Они украли бомбу для Советов - Долгополов Николай Михайлович. Страница 37

Наверное, эта твердость и смущала. Ведь Фукс сознался довольно быстро. Розенберги, как и Холл, все отрицали, однако улик против них было побольше, чем против молодого гения. На стул усадили их, второстепенных действующих лиц, а один из главных героев этого шпионского дела века отделался относительно легко. ФБР взяло его под надзор. Думается, что к тому времени и связи с советской разведкой были заморожены, да и оперативной ценности Холл для россиян уже не представлял. Это косвенно подтверждается и высказываниями Барковского. Ученый действительно переехал в другой город: трудился в Чикагском университете.

Да и контакты с советскими разведчиками и их агентами прекратились. Когда в августе 1949 года стало ясно, что у русских появилась своя атомная бомба, Тед-Млад посчитал, что его миссия исчерпана. Если дать ей краткий и жесткий итог, то можно считать, что переданные Холлом сведения позволили Советам сразу перейти к созданию бомбы на заводах, перескочив через мучительно долго проходившую американцами стадию экспериментального производства. Вот что сделал для нас юный Теодор Холл, призванный к концу войны в армию США и дослужившийся там до звания сержанта.

А с 1962 года началась новая жизнь. Вместе с семьей и тремя детишками Тед Холл, сохранивший американское гражданство, переезжает в Великобританию. В Кевиндишской лаборатории Кембриджа ему удается сделать несколько выдающихся открытий в области биофизики. Но кто в наше время слышал о великих ученых? Назовите мне хотя бы еще одного, если он только не лауреат Нобелевской премии.

Мирное существование Холла было нарушено все после того же обнародования расшифровок. Зачастили корреспонденты. Посыпались просьбы об интервью. А он болел, отказывался, соглашался на встречи лишь при условии, что его не будут расспрашивать о годах в Лос-Аламосе. Он долгое время так ничего и не говорил журналистам. Мягкий и страшно больной человек, доживающий свои дни в тишайшей провинции. Хотя из некоторых фраз кое-какой вывод все же напрашивался. Он ненавидел ядерную гонку и осуждал не только президента Трумэна, но и Рейгана, пытавшегося, по словам Холла, загнать русских в угол своей программой «звездных войн». Они с женой были членами движения за ядерное разоружение.

Короче, он был тем, кем он был: нашим агентом Персеем и Младом. И молчал, не давая повода усомниться в его преданности собственным идеалам.

Лишь незадолго до смерти в 1998 году Теодор Холл нарушил обет молчания. Да, возможно, в 19 лет он был слишком молод и самонадеян. Не знал многого и не слышал о сталинских репрессиях. Однако измены не совершал. Разве в годы войны СССР и США не были союзниками, боровшимися против общего врага? Да и послевоенные события подтвердили, что не будь у двух стран ядерного паритета, дело могло бы закончиться атомной войной. «Если я помог избежать этого сценария, то соглашусь принять обвинения в предательстве интересов моей страны».

Есть и другая немаловажная деталь, которую решусь обнародовать и я. Параллельно со мною темой советской атомной разведки заинтересовался и еще один настойчивый автор. Уж не помню, какую газету или агентство представлял в России американский журналист Джозеф Олбрайт. Работал он у нас в Москве в паре со своей спутницей Маршией Кунстелл. Она — приятная моложавая и улыбчивая дама, легко находящая общий язык со всеми. Он же — довольно суровый и совсем не молодой человек, скромно одетый, замкнутый, донельзя серьезный. После почти каждой моей публикации на меня тем или иным Макаром выходила эта необычная парочка. Особенно заинтересовало мистера Олбрайта мое длиннющее интервью с Коэном-Крогером. Последовали просьбы передать и фото, и полный, записанный на магнитофон, текст четырехчасовой беседы. А, может, и свести с самим Питером-Моррисом.

