней школы.

Когда я сыграла последнюю ноту и открыла глаза, повернувшись, увидела Николаса, сидящего в кожаном кресле менее чем в метре от меня, его взгляд был прикован к моим рукам.

— София, — шепчет он сейчас, спустя целых тридцать секунд после того, как я, к сожалению, убрала пальцы с клавиш. — Это было захватывающе. Я не думаю, что когда-либо слышал что-либо более прекрасное.

Это было классно. Музыка наполнила меня. Этому способствовало и то, что это пианино настроено идеально. Мой импульс сыграть еще одну песню, а затем еще одну. Я могла бы буквально сидеть здесь всю ночь и наслаждаться звучанием этого прекрасного инструмента.

— Твое пианино великолепно, — я смотрю на открытую крышку. — Если бы такое было у меня, я бы никогда не смогла от него оторваться. Это моя зависимость.

— Могу понять почему, — он постукивает себя по мочке уха. — Я могу слышать почему. У тебя есть дар. Ты должна знать, насколько ты невероятна.

Я краснею, но это не от комплимента. Это от взгляда на его лице. Он загипнотизирован. Мой первый учитель игры на фортепиано повторял на каждом моем уроке, что моя цель — очаровывать тех, кто слышит, как я играю. Я искала этот определенный взгляд в глазах людей, которые приходили на мои концерты. Сначала я этого не замечала, но по мере того, как мое тело училось ценить музыку и осваивать ее, начала замечать их все чаще и чаще.

— Я знаю, что хороша, — признаю я без колебаний. — Я могла бы быть лучше, если бы решила связать свою жизнь с этим.

— Почему ты этого не сделала? Это потому, что ты хотела заниматься дизайном одежды?

Очевидно, что отчасти это так. Вторая причина — мои родители не видели устойчивого будущего для меня как профессионального пианиста. Да и я тоже. Никогда не хотела, чтобы моя страсть к игре превратилась в обязанность. Я играю, потому что это приносит мне внутренний покой, а не потому, что зависима от этого из-за зарплаты.

— Я люблю придумывать новые дизайны больше, чем играть, — я поворачиваюсь на скамейке так, чтобы оказаться к нему лицом. — Когда-то мое сердце было разделено надвое, но я хочу видеть свои проекты на людях. Я играю на пианино по другой причине, чем занимаюсь дизайном. Игра подпитывает творческую часть меня, а дизайн — это отдушина.

— Они могут идти рука об руку, — Николас складывает руки вместе, прежде чем сложить указательные пальцы домиком, и поднести их к губам, локтями опираясь о колени. — Когда ты в последний раз играла?

— Раньше в квартале от моей квартиры был независимый музыкальный магазин, — я кладу руки на колени. — Я останавливалась там, по крайней мере, несколько раз в неделю по дороге с работы домой, чтобы поиграть. Владелец не возражал. Когда прошлым летом он решил закрыть свой магазин, то спросил, не хочу ли я купить пианино, но я не могла себе этого позволить.

Николас опускает плечи, и его руки напрягаются.

— Я говорил тебе ранее, что ты можешь зайти поиграть, когда захочешь. Я серьезно.

Это щедрое предложение, которое я серьезно рассматриваю. Это не только дало бы мне шанс поиграть, но и означало бы больше времени, проведенного с ним. Я начинаю задаваться вопросом, не недооценивала ли я его. Мужчина смотрит на меня так, словно хочет съесть, но его слова и действия сдержанны. Он не торопит меня с чем-то, к чему, возможно, еще не готова, и за это я благодарна.

— Может быть, мы сможем составить расписание посещений, — шучу я.

— Это обсуждение должно включать подробную информацию о том, во что тебе обойдется посещение.

Воздух вокруг меня внезапно стал намного плотнее. Я была осведомлена обо всем, что касалось его, с тех пор как приехала. Это неудивительно, учитывая, как он одет. Все черное, от брюк до рубашки на пуговицах. Единственное яркое пятно на нем — это глаза. Каждый раз, когда я вижу их, поражаюсь тому, какие они поразительно голубые. Мои бледнеют по сравнению с его.

Я не отступаю от его заявления. Возможно, это слабое возбуждение, которое я испытываю от бокала дешевого вина, выпитого за ужином. Возможно, это от кайфа, который я испытала, сыграв такую сложную пьесу без особых усилий. Что бы это ни было, оно побуждает меня смотреть ему прямо в глаза.

— А цена не слишком высока?

— Она легко выполнима.

Я чувствую, как горит мое лицо.

— Откуда ты знаешь, что для меня это легко выполнимо?

— Ты целовалась с мужчиной раньше, София. Мы начнем с этого.