Дорога к людям - Кригер Евгений Генрихович. Страница 33

Под каждым сообщением стояла подпись: В. Куйбышев.

Были в мировой печати и другие сообщения, подписанные другими людьми. Была статья известнейшего полярного исследователя Р. Ларсена, который категорически заявлял, что средствами авиации челюскинцев спасти невозможно. Было высказывание знаменитого Норвежского океанографа Х. Свердрупа, — он также недоверчиво относился к принятому Советским правительством плану спасения моряков при помощи самолетов. В швейцарской газете «Фольксштимме» появилась статья «Можно ли спасти потерпевших крушение?». Автор статьи сомневался в этом. Он писал:

«...На льдине плывут к полюсу 104 русских, среди них 7 женщин и 2 детей, и с нетерпением ждут помощи. Это команда советского парохода «Челюскин», который погиб, раздавленный льдами, и персонал метеорологической станции с острова Врангеля. Положение потерпевших крушение настолько ухудшилось, что уже в самое ближайшее время надо считаться с возможностью новой арктической трагедии. Кажется почти невозможным произвести посадку на битый лед и еще более невозможным подняться с него. Насколько можно предположить, имеется только одна возможность осуществить спасение: дожидаться на льду наступления теплого времени, когда находящиеся на льдине сумеют достичь на своих лодках берега или их отыщет на этой льдине ледокол. Спрашивается только: выдержит ли льдина до того времени?»

Даже иные из виднейших советских полярников высказывались против применения авиации для спасения челюскинцев.

Внимание всего мира было приковано в те дни к рабочему кабинету Валериана Владимировича Куйбышева. Он возглавлял правительственную комиссию, созданную для организации помощи участникам экспедиции О. Ю. Шмидта.

Экспедиция должна была доказать возможность пройти из Мурманска во Владивосток за одну навигацию. В Беринговом проливе ученых и моряков настигла беда: затертый льдами пароход «Челюскин» отнесло в Чукотское море, а там корпус его не выдержал давления льда. Спутники академика Шмидта и экипаж парохода успели высадиться на льдину, но им грозила гибель от стужи и голода.

В кабинет Куйбышева слетались тогда радиограммы и с самой льдины, и из Уэлена, и из дальневосточных авиабаз, и с идущих в ближних водах кораблей. Здесь, в этой комнате, за этим рабочим столом, при свете лампы, горевшей тогда ночи напролет, было сказано последнее слово, было принято окончательное решение.

Люди, работавшие с Куйбышевым, знают, что отличительной чертой этого человека была неиссякаемая энергия, соединенная с оптимизмом, верой в жизнь, верой в человека. Он и сам обладал редкой смелостью и мужеством. Именно такой человек мог решиться на опасную, связанную с большим риском, не имеющую примера в истории освоения Арктики операцию по спасению ста четырех человек, очутившихся на дрейфующей льдине.

— Авиация! — сказал Куйбышев.

Успехом своим вся операция была обязана этому решению.

Куйбышев принял его сразу и проводил в жизнь упорно, настойчиво, неотступно, несмотря на возражения некоторых экспертов, несмотря на метели и шквалы, летевшие навстречу летчикам, несмотря на дальность и трудность маршрутов, которые приходилось преодолевать самолетам, прежде чем добрались они до Ванкарема.

Однако это отнюдь не было отчаянным предприятием. Работу правительственной комиссии отличали в те дни исключительная продуманность, точность, ясность, обстоятельность. Позже Ляпидевский рассказывал, что при встрече с Куйбышевым его поразило, как превосходно знал этот человек условия Дальнего Севера, его географию, его возможности и ресурсы.

Под руководством Куйбышева комиссия мобилизовала все средства, которыми располагала страна, для спешного проведения операции. Силы были расставлены таким образом, что каждая из спасательных экспедиций, каждый из отрядов, каждое из авиационных звеньев имели в резерве другие ресурсы. Продвигаясь на север, замещая резервами выпавшие звенья, все больше и больше суживая свой фронт вокруг одной точки на земном шаре — ледового лагеря, вся эта громада рано или поздно должна была достигнуть цели и вырвать обитателей льдины из рук смерти.

