Освоение времени (СИ) - Ананишнов Виктор Васильевич. Страница 74

Через дюжину витков лестница вновь стала просматриваться впереди как прежде, но теперь она как будто упиралась, косо обрываясь, в мутную серую подушку, сотканную из света и тени.

Снова пришлось потратить несколько секунд на остановку и совещание.

Иван пошарил в карманах и нашёл монету. Бросил её вниз. Тусклый её кружок провалился сквозь мнимое препятствие и обозначил своё падение вглубь шахты затихающими ударами по ступеням. Их там ещё оставалось слишком много.

— Средневековье, — хмыкнул неодобрительно Иван и, никого не приглашая, пошёл вниз.

Все двинулись за ним.

Ноги Ивана погрузились в туманное образование и, наверное, запустили в действие какой-то механизм. Одна из стен шахты с грохотом и визгом давно не смазываемых дверных петель (если это были петли), отвалилась наружу, и десятка два стражников ворвались в брешь. Возглавлял их громадный рыжеусый человек с дикими навыкате глазами. Грудь его защищала огненно золотая кираса, в которую облачался ещё Дон Кихот. На голове красовался тяжёлый шлем образца времён Филиппа Македонского. В руках он держал секиру русского воина на поле Куликовом, способную разрубить человека вдоль с одного удара.

— Маклак! — в один голос вскричали все, кто окружал Ивана, но так же все в мгновение ока оголили свои мечи и приготовились к отражению атаки, лишь Напель прикрыла лицо рукавом.

Для Ивана происходящее представлялось в каком-то мистически невообразимом виде. Звероподобное явление Маклака и молниеносная реакция его противников — чётко отработанное действо…

— А-а-а! — обрадовано заревел подобно среднеазиатскому карнаю Маклак. — Узнали! В масках? Ха!.. Я сдеру их с вас вместе с кожей! Вот тогда-то вы будете похожи на одно лицо!

Он стал заводить руки для размаха угрожающе опасной секирой. Поведи он ею — попавшему или попавшим под неё не поздоровится!

Так бы оно, наверное, и было. Но что-то у него и его подручных не заладилось. Как бы он ни был грозен и как ни горел желанием разделаться с бунтовщиками, он не смог прорваться к ним. Первые двое стражников, не добежав всего полуметра до выброса руки мечом, канули вниз, даже не успев вскрикнуть. Куда они провалились, нельзя было понять. Да и никто не думал о них.

— Великий! — оглушительно заорал Маклак, беснуясь перед замершей цепочкой людей Напель. — Какого дьявола! Тут временной барьер или чёрт знает что! Я не могу до этих… Сними его!

Неизвестно, слышал ли его Пекта, но Иван успел вставить свои слова между громогласным потоком слов Маклака:

— Чего стоим? Все вниз! Быстрее!

— Он прав, — подтвердила Напель, поскольку призыв ходока к её людям не возымел действия. — Вниз!

Они уже успели опуститься витка на три по лестнице, когда услышали, как на неё наконец-то прорвался Маклак со стражниками.

— Бойся!.. Придавлю каблуком как гнид!.. — угрожал он, не переставая. — Одной задницей всех передавлю!

Вскоре он охрип и приумолк. К тому же, при громоздкости тела и снаряжения спускаться ему по тесной лестница с круто падающими узкими ступенями было много труднее других. А так как он бежал впереди стражников, то погоня постепенно стала отставать и затихать где-то вверху, вселяя надежду в преследуемых.

А лестнице не было конца…

Загнанные люди дышали с таким шумом, будто прокачивали воздух мехами. И нет времени остановиться, перевести дух. Сверху, даже отставшая, накатывалась неумолимая и такая же задыхающаяся погоня во главе с Маклаком, рык которого, хотя и приглушённый севшим голосом, время от времени раздавался по всему стволу шахты. Он, конечно, сдерживал погоню, но если ему вдруг удастся приблизиться, то для тех, кто находился в конце вереницы людей Напель, это означало неминуемую смерть. Так что любая задержка могла многим стоить жизни.

И как бы беглецы ни боялись этой задержки и ни остерегались, она случилась.

Один из них, витка полтора над Иваном, оступился, упал головой вниз, под ноги Напель. Никто не успел его подстраховать, он стремительно протиснулся из-за спин впередиидущих и сломал себе шею.

Он страшно застонал. Его товарищи остановились и молча взирали на его мучения.

