Князь Рысев 3 (СИ) - Лисицин Евгений. Страница 1

Князь Рысев 3

Глава 1

Стоило мне еще в детстве услышать слово «дуэль», как в голове тотчас же возникали ассоциации одна красочней другой. Д’Артаньян готов был хвататься за шпагу, размахивать шляпой, скрипеть потертым седлом. А его собутыльники горазды были рассказать про старый пруд, хорошенько нажраться и найти какую-нибудь даму на ночь.

Шпаги, драки, разговоры про честь в стиле пацанских пабликов, разве что попроще и поменьше пафоса…

Что ж, если этот мир царской России, где я оказался, когда-то и знал подобные дуэли, то они давным-давно сгинули в небытие, а на смену им пришло самое что ни на есть настоящее извращение.

Жека был сам не свой от переполнявшего его волнения — он как будто собирался отправить меня на войну. Оказалось, что оно почти что так и происходит: в особой дуэльной комнате перед нами будет создан некий особый мир с боевыми условиями, где мы наперегонки должны устроить штурм вражеской крепости с возможностью мешать друг дружке всеми возможными способами. Убивать нельзя, но ранить вполне себе можно. До первой крови, вспомнились мне слова нашего инфантер-генерала Николаевича, и это не добавляло радужных ощущений, скорее, наоборот.

Словно назло, разом обратившись в газету уровня «СПИД-инфо», Женька до отказа полнился историями чьих-то неудач. Юный Нечаев был повержен братьями Балеринкиными — и не спрашивайте меня, почему им разрешили биться двоим против одного! — и потерял ногу. На князя Вернадского свалилась несчастье — рана, полученная на дуэли, загноилась, и даже очищающее лечебное пламя оказалось бессильно. Умер на столе в церкви у ангела: несмотря на торжество победы, даже Бог отвернулся от него. Мне же вспомнилась Слави — наверняка она проделала с несчастным то же самое, что и со мной, заставив в трансе биться с собственной смертью, и парень попросту не сумел.

Нечто подсказывало, что эта самая «дуэльная комната» будет работать по тем же принципам. Вот только почему тогда все ранения принимали реальный облик?

Кабы я сам знал…

Я молчал и ничего не говорил Кондратьичу о предстоящей дуэли. Старик и без того немало натерпелся за последние дни, чтобы сваливать на него еще и это. Расскажу как-нибудь в следующий раз и постфактум — оставалось только надеяться, что моя удача окажется сильнее, чем выучка Орлова.

Дельвиг трепетал не хуже Женьки. Шмыгая носом, толстяк загибал пальцы и перечислял немалые достоинства юного сына судьи. Помимо магического дара, тот с самого детства тренировался с лучшими учителями, каких только можно было найти во всем Петербурге. Что и говорить, его характеристики были гораздо красноречивей слов.

Из головы все никак не выходило, что с того дня прошла целая неделя. Я таскал в кармане перчатку Орлова, словно напоминание и талисман о грядущем сражении, ждал слуг, коих мажорчик обещал в скором времени прислать, но так ничего и не происходило. Даже мир, два дня к ряду пытавшийся выколотить из меня все дерьмо всеми доступными способами, дал слабину и не пытался меня прикончить.

На смену ярким приключениям спешила серость учебных будней. Я с содроганием вспоминал второй наш день после поступления и теперь прекрасно понимал, почему старшекурсники лишь гаденько ухмылялись нам вслед, предчувствуя скорую потеху.

Валерьевич — тренер, обещавший привести нас всех в идеальную форму, измывался над нами как только мог.

Злой и веселый, он готов был прыскать ядом на любого, кто попался под руку. Слово «похвала», если когда-то и существовало в его лексиконе, то давным-давно покинуло его напрочь. Остались лишь командирские окрики, недовольное бурчание, приказы повторить — еще раз и еще!

Мне казалось, что он первым делом прицепится к Дельвигу — толстяк смотрелся среди нас смешнее всех. Неказистый, выделяющийся своими объемами, он явно находился не в своей тарелке. Любопытства ради я спросил его, почему он решил выбрать военную карьеру. Почему не решился пойти в писатели, учитывая, что к этому располагает и его класс, и дар рода? Он лишь сконфуженно покраснел, а Женька недвусмысленно мне напомнил, что они когда-то с Рысевым-бывшим договорились больше никогда не поднимать эту тему.