В самом начале работы комиссии за подписью Куйбышева полетела на восток телеграмма:

«Хабаровск, крайком партии.

...Выясните возможность оказания помощи челюскинцам на местных байдарках, шлюпках, возможность переброски из Петропавловска и Усть-Камчатска в рай Уэлен — Онман собачьего транспорта и обеспечения собак кормом, широкого использования всего местного населения в целях организации размещения челюскинцев».

В те же дни готовились к полету самолеты, находившиеся на мысе Уэлен. В те же дни из Петропавловска вышел пароход «Сталинград» с двумя легкими самолетами, а из Владивостока — «Смоленск» с семью самолетами и «Совет» с двумя самолетами. В те же дни Куйбышев телеграфировал в Хабаровск Доронину, Водопьянову:

«Создавшаяся обстановка требует вашего срочного вылета на Север. Значение ваших многоместных самолетов в деле спасения челюскинцев все возрастает, так моторы самолета Ляпидевского не совсем в порядке, а самолеты «П‑5», «Ш‑2» и «У‑2» запаздывают в сроках и имеют минимальную пассажирскую кабину. Правительство уверено, что возложенное на вас задание будет выполнено вами с честью. Дорог каждый час. Ежедневно доносите положение дел. Куйбышев».

Слова «дорог каждый час» на подлиннике вписаны карандашом Куйбышева.

В те же дни на двух купленных в Америке самолетах спешили к Чукотке полярник Ушаков и летчики Слепнев и Леваневский. Полярники всех стран ожидали, что Америка окажет помощь в организации спасения экипажа «Челюскина». Америка не оправдала эти надежды. Она ограничилась тем, что продала нам самолеты. Из Америки летели на Чукотку советские летчики.

В те же дни, оторвавшись от камчатского аэродрома, ринулось на Чукотку звено Каманина. Был направлен на Север отряд дирижаблей. Куйбышев телеграфировал в Ленинград С. М. Кирову:

«По сообщению Самойловича, «Красин» может быть отремонтирован за границей в полтора месяца, а у нас в четыре месяца. Непонятно, почему наши мощные верфи в Ленинграде и Кронштадте не могут сделать того, что можно сделать за границей. Уверен, что при напряжении усилий можно отремонтировать в более быстрый, чем полтора месяца, срок. Прошу детально ознакомиться с этим делом и поднять на ноги все партийные организации и массы для срочного ремонта «Ермака» и «Красина»...»

Киров поднял на ноги судостроителей. «Красин» был отремонтирован не за четыре месяца, как опасался Самойлович, не за полтора месяца, как предлагали иностранные верфи, а за 18 дней. «Красин» шел к лагерю Шмидта, обогнув Северную Европу.

В эти дни Куйбышев не прекращал и обычной своей работы в Совете Народных Комиссаров.

А время? Как удавалось ему руководить спасением челюскинцев, не поступаясь ни одним часом делового дня в Совнаркоме? Он по-прежнему следил за ходом работ на важнейших новостройках пятилетки, направлял усилия строителей Урало-Кузнецкого комбината, своими советами помогал людям Днепрогэса и свердловского Уралмашзавода, совещался с металлургами, энергетиками, горняками, вдохновлял ученых, стыдил сомневающихся, контролировал каждую цифру нового пятилетнего плана, деятельным своим вниманием охватывал всю громаду великих работ.

Приняв на себя руководство правительственной комиссией по спасению челюскинцев, Куйбышев отказался сократить свой рабочий день в Совнаркоме. Чтобы справиться с колоссальной нагрузкой, он поступил по-своему: расширил рабочий день до предела. А время и без того было рассчитано у него по минутам. Мы помним набросанный его рукою подсчет: в неделе — 168 часов; дальше колонками стоят часы, предназначенные для работы в РКИ, ЦКК, Совнаркоме, СТО, Политбюро Центрального Комитета партии; отдельной колонкой — комиссии, прием и т. д. Где-то в конце Куйбышев написал было: шесть часов отдыха. Но эта строка зачеркнута его же рукой.

Так он работал всегда. В дни челюскинской эпопеи люди, работавшие с ним, не знали, когда же он спит.