Милый дом (ЛП) - Коул Тилли. Страница 25
– Черт, детка. Я не думал… мне так жаль.
Именно его сострадание дало мне силы впервые заговорить с кем-то об этом дне.
– Я никогда не могла понять, почему папа так поступил. Знаю, он не мог жить без мамы, но у него была я. Он был мне нужен. Почему он не мог быть сильным ради меня? Ради бабушки? В своей предсмертной записке он сказал, что однажды я пойму, но я не знаю, как отец может оставить свою дочь совершенно одну.
Я чувствовала, как во мне растет раздражение, горечь от каждого воспоминания. Роум все так же крепко и беззвучно меня поддерживал.
– Единственным положительным моментом во всей этой гребаной ситуации было то, что я всегда была умной. Когда мне было семь, моя учительница предложила пройти тестирование в Менса9. Я прошла и узнала, что у меня необычайно высокий уровень интеллекта, вот так я и справлялась со всем – расширяла и преумножала знания. Я стала одержима религией и философией, пытаясь найти причину смерти папы и выяснить, почему плохие вещи происходят с хорошими людьми. Но ответа так и не нашла. Потом, когда я только начала нормально жить, у бабушки диагностировали рак, и три долгих месяца я ухаживала за ней, пока она слабела день ото дня, только чтобы в конце концов умереть у меня на руках, мы жили вдвоем в нашем маленьком домике и не к кому было обратиться за помощью.
Я глубоко вдохнула, наблюдая, как птицы возвращаются в свои гнезда у речки на ночевку.
– И что потом? – поднажал Ромео.
– После того, как ее не стало, меня отдали под опеку. К счастью, это была хорошая семья, недалеко от моего дома. Они не пылали любовью и явно делали это ради денег, но там было безопасно, большего я и просить не смела. Я поняла, что жить сложно и пыталась дистанцироваться от всех, чтобы мне больше не причинили боль. Мне было одиноко, но я просто… продолжала жить. Опять же, я продолжала учиться и знала, что это мой билет из приемной семьи и от всех воспоминаний, которые преследовали меня в родном городке. Мне просто нужно было уехать.
Ромео нежно поцеловал мое оголенное плечо.
– В семнадцать лет я досрочно сдала экзамены в университет, и мне предложили место в Оксфорде. Я получила степень и попала сюда. Для докторской поеду куда-нибудь еще.
Ромео резко выдохнул.
– Значит, ты бежишь.
Я напряглась и попыталась отодвинуться подальше от озвученной стратегии моей жизни, но Ромео сжал меня крепче.
– Не сопротивляйся. Отвечай на вопрос.
– Ты не представляешь, какой была моя жизнь! Не тебе судить!
Его командный голос стал ниже:
– Я тебя не сужу. Но ты ведь бежишь от своих проблем, не так ли?
– И что? У меня нет дома, нет семьи. Почему бы и нет?
– Так было раньше, но теперь есть люди, которым ты небезразлична, действительно небезразлична. Я не позволю тебе сбежать от меня.
Мои глаза наполнились слезами. Слова Ромео были такими успокаивающими, мне так сильно хотелось ему верить.
– Я не позволю тебе меня оставить, – твердо повторил он.
Что-то во мне сломалось, и я, уронив голову на руки, заплакала, заплакала впервые за много лет. Ромео гладил мои волосы, не выпуская меня из комфорта своих объятий, потому что таким он и был – моей безопасностью… моим миром.
Когда все слезы иссякли, он спросил:
– Почему ты сбежала из Оксфорда сюда?
Сокрушенно вздохнув, я решила быть честной.
– Оливер хотел от меня большего. Он остался там дописывать свою докторскую и хотел продолжать отношения. А я не хотела – он ничего обо мне не знал. Я ему не рассказывала. После того, как мы переспали, я поняла, что больше не могу этого делать. Я думала, что интим с ним поможет нам стать ближе, что мои стены падут. Но я ощутила лишь удушливое разочарование. Мне казалось, я никогда больше не смогу испытать близость с другим человеком. В итоге я испугалась. И сбежала. Вот так просто. Он проснулся, а меня не было. После этого я с ним не разговаривала.
С наступлением темноты сверчки застрекотали громче, а в кристально-чистом небе начинали мерцать звезды.