И, если верить его словам, никогда еще не закончилось, и потому мне лучше прикусить язык. Я глянул на толстяка и понял, что если продолжу мучить его на эту тему, то как минимум потеряю друга.

Не поднимать так не поднимать, я разве настаивал? Но скрупулезно изучал его ясночтением, надеясь вычитать некую особенность, уловить изъян за хвост.

Изъян оказался слишком неуловимой для меня добычей, и я сдался, решив, что лучше отдам себя на откуп учебникам.

Валерьевич же сделал вид, что Дельвига для него не существует. Он смотрел куда-то в сторону, видя, как жиртрест пришел самым последним и с огромной задержкой после пробежки, и махнул рукой, когда тот попытался отжаться от земли хоть раз. Но когда кто-то беззлобно пошутил над парнем, Валерьевич тут же обратился в дикого вепря.

Да, говорил он, телосложением офицер может не выйти. Но не каждый, кто хорошо воюет, прекрасно бегает. И не всякий, кто быстро бегает, хорошо воюет. Его глаза зло блестели, когда он это говорил, и я понял, что эта тема для него как минимум личная.

Дароведение, которое вел Станислав Яковлевич, оказалось на редкость интересным предметом. Сам Яковлевич был едва ли не нашим ровесником. Моложавый, с красивой улыбкой, разодетый в костюм, он едва ли не сошел со страниц модного журнала. Стоило ему при первой нашей встрече появиться в аудитории, мне показалось, что он смотрится чуждо между стоящими на задних лапах чучелом медведя и вырвиглазным, явно замученным прошлыми студентами макетом тигра. Что, вскинув брови и оперевшись спиной на учительский стол, этот молодец примется нам вещать про фьючерсы, ваучеры и премудрости экономики.

Как же я оказался не прав.

Он был целиком и полностью увлечен собственным предметом. Наверно, спроси его кто-нибудь про войну с турками — и он лишь неопределенно пожмет плечами. Попытайся вызнать хоть что-то про красоту и женственность — и он замнется с ответом. Но разбуди его посреди ночи и после грандиозных масштабов попойки и спроси, чем дар отличается от возможностей, — и он исколотит тебя, как боксер грушу, фактами, а когда ты попытаешься ретироваться — придержит за пуговицу штанов…

— Рысев, да вы, никак, витаете в облаках! Плохо, голубчик, очень плохо! Неужели вам не интересно? — Он окликнул меня, а я тут же вскочил с места, чуть не отдав честь. Вовремя спохватился и попридержал руку — здесь и сейчас этого не поймут.

— Никак нет! Слушаю вас внимательно как никогда! — отчеканил я. Яковлевич выдохнул, будто чуя фальшь моих слов.

— Тогда о чем же я только что рассказывал? Давайте проверим, насколько ваше «внимательно как никогда», голубчик.

— Вы спрашивали, чем дар отличается от возможностей!

— Допустим, — он кивнул, соглашаясь с озвученным, поправил свои хрустальные очки. — И чем же?

Я хищно улыбнулся. Если он планировал поймать меня, как и прежде, на полном незнании своего предмета, то в этот раз ударил мимо. Дельвиг, едва заметив, что я начал сильно отставать в предмете, самолично вызвался в мои репетиторы. Черт. Он ведь пришел в тот момент, когда мы с Биской развлекались под одеялом. Чертовку бы он не увидел, но встань я перед ним полностью обнаженный — точно бы не оценил.

Его старания не прошли даром — помимо умения приписывать магические способности на пару-другую минут, он умел с юмором и легко объяснять. Яковлевич уже заприметил толстяка в свои любимчики и наверняка хотел бы видеть его в качестве своей будущей замены.

— Дар — особенность, передающаяся наследственным путем. От возможностей отличается тем, что ему невозможно обучиться, с ним можно только родиться.

— Магия — это дар?

— Возможность, — возразил, парируя тем, что написано в учебнике. Дельвиг густо залился краской, чувствовал, что не зря тратил на меня время. — Каждый человек накапливает внутри себя магические эманации. Некую энергию, при помощи которой может воздействовать на окружающий мир.