Пути сообщения - Буржская Ксения. Страница 41
Не ты
Данил лег в постель прямо в одежде, но заснуть не мог. Думал о матери, вспомнил церемонию получения хеликса, как она им гордилась. Он сам гордился: инициацию ждали все. Уроков в тот день не было, только подъем флага и торжественная линейка. В огромном зале он и его одноклассники стояли и ждали, испытывая священный трепет, когда назовут их фамилии.
– Гуров! Гаврилова! Джафаров! Кириенко!
Каждый, кого называли, делал шаг из строя и подходил к кремлину. Нужно было поцеловать флаг, стоять смирно, пока звучал гимн, а потом сесть в синее кресло, как у стоматолога. Подходила медсестра, но не в белом халате – в триколоре, протирала ухо и велела не дергаться. Секунда – и в ухе торчало блестящее колечко. Все. Он взрослый, и он, и она. Настоящие граждане большой страны. Верные, честные, признанные. Наконец-то: «Коган!»
Данил вышел из строя и, встав на одно колено, упал лицом в флаг. Приторный запах влажной ткани – у него закружилась голова. Потом кресло – медсестра касается уха, его обжигает холодом. Данил зажмуривается, оп – и колечко на месте. Ухо пылает, но снаружи этого не видно.
«Клянусь быть честным гражданином