Они украли бомбу для Советов - Долгополов Николай Михайлович. Страница 33

— Партийный деятель, наверное, парторг. Я не знаю. Вы думаете, они представляются? Человек приходит и говорит: «Полетели, возьмите вещи». Открывается дверь номера гостиницы «Москва», а там Сарант и его Кэрол. Вы представляете, какая встреча?

— И что дальше?

— Дальше мы все полетели в Чехию и начали работать вместе. Но прежде чем рассказать, чего они в Праге только ненасоздавали-ненаизобретали, обратимся к придуманной кем-то легенде об Альфреде Саранте, преобразившемся уже в Чехословакии в Филиппа Георгиевича Староса.

Есть все основания предполагать, что его отец Сарантопулос перебрался из Греции в Штаты где-то в конце прошлого века. Новое имя выдумали, видимо, спецслужбы, и скорее наши, нежели чехословацкие. По их же легенде Старос родился в Греции, жил — в Канаде. Учитывая происхождение и родной английский язык героя легенды, выглядело все это довольно правдоподобно.

Я думаю, Барра и Саранта требовалось срочно укрыть от любопытных взоров. Впрочем, Барр с этим не согласен. Но им предстояла огромная, на десятилетия, работа в закрытой военной промышленности. Почти 40 лет они вкалывали под чужими именами, совершали открытия и пробивали бреши. Никакие западные разведки не смогли сопоставить факты, ставшие на время несопоставимыми.

Они были готовы к работе на СССР. Кто скажет, помогали ли оба советской разведке? Железное правило не выдавать агентов — бывших и настоящих — по-прежнему соблюдается. А вот в научной деятельности, в практических разработках, я считаю, эта пара успела добиться в США, потом и в СССР, немалого. Вполне могла приблизить в некоторых секретных областях нашу науку к несколько оторвавшейся от нее американской. Возможности двоих ученых были оценены в Москве абсолютно верно.

В Праге Старос и Берг проработали пять лет. Законопослушные сотрудники-чехи не мучили их вопросами. Иностранцы приехали к ним вовсе не для того, чтобы удовлетворять чье-то любопытство. Здесь они создали новейшее вычислительное устройство, которое сегодня можно было бы назвать аналоговым компьютером. Оно определяло координаты чужого самолета, фиксировало локаторами его скорость, делало допуски на ветер…

Потом родилась новая мысль: ведь все это оборудование размером с комнату можно было бы уменьшить в сотни раз. Короче, и не вдаваясь в технические подробности, они еще в начале 50-х осознали, что всякие лампы и только появившиеся тогда полупроводники уступят место микроэлектронике. Слово «компьютеризация» пока не произносилось, идея — уже была.

Чехи восприняли ее далеко не на ура. Да и денег, чтобы проводить исследования гигантского масштаба небольшой стране, не хватило бы. Возникли некоторые разногласия. Их начали в чем-то подозревать — в чем, я так и не понял, а Берг был тут не очень-то склонен к объяснениям.

Им требовался новый простор, поле для работы пошире пражского, и они, как тогда говорилось, обратились с письмом к советскому правительству.

ЗДРАВСТВУЙ, СТРАНА ОГРОМНАЯ!

Им разрешили переехать в СССР. Впрочем, что значит «разрешили» для режима, к которому подходит единственное определение — «тоталитарный»? Судя по всему, готовили, пестовали, а в нужный момент широко раскрыли двери: «Добро пожаловать!»

Берг и Старос не привыкли терять времени нигде и ни в чем. У Филиппа Георгиевича и Кэрол, простите, Анны Петровны, подрастали уже двое детишек, у Йозефа Вениаминовича и его Веры Берговой — пока один, из тех шести, что он воспроизвел на свет Божий.

Сначала наши спецслужбы или, быть может, столпы советской науки полагали, что Старос и Берг продолжат исследования в авиатехнике. Вычислительные устройства для военных самолетов — это прерогатива Министерства авиапромышленности, куда их и приписали. Но тогдашний министр никак не мог поверить, будто на небольшом самолете можно установить целый компьютер размером с комнату. Они говорили о компактности, об уменьшении всех деталей в тысячи раз. Им не верили — просто невозможно.

И тогда их перевезли в Ленинград, дали перейти в Министерство электронной промышленности. Вот где началась настоящая работа.