Признаться, журналистской солидарности я здесь не проявил. Уж очень деликатна была тема. Многое в ней, как уже говорил, все равно не досказано, написать кое о чем никогда не решусь, чтобы не подставить неизвестных (пока?) благородных людей, бомбу для нас добывавших. Надеюсь, Олбрайт и Кунстелл обиды на меня не таят. В одной из статей, опубликованной в большой российской газете, утверждалось, будто Олбрайт взялся за расследование всей этой запутанной темы, именно прочитав мою беседу с Коэном. Если так, то должен заметить, что в своей с Кунстелл книге «Взрыв бомбы: тайная история неизвестного шпионского заговора против американских атомных секретов» авторы все же сумели добраться до Теодора Холла.

Шли мы с Олбрайтом разными стежками-дорожками. Я старался встречаться с непосредственными участниками тех событий. Он, на мой взгляд, больше полагался на с годами рассекречиваемые документы. Что ж, у каждого свой взгляд и свой путь.

Замечу с легким смешком, что однажды Джозеф Олбрайт мне все же «отомстил». Фамилия Олбрайт ни о чем не напоминает и ни на что не наталкивает? Нет, это не совпадение. Многолетний госсекретарь США Мадлен Олбрайт — супруга мистера Джозефа. Правда, бывшая. И когда я вместе с коллегами попытался было выйти на собрата по перу Олбрайта с естественной просьбой рассказать хоть что-нибудь о супруге, то получил через общих знакомых его решительно-вежливый отказ.

НАУКА ОТ КИМА ФИЛБИ

Среди тех немногих великих наших разведчиков, которых можно было бы смело поставить в один неширокий ряд с Абелем-Фишером, и англичанин Ким Филби. В этой книге уже приводилась версия: возможно, как раз Фишер и завербовал молоденького выпускника Кембриджа. Однажды мне довелось повстречаться с одним из тех, кто гордо считает себя учеником Филби.

Впрочем, знакомы с ним мы были довольно давно. Мы изредка встречались, вращаясь в обшей московской круговерти, затем подолгу не виделись. Вдруг он сам, видимо, разыскав телефон, позвонил мне:

— Видел по телевидению «Тему» о разведке. И согласен с вашим выступлением: таким, как Ким Филби и Рудольф Абель, надо присваивать звание Героя. Пусть сейчас, завтра, если опоздали сделать это при их жизни.

— А почему вас это так заинтересовало? — удивился я.

И после долгой паузы услышал:

— Ким Филби учил меня азам разведки…

Мы встретились, и мой собеседник был достаточно откровенен. По понятным причинам имени старшего офицера Службы внешней разведки, пусть и ушедшего в отставку, называть не буду.

— Давайте начнем с понятного и очевидного. Где проходили занятия с Филби?

— Как правило, на одной и той же квартире в центре Москвы. На Тверской, тогда улица Горького.

— И что это была за учеба? Практические задания, теория?

— В этих занятиях была своя система. Заранее объявлялась тема, и мы к ней готовились. Естественно, начиналось с теории. Давалась общая картина. Ну и обязательный элемент — практические занятия. То, что сейчас называется «ролевые игры». Кто-то из нас выполнял роль дипломата или журналиста, или коммерсанта. А Филби соответственно выступал как сотрудник британского МИДа или спецслужбы…

— Как часто проходили такие встречи?

— Я бы предпочел называть их серьезными занятиями. Раз в неделю, с сентября по май — июнь, обычно в среду — четверг, с трех до шести. Задания были разные — познакомиться, понравиться, получить информацию, убедить…

— И сколько ваших коллег представали прел светлы очи Филби?

— Был строго фиксированный курс. В тот год нас было четверо.

— Извините, вы тогда учились в академии или в какой-нибудь спецшколе?

— Нет, все мы уже окончили то, что сейчас называют Академией внешней разведки, и были сотрудниками «английского отдела» — старшие лейтенанты, капитаны. Знаете, осталось у меня яркое и чисто профессиональное впечатление о Филби. Однажды я случайно увидел, как шел он по улице. Походка, манера себя вести, проверяться. Для меня было ясно: он контролирует улицу, полный ее хозяин, «хвост» обнаружит сразу, обзор полный. Это, видимо, было у него уже в крови.