Неукротимый: возрождение (ЛП) - Аврора Белль. Страница 66
Лицо Твитча смягчилось, а моя улыбка стала шире.
— Ах, несправедливость этого мира. Нет. Наш сын не мог этого допустить. Он спросил, есть ли какой-нибудь особенный день, любой день, который я могла бы использовать для вечера свиданий. И у меня был один на уме. Итак, он настоял, чтобы я им воспользовалась. И вот мы здесь. — Я повернулась к мужчине рядом со мной. — Вполне уместно, что ты тоже сегодня здесь.
— Почему?
— Сегодня восемнадцатое марта. — Когда я увидела, что он не понимает, я избавила его от страданий. — День, когда мы встретились, будучи взрослыми. — Я внимательно наблюдала за ним, закидывая наживку. — День, когда ты организовал нападение на меня этого ужасного человека.
Что ж, это заставило его заговорить.
Он выпрямился и усмехнулся.
— Он никогда не должен был заходить так далеко. И когда я увидел, что, черт возьми, он натворил, как он причинил тебе боль, я впал в ярость. Потерял свой чертов разум. Я мог бы разорвать его на части голыми руками. — Твитч сжал руки в кулаки. — Забил бы его снова, если бы представилась такая возможность.
— Я знаю, — пробормотала я. — Знаю, что ты бы так и сделал.
Нас окутала густая тишина, и я ничего не могла с собой поделать.
Ухмыльнувшись в ночное небо, я спросила:
— Насколько ты был зол, когда подумал, что я на свидании?
— Настолько, что прихватил мой «Глок».
Я не должна была находить это забавным, но находила. Мой смех зазвенел в свежем вечернем воздухе, и я услышала, как опасный человек рядом со мной подавился собственным смешком.
Боже, мы сумасшедшие.
Когда мой смех затих, я тихо заговорила:
— Мы прошли долгий путь, не так ли, милый?
— Да, — согласился он, и я почувствовала на себе его взгляд.
Я повернулась к нему лицом, и когда обнаружила, что он хмуро смотрит на меня, нахмурилась в ответ.
— Что?
Сжав челюсть, он посмотрел прямо перед собой.
— Я действительно знаю, каково это… — он сделал паузу. — Чувствовать, что это, возможно, наш последний день вместе. — Он облизнул нижнюю губу. — И это пугает меня до чертиков. — Я дала ему мгновение, в котором он явно нуждался, прежде чем он продолжил. — Ты боишься, что я уйду, а я боюсь, что ты проснешься и поймешь, что тебя официально тошнит от моего дерьма. Потому что однажды ты это сделаешь.
Он сказал это так мучительно мягко, что я поняла, он действительно в это верил.
— В последний раз, когда я видела тебя живым, ты сказал мне, что хочешь сломать меня, — тихо напомнила я.
— Кто сказал, что цель изменилась? — моя голова резко повернулась к нему, а глаза сузились, но его пристальный взгляд дразняще улыбался в ответ. — Как еще я смогу снова собрать тебя воедино?
Я закатила глаза, но на сердце у меня потеплело так, что это было опасно для моего здоровья.
В темноте мы слушали, как разбиваются волны, когда он, наконец, заговорил снова.
— Я понял слишком поздно.
Мои брови нахмурились.
— Понял что?
Его взгляд сфокусировался на мне.
— Что, сломав тебя, я никогда не исправлюсь.
О, детка.
Как он вырос.
Для меня это было слишком. Мне нужен был новый разговор. Более легкая беседа.
— Помнишь, как ты привозил меня сюда?
— Я помню все. — Затем он ухмыльнулся. — Мы пришли сюда, чтобы кайфануть.
— Нет, — поправила я его. — Ты кайфовал, а я наблюдала. — Мои глаза расширились. — А потом я позволила тебе отвезти меня домой. — Я покачала головой над своим идиотизмом, невесело усмехаясь. — Боже, я была так безрассудна с тобой.
— Ты была, но это было весело. — Ухмыльнулся он.
Мои брови изогнулись.
— Я так не думаю.
Он посмотрел на меня.
— Хочешь сказать, что не думаешь о том времени и не улыбаешься воспоминаниям?
Конечно, я это делала. Как я могла не думать? Это было самое бурное, нестабильное время в моей жизни, и я любила каждую его секунду. Но времена изменились.
Я признала:
— Отчасти это было весело. Но мысль о том, чтобы проделать все это снова… — я попыталась подавить свой тихий смех, но потерпела неудачу. — … думаю, я бы пропустила это. Теперь я мать. — Я грустно улыбнулась. — Я больше не могу думать только о себе.
— Я понимаю, детка, — проговорил он, и я знаю, что так оно и было. Он любил своего сына больше всего на свете. Я искренне чувствовала это, когда они были вместе. — ЭйДжей — это все, о чем я мечтал, и даже больше. И я благодарен.
Он благодарен.
— Ты благодарен?
Твитч посмотрел на меня, и когда я пошевелилась, то поняла, что ему интересно, что я задумала. Но когда я проползла небольшое расстояние и, используя его твердые плечи как рычаг, подняла ногу и перелезла через него, его руки легли мне на бедра, помогая устроиться на его коленях.
Наши лица оказались очень близко друг к другу, я провела своим носом по его носу и прошептала:
— Достаточно благодарен, чтобы пососать мой язык?
От его судорожного вдоха моя киска мгновенно сжалась, а губы слегка приоткрылись. Я проигнорировала тяжелое биение своего сердца и наклонилась, запечатлев нежный поцелуй в уголке его губ, и руки на моей талии сжались, как тиски.
— Лекси, — предупреждающе прорычал он, за мгновение до того, как его темные глаза встретились с моими. — Не играй со мной, женщина.
Мои глаза расширились от жестокого тона. Я волновалась, что он примет мой внезапный тихий вздох за страх.
Мне следовало бы знать лучше.
Твитч мрачно усмехнулся.
— Думаешь, что ты здесь все контролируешь? — он прищелкнул языком. — О, детка. — Когда он наклонился, и его мятное дыхание согрело мои губы, когда он грубо произнес: — Как будто ты меня даже не знаешь, — я подавилась стоном, мои трусики полностью, почти смущающе, промокли.
И этот засранец торжествующе ухмыльнулся.
Поэтому я сделала то, чего никогда бы не сделала шесть лет назад.
Готов ты или нет.
Я взяла все под свой контроль.
Мой тяжелый взгляд остановился на его полной нижней губе, и сердце бешено заколотилось. Он не был готов к тому, что я наклонюсь ближе и нежно коснусь языком этой губы, неторопливо пробегая по ней. Мучительно медленно. И когда его руки обвились вокруг меня в попытке вернуть власть, удерживая меня в плену, я внутренне ухмыльнулась.
Ну и кто сейчас контролирует ситуацию, а?
Моя победа, однако, была недолгой.
Его рот приоткрылся в стоне. Я скользнула языком внутрь, и его губы сомкнулись вокруг него, слегка посасывая, постанывая в мой открытый рот, и я, черт возьми, умерла, отвечая на его нуждающиеся звуки и сильнее насаживаясь на его твердую длину. Ему это нравилось. Я это знаю, потому что он зарычал, и когда его бедра врезались в меня, я увидела звезды, тяжело дыша, как сучка в течке.
Твитч засосал чуть сильнее, потянувшись одной рукой вверх, чтобы намотать мои волосы на запястье, и когда он дернул мою голову в сторону, я задохнулась от смеси удовольствия и боли, пульсирующей в моих венах. Он воспользовался этим, погрузившись в меня, засасывая меня глубже в свой рот. Достаточно глубоко, чтобы наши губы наконец встретились в медленном, чувственном поцелуе. И губы этого мужчины были такими, какими я их помнила.
Свистящий, потрескивающий, взрывающийся фейерверк всех цветов радуги.
ТРОТИЛ. Опасный и непредсказуемый, и он держал фитиль слишком близко к моему сердцу.
Проклятая атомная бомба, грибовидное облако которой сорвало бы мою плоть с костей, оставив меня голой, открытой и истекающей кровью.
И такого рода взрывы я ощущала повсюду, в своем разуме, в своем сердце и в своей сердцевине, все одновременно, все в равной степени затронуто.
И если бы я сейчас умерла, то умерла бы счастливой.
Мне хотелось протянуть руку и провести руками по его волосам, но я изо всех сил пыталась освободиться. Его руки не оставляли никаких шансов. Мое дыхание участилось, пока я извивалась рядом с ним.