К нему склонилась Напель. Лицо её, раскрасневшееся и вдохновенное, было прекрасным. Иван залюбовался ею. Она выглядела свежо и бодро. Её дыхание не выдавало спешки длительного бегства и усталости. Иван смотрел на неё и верил ей будто божеству. Вот она сейчас что-то сделает или скажет такое, от чего поверженный встанет как ни в чём ни бывало и устремится со всеми вместе к таинственному Творящему Время…

И она сказала. Твёрдо, без колебаний.

— Ласель, ты знаешь, что надо делать?

— Да, госпожа! — отозвался из-под маски тот, кто стоял ближе всех к раненому.

— Так не мешкай!

Ласель выхватил меч и коротким тренированным замахом рассёк маску вместе с половиной черепа своего оступившегося товарища. Поверженный дёрнулся телом и обмяк.

— Вниз! — коротко скомандовала Напель.

Лицо её оставалось прекрасным и вдохновенным.

Иван едва удержался. Его тянуло вывернуться наизнанку. Никогда ещё он не видел такого хладнокровного убийства своими глазами. Кинофильмы не в счёт. Даже тогда, когда он, находясь в разведке у кишлака, затерянного в пыльной впадине между возвышенностями, увидел вблизи поножовщину среди моджахедов, его так не потрясли те убийства. Они убивали в состоянии аффекта, доведённые до отчаяния долгими боями, потерей близких, недоеданием и озлоблённостью на всех: русских, кабульских, своих полевых командиров и друг на друга.

Но здесь…

Он припомнил погибшего. Когда он его вёл по дороге времени к замку, ему показалось, что с ним идёт хрупкая женщина, настолько тонким и подвижным было его тело. Это оказался юноша. Он дрался со всеми у лестницы и выжил. И лишь неудачно оступился… Лица его Иван не видел, и никогда уже не увидит. Рассекающий удар меча Ласеля недаром пришёлся в маску, чтобы обезобразить лик и не дать возможности опознать противнику, кто перед ним и не сделать каких-либо выводов о составе и намерениях бунтовщиков, вознамерившихся выступить против Пекты Великого.

Через некоторое время, вспоминая событие, Иван вдруг со страхом представил себе, что на месте убитого мог бы быть он сам: со свёрнутой шеей на дороге времени не укроешься. Неужели Напель так же хладнокровно распорядилась бы покончить и с ним?

Нет! — откинул он такую возможность, и тут же решил: — Могла бы!

Потрясённый своим заключением, он, наверное, впервые серьёзно подумал об истинных целях Напель. Что если они у неё, на самом деле, не те, о которых она ему говорила? И ради которых он согласился помогать ей? Уж очень всё идёт не так. Какое-то слепое повиновение людей, окружающих её. И хладнокровие при виде гибели своих соратников…

Он же ждал добра!..

Ему стало страшновато и за себя и за неё. Что же она задумала, коль добивается цели, идя по трупам, с уверенностью, что так и должно быть?

Или чем их больше, тем лучше? Но кому?..

Кованые сапоги Маклака бухали уже над самой головой. Остановка стоила не менее десятка витков лестницы, и сейчас погоня практически наступала на плечи людям Напель.

— А-а! Канальи! Будет вам! — басовито и торжественно взвыл Маклак, наткнувшись на убитого, положенного так, чтобы обойти его было как можно труднее.

Погоня потеряла темп и снова отстала.

Иван же шёл как в бреду. Ему казалось, идёт он к своей гибели… Нет, не к гибели, конечно. Он не верил в свою смерть. Но к чему-то такому ужасному и неприятному, что будет равносильно гибели.

— Дошли! — донеслось снизу радостным голосом Кароса (Иван постепенно пропустил несколько человек вперёд). — Конец лестницы! Здесь вход к Творящему!

Творящий Время

В смутном свете Иван разглядел тёмные следы некогда начертанной символики Пекты Великого.

Люди Напель, а осталась их едва ли половина от пробитых Иваном сквозь время в замок, столпились плотной кучкой. Казалась она строгой и тёмной: капюшоны опущены до глаз, маски на лицах, плащи. Поэтому неясно было, радуются они окончанию долгого и опасного пути, предпринятому для достижения входа к Творящему, или, подобно Ивану, испытывают волнение и борются с противоречивыми желаниями: скорее открыть дверь, войти и увидеть то, ради чего жертвовали собой или остановиться, помедлить и не открывать, а оставить всё, как было прежде.