— Мы не ошиблись с Ленинградом, — Берг за четыре десятка лет превратился чуть ли не в коренного петербуржца. — Хотя решали с переездом из Москвы сюда не мы: так нам предложили. Здесь — Европа, мы чувствовали себя тут комфортнее. Дышалось свободнее.

Невероятно, но за все долгие часы нашей беседы Берг ни разу не пожаловался даже намеком на какие-то ограничения или притеснения со стороны секретных служб. Существовала лишь легенда, по которой и жили с семьями. Они — «чехи», прибывшие в ленинградское конструкторское бюро из Праги. В совершенно закрытом ЛКБ заполнили документы со своими новыми биографиями. Берг опасался, что их посадят на суровый режим: с иностранцами не встречаться, обо всех знакомствах с чужими гражданами докладывать. Так, кстати, обязывали поступать всех сотрудников КБ. Но не их двоих. Даже обязательной в таких случаях подписи под документом о неразглашении государственной тайны с них не потребовали.

«Чехам» доверяли. Я, признаться, так и не понял почему. Может, опекавшие их спецслужбы твердо сознавали: у этой пары нет иного выхода, кроме как честно служить новой державе? И если на работе возникали сложности, споры и преграды, то в частной жизни — почти никогда. Старос с Бергом, иногда прихватив домашних, по воскресеньям обедали в «Астории» — шикарном по прежним и теперешним понятиям ресторане, забитом иностранцами. Это сейчас Йозефу Вениаминовичу положили убогую и поголовно всеобщую нищую российскую пенсию. А тогда они со Старосом зарабатывали по 600–700 рублей в месяц, с премией до 1000! В стране, где средняя зарплата едва дотягивала до 150, это было нечто. Порой в ресторане они встречались и даже общались с начавшими наезжать во вторую советскую столицу американцами. Болтали о том, о сем. КГБ молча не препятствовал. Изредка выступали с докладами на международных конференциях и, конечно, под своими новыми именами. Где вы были, американские спецслужбы? Беглецы постепенно выходили из того, что именовалось тенью.

В ЛКБ все на первых порах разворачивалось трудно, медленно, но тем не менее успешно. Удалось уменьшить потенциометры в сотни раз и сконструировать базу для бортовой вычислительной авиамашины. Потом они совершили первый решительный шаг. Принялись за элементы для будущих аналоговых компьютеров. Взялись за вычислительную технику. И на существовавшей тогда научной базе, еще без микроэлектроники, сотворили управляющую машину с вешим названием — УМ-1. Она могла управлять технологическими процессами на заводах. За разработку первой в стране настольной вычислительной машины им присвоили звание лауреатов Государственной премии СССР.

— И после этого говорят, что американский КГБ нас искал. Изобретение было открытым, использовалось широко, — Берг явно недоволен ФБР и его наветами. — Мою со Старосом фотографию лауреатов опубликовали в середине 60-х на первой странные «Правды». Он — главный конструктор, а я — его зам. Они нас искали…

Но маленькая черная кошечка еще до лауреатства пошла бегать по их лаборатории. Два иностранца, пусть дружественные нам «чехи», чересчур много на себя берут. А какие гребут деньжищи. Просыпалась, брала свое не белая зависть.

В министерстве тоже далеко не все были счастливы. Хотя министр Шокин к своим двум «чехам» поначалу вроде благоволил. Но что они все требуют и требуют. Филипп Георгиевич хоть на приличном русском, а Йозеф Вениаминович вон с каким акцентом. И еще болтают о каких-то чипах. Ну разве это не блажь?

…А МОГЛИ БЫ БЫТЬ И ВПЕРЕДИ ПЛАНЕТЫ ВСЕЙ

Наверняка есть резон поспорить, но ведь действительно могли бы. Парочка-то попалась стоящая. Заглянула в компьютерное будущее. Твердо уразумела: успех — в микровычислительных машинах, то есть, по-теперешнему, в компьютерах. Если бы совнаука чудом двинулась по угаданной «чехами» дорожке. Если бы в министерстве уразумели, а Никиту Хрущева не сняли. Если б им поверили, а не вставляли бы палки в набиравшие обороты колеса. Если бы не все не это, то советская страна могла бы превратиться в первую мировую компьютерную державу.