– Это было до тебя. Ты мне близок. Я тебе доверилась. Возможно, я не такая сломанная, как думала.
Я услышала, как он громко сглотнул.
– Ты не единственная, кто хочет бросить все, когда становится тяжело, детка, но отныне я не позволю тебе убегать, только если вместе со мной.
Я повернула голову к нему, и его губы нежно накрыли мои. Когда мы прервали поцелуй, я обхватила его лицо руками и сказала:
– Расскажи о себе.
Глаза Ромео вмиг похолодели, он вздернул плечами и отвел взгляд – его одеревеневшее тело явно служило молчаливым отказом.
Неожиданно в ночной воздух ворвался холодный ветерок, и мои оголенные руки и ноги покрылись мурашками. Ромео это заметил.
– Нам пора возвращаться.
Я сильнее прижалась к нему.
– Я пока не хочу уходить. Хочу узнать о тебе.
Он в недоумении наклонил голову.
– Мне тоже не хочется уходить. Но уже поздно и холодает. Давай, детка. Пора закругляться.
Роум помог мне встать и, держа за руку, повел меня к пикапу. О своем прошлом он так ничего и не рассказал.
Когда мы ехали по шоссе, я заметила, что Ромео находится в глубокой задумчивости. Я потянулась и взяла его за руку.
– Ты в порядке? Кажется, ты где-то не здесь.
Он нервно сглотнул. Я еще не видела его таким неуверенным.
– Все в порядке.
Я не поверила.
– Ты уверен? Я бы так не сказала.
Его пальцы сжали мои, и он с робостью во взгляде посмотрел на меня.
– Роум, в чем дело? – не отступала я.
И кашлянув, он сознался:
– До сегодняшнего вечера я не знал, каково это, когда меня хотят… только потому, что я – это я.
Его слова ударили сильнее, чем если бы мне в грудь угодил огромный булыжник, я едва не заплакала.
– За что я тебе нравлюсь, Мол? Я пытаюсь понять.
Я подвинулась к нему и, переплетя наши пальцы, поцеловала его руку.
– Ты мне просто нравишься.
– Вот этого я и не понимаю. Почему тебе нравлюсь я, просто я? Больше никому не нравлюсь. Я зол двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Я слишком властный и не очень хорош в отношениях, чем же я тебя привлекаю?
– Значит, я буду первой, ты мне нравишься, и мне ничего не нужно взамен. Почему людям нравятся другие люди? Мое тело признает, что ты мне нужен. Ум понимает, что ты мне подходишь, а душа чувствует, что ты мне предназначен.
Призрачная улыбка тронула его губы, и его напряженные плечи расслабились.
– Мы чертовски глубоко увязли, не так ли, Шекспир? – тихо спросил он, его тело излучало мирное счастье.
Чувство удовлетворенности окутало нас обоих.
– Думаю, это преуменьшение.
– Иди сюда. – Он обнял меня за плечи и нежно поцеловал, пока огни города проносились мимо.
* * *
Роум высадил меня у главного входа дома сестринства, и я ринулась вверх по лестнице, довольная тем, что было тихо, а дверь в общую комнату закрыта.
Я приняла долгий горячий душ. Запрокинула голову назад, позволяя теплой воде стекать по волосам и коже. Я чувствовала себя иначе. Не могу описать, как именно. Я просто… изменилась на молекулярном уровне. Моя рука скользнула к животу, и когда я вспомнила ощущение его пальцев во мне, мне пришлось подавить стон. Он был таким уверенным и серьезным, дирижируя нашими движениями, создавая симфонию из наших криков и стонов. Я никогда раньше не чувствовал ничего подобного.
Я вышла из душевой кабинки, пока еще могла стоять на ногах, вытерлась, надела лиловую ночнушку и устроилась на кровати.
Через пару минут раздался стук.
Отбросив одеяло, я выбежала на балкон и глянула вниз, где Ромео встретил меня широкой улыбкой. Он взобрался по шпалере и, едва ли прыгнув в мои объятия, одобрительно ухмыльнулся моему выбору ночнушки.
– Я вернулся в дом братства и сразу же подумал: а чем сейчас занимаешься ты. Решил перестать гадать и просто прийти узнать.