Чёрч. Книга 2 (ЛП) - Фантом Стило. Страница 5

— Цк-цк-цк, молодой врач, пользующийся беззащитностью своих пациенток. Такие вещи могут испортить Вам карьеру, разве нет?

— Думаю, миссис Логан…

— Зовите меня Марго, — хриплым голосом произнесла она.

— Марго, мы уже об этом говорили. У меня не может быть отношений с родителями пациентов. Это было бы… неэтично.

— Уверена, что сексуальное насилие над пациентками тоже неэтично, однако Вас это не остановило.

— Я имел в виду, что для меня это слишком опасно. Нельзя, чтобы нас с Вами застукали вне лечебницы. То, что случилось на прошлой неделе… было удивительно, но этого не должно повториться.

«На прошлой неделе? Какого хрена произошло на прошлой неделе? Минуточку… в тот день она не ждала меня у кабинета Розенштейна. Я обнаружила ее здесь, и она сказала, что ждёт меня. Ну да, конечно, скорее всего поджидала его член, чтобы он ее дотрахал».

— Ну, Эмма ведь не будет лечиться тут вечно. В конце концов, я засуну ее в какую-нибудь другую дыру, а пока мы можем еще немного позабавиться.

— Марго, мне кажется, что…

— А мне кается, что у Вас нет выбора, доктор. Но я понимаю, что всё это очень сбивает с толку. Может, нам стоит сходить в административное здание и обсудить это с Вашим отделом кадров? Посмотрим, может, они смогут нам помочь разгадать эту маленькую загадку? — пригрозила она.

— Я хотел сказать, — усмехнулся Каспер и, шагнув к ней, обхватил ее за пояс. — Что мне кажется, к отказам ты не привыкла, верно? И кто я такой, чтобы менять твои привычки?

— Вот именно. Давай, нам нужно поторапливаться, пока она там беседует со своим дружком.

Затем они стали целоваться, что уже произвело на Эмму достаточно неприятное впечатление, но, когда он развернул Марго и нагнул над матами, девушка почувствовала, что сейчас расстанется с завтраком. Она увидела, как юбка матери скользнула вверх по бедрам, а затем Каспер загородил Эмме обзор своей задницей. Его руки легли на ремень и расстегнули молнию.

Эмма медленно встала и осторожно попятилась от двери. Отойдя достаточно далеко, она повернулась и тихо вышла из спортзала. Ей не нужно было видеть, как её мать жарят раком в спортзале психбольницы, она и так уже знала, какой мерзкий человек Марго, давно на это насмотрелась. Поэтому она просто вышла из здания, спустилась по ступенькам и огляделась в поисках машины Джерри.

Забавно, но, когда Эмма обнаружила, что Каспер домогается своих пациенток, ее первой реакцией был гнев. Ей хотелось уличить его или кому-нибудь рассказать. Чтобы защитить других, более уязвимых женщин.

Однако первой реакцией Марго было желание его уличить и шантажировать. Использовать эту информацию в своих интересах. Кого волнуют другие женщины — Марго волновалась только о себе.

Это и впрямь было ужасно. Постыдно. Эмма это знала, она это понимала.

И все же, проскользнув в машину Джерри и выдумав какую-то тупую отмазку, что Марго еще разговаривает с врачами, она не могла отделаться от мысли…

«Я хотела поступить хорошо, а Марго — плохо, ну и кто из нас на самом деле получает желаемое?»

ЭММА

Ладно, да, иногда я понимаю, что сбиваю с толку.

В смысле, помимо того, что я чокнутая…

Я жертва сексуального насилия с глубоко укоренившимися проблемами, возникшими в результате этого насилия, и все же я люблю секс, осознаю свою сексуальность и, как правило, не боюсь ею насладиться.

Может, оттого что я подверглась этому в столь юном возрасте, я теперь лучшее это понимаю? Хотя, скорее всего, нет.

Может, это потому, что я научилась систематизировать свершенное надо мной насилие и полностью отделять его от своего восприятия самой себя.

Или, может, просто это стало неотъемлемой частью меня — с раннего возраста мне вдалбливали в голову, что я гожусь лишь на то, чтобы ублажать мужчин. Теперь я в этом настоящий эксперт.

Честно говоря, хрен его знает. Начиная с восьмого класса и до переезда сюда, я пыталась заполнить сексом пустоту. Хотя бы ненадолго почувствовать себя желанной или что-то за это получить — деньги, выпивку, наркотики, поездку, место для ночлега, момент бытия. Что угодно. Мужчины использовали меня, я использовала их, все оказывались в выигрыше. Счастливые деньки! Конечно, иногда потом приходится плакать. Иногда тебе кажется, что ты никогда уже не остановишься. Но в конце концов ты останавливаешься, а затем попадаешь в очередную дерьмовую историю. Круговорот жизни, детка.

Поэтому, когда я вижу, как Райан на меня смотрит, понимаю, что он меня любит, хочет и, вполне вероятно, дрочит, думая обо мне, то не чувствую никакой неловкости. Я имею в виду, что в сексуальном плане он интересует меня не больше, чем какая-нибудь грязная тряпка, так что нет, между нами этого никогда не произойдет. Но это все же не значит, что я не могу хоть немного этим насладиться.

Кроме того, Райан на самом деле меня не любит. Райан даже не особенно-то меня и хочет. Я просто одного с ним возраста, у меня классные ноги, и когда мы оба по часу торчали на этой групповой терапии, я его отвлекала. Стала для него тем, на что можно поглазеть. Поэтому он убеждает себя, что я его луна и звезды, что-то вроде богини, ну и что, почему бы и нет?

Может, теперь мой черед ненадолго стать для кого-то объектом поклонения.

4

— Эмма, ты ни на одной из наших бесед не говорила о своем будущем. Ни разу. Ты упоминаешь прошлое, признаешь настоящее, но никогда не касаешься того, что будет дальше. Ты с удовольствием слушаешь мои разговоры о твоих планах на будущее, но никогда ничего к ним не добавляешь. Поэтому сегодня я хочу остановиться на этом — на будущем. Что ты думаешь делать со своей жизнью, Эмма? Каковы твои планы на будущее?

Эмме всегда было интересно, а не является ли такое частое повторение имени каким-нибудь психологическим трюком. Если бы каждый раз, когда доктор Розенштейн его произносил, она опрокидывала стопку, то совершенно окосела бы уже в первые пятнадцать минут их беседы.

— Мои планы? — повторила она, даже не потрудившись на него взглянуть.

Не отрывая глаз от окна, Эмма смотрела на лужайку, расположенную позади «Солнечного ранчо». Кто-то пытался организовать там футбольный матч. Двое пациентов кричали друг на друга. Ещё один плакал. Она подавила желание улыбнуться.

— Да. Наверняка, у тебя есть планы, Эмма.

«Одна стопка».

— Наверняка.

— Ты хочешь вернуться в колледж? Или найти работу? Где ты видишь себя через пять лет? О чем ты мечтала в детстве, Эмма? Кем ты хотела стать, когда вырастешь?

«Вторая стопка».

— Балериной, — усмехнулась она. — Я была такой долговязой, что учитель физкультуры посоветовал мне попробовать себя в баскетболе или балете. Гонять мяч мне не очень-то нравилось.

— Эмма, я спрашиваю не об этом и, думаю, ты это знаешь. Если хочешь, мы можем поговорить о том, почему ты уходишь от разговора о будущем, но у меня такое чувство, что я уже знаю причину. Ты боишься, Эмма. Боишься будущего.

«Третью и четвертую стопку одним залпом!»

— Я не боюсь, — вздохнула она. — Просто я никогда… честно говоря, не думаю, что вообще когда-нибудь представляла себе свое будущее. Наверное, в глубине души я всегда считала, что умру молодой. От передозировки, недоедания, вождения в пьяном виде… или самоубийства.

Проблема этой притворной терапии, которую старательно посещала Эмма, чтобы ее признали нормальной и отпустили, состояла в том, что… она действительно проходила терапию.

Она никогда ни с кем не делилась своими мыслями о смерти в юном возрасте, никогда сознательно не облекала эти мысли в слова. Она и впрямь полагала, что умрет молодой? Но когда эти слова пронеслись у нее в голове, Эмма поняла, что это правда. Какой смысл ей жить дальше?