Князь Рысев 4 (СИ) - Лисицин Евгений. Страница 8
Я слушал его внимательно. Старик выдохнул, покачал головой.
— Ты поактивней, барин. Ты ж всяко завсегдась решения принимать горазд. Где у кого задины горят, так все сиднем сядут, а ты за водой побежишь. Нахал к девке полезет — любой мимо пройдёт, а ты разве что не из еёйных портков выпрыгнуть готов, зуботычиной поганца наградить.
— Скажешь тоже, — буркнул я ему в тон, словно обратился в ворчливого старика. — Это когда сам себе велишь, всё просто. Другими управлять не так уж и задорно получается.
Кондратьевич же лишь развёл руками — мол, учись, дружочек, ничего иного-то не остаётся. Назвался офицером — вот и дуй…
— Ты за девчонками своими приглядывай барин. Присмотрись, кто где и в чём хорош. Они-то у тебя и сами не промах — помнишь, как нас тогда всех с Алиской похитили? Так она ведь чуть ли не раньшее тебя-то освободилась. Да, без тебя ей бы там не управится, но ты и сам видал. Ты командуешь людьми-то живыми, но они всяко люди. Кто в штаны напрудит, а кто с геройским оревом и на редут прыгнет. А ты словно пловец должен быть. Приказывай, распоряжайся, ищи. Понял?
Я кивнул. Оставалось только гадать, где же сам Кондратьич почерпнул эти мегазнания? Он, конечно, солдат и много войн прошёл, но…
Старик отошёл, держась за склизкую стену. Отдернул руку, с отвращением вытер её о штаны — хоть сколько-то беречь одёжку он даже не собирался. Кто ещё знает, когда и какими мы отсюда выберемся?
Мне в какой-то миг показалось, что все это не взаправду. Подземелье, словно в компьютерной игрушке? Повышение уровня, характеристики. Туннель-под-мостом.
Мыслями я как будто был далеко отсюда — так маленький ребёнок, рано проснувшийся и усаженный родителями в машину попросту не осознаёт, что впереди — едва ли не дорога длинной чуть ли не в целую жизнь. В деревню, на почти тот же самый срок, только в десятка три-четыре больше.
Я думал, что неделя заканчивается, что выходные, в которые мне следовало бы спать, предаваться чтению, отдыху и набитию желудка, вот-вот закончатся.
А в понедельник маячила практика.
Даже не знаю, как бы оправдывался перед друзьями, что её не прошёл. С знаком-то подопечного на руке и не пройти практику…
А после должна была случиться дуэль с Орловым…
— Стар я стал, барин, — словно оправдываясь, вдруг заговорил Кондратьич. — Стар, слаб и глуп. Помру я, чую…
— Да Бог с тобой, Кондратьич! — Я возмутился его словам точно так же, как возмущался на такие же заявы, озвученные бабушкой в которую сотню раз.
Ибрагим же, казалось, меня не слышал.
— Помру, а неохота, веришь? Детей не нажил, да вы мне за них были. Думал, благородные пострелята той ещё скурвой быть должны, а вы ничего вышли. Ты-то вот в особенности. Хотел бы посмотреть, как у вас там всё дальше-то выйдет… Деток ваших понянчить. Понимаешь, барин?
Я понимал, но ничего ответить не мог. Внезапная откровенность Кондратьича никак не шла из головы — да что это вдруг на него такое нашло? А, может быть, наш вчерашний разговор его сподвиг?
Возвращались в полной тишине.
Менделеева тут же поспешила показать мне свою добычу — несколько кривых, разве что отдалённо напоминающих круг, монет. Примитивная чеканка, почти никакущая шлифовка — не подскажи мне Кондратьич, что это деньги, я бы ни в жисть не догадался.
— Деньги? И какой они ценности?
Мне на миг представилось, что я беру эту кривоту и выкладываю на стол перед буфетчицей в ожидании пломбира.
Мне сразу по голове стукнут или потом?
Ясночтение рядилось в одежки Чипа с Дейлом и спешило на помощь раньше остальных.
Монеты гмуров, окрестила оно добычу. В голове раздался металлический звон, интерфейс услужливо отметил, что в этой области я стал богаче ровным счётом на пятнадцать монет.
Я пожал плечами — пока на них нечего купить, а я не вижу цен, то хрен знает, какое сокровище свалилось мне на плечи
Старик в ответ лишь развёл руками.
— Ну, барин, и вопросики у вас! Кто ж его, кроме этих мохноногих, про ценность-то ведает? Но я б на вашем приберёг — это там, наверху, за них только под глаз дадут, да и то не за спасибо. А здесь, всяко может статься, чего полезного приобрести получится.
Я кивнул, вспомнив про наставление пузатого беса там, ещё у самых ворот. В конце концов, от меня не убудёт.
— Ну, идём? — Алиске наши счёты-переподсчёты были побоку. В юной девичьей душе жила жажда сражений, битв и приключений. Недовольная нашей задержкой, она как будто бы спрашивала — я что, зря сюда пошла?
Мы выдвинулись дальше.
Служка дома Тармаевых теперь была настороже. Где-то внутри неё самой зрел личностный бунт, самоедство грызло все остальные мысли в рыжей головке, не забывая укусить упрёком — это как понимать? Клинок достала позже, чем эти твари появились — а ведь слышала! Слышала!
Что-то мне подсказывало, что у Алиски к этим самым гмурам есть не одна претензия.
У меня же к ним был вполне естественный интерес. Ладно там ещё, в самой культурной столице, несмотря на все колдунства, не придумали, как от крыс избавиться. Нет достаточно хорошей отравы, плохо работает дератизация, местные домоправители, несмотря на торжество прогресса, просто ещё не сумели наладить работу. В конце концов, против лично Катька Менделеева и мелкие разносчицы чумы под её личной защитой, черти бы со всеми ними. Но гмуры?
На моей памяти человек завсегда спешил изжить ближнего своего, кто хоть в чём-то, да отстаёт в развитии, технологиях, да бог весть по каким ещё сверх важным причинам. Но гмуры-то и вовсе какие-то подземные гоблины, прекрасно чующие себя в туннелях хер знает какой длины и прямо под городом. И их не истребляют, не трогают, позволяют жить себе вдосталь и вдоволь, позволяя нападать на забредающих в их покои людей?
Да уж, явись сюда не я, а работник Рен-ТВ — так обкончался бы от радости. Шутка ли — целый подземный город хрен знает кого! Это ж сколько мифологических спекуляций можно наворотить?
Я почти чуял торжество духа от одного только осознания того, что мы спускаемся в самый настоящий Клондайк для жадного до денег лопухов дельца. Подземные жители — после такого хоть людей-кротов лепи, хоть вымершую расу великанов…
Подобное у меня в голове не укладывалось, а потому требовало хоть каких, а ответов.
— Эти гмуры… — я облизнул губы, пытаясь выстроить свой вопрос. Будто чуял, что спроси я ещё раз, что это за твари, Алиска повторит сакраментальное даже не задумываясь. — Что это за чудовища вообще такие?
Майка боязливо поёжилась от моего вопроса — видимо, у неё тоже есть что вспомнить и, судя по всему, не очень-то и приятное.
— Ибрагим нам с тобой про них раньше сказки читал. Алиска их слушать не любила, а мы смеялись над ней: мол, такая ловкая и сильная, а боится.
Я бросил взгляд на хвостатую. Упрекать за детские страхи я её не собирался. Словно не слушавшая нас лисица брела впереди, едва ли не бок о бок с Кондратьичем. Майка продолжила.
— А потом одного из них мы увидели в цирке. Было потешно. До тех пор, пока эта тварь не накинулась на какого-то мальчишку в первых рядах. Мне это в кошмарах после долгое время ещё снилось. Боялась ложится в кровать — всё казалось, что вот-вот выскочит эта образина из под кровати и схватит меня за ноги…
Я её приобнял, она ответила на объятия, не отстранилась. Ей хотелось чувствовать себя хоть чуточку, но защищённой. Не виноват же я, что ей безопасно лишь когда я рядом?
В спину нас сверлила Катька — я не знал, но подозревал, что в её голове роятся пошлости. И относительно того, что следует сделать с Тармаевой, и относительно того, что мне надобно сотворить с ней самой.
Алиска тоже нет-нет, да и бросала взгляд через плечо, дула губки — ей хотелось, чтобы её я тоже присвоил себе.
И защитил.
Алиска всякий раз спешила раскрыться передо мной в новом, чарующем свете. Кто бы мог подумать, что ранимее всех остальных окажется именно та, при первом взгляде на которую никому и в голову не взбредёт, что ей нужна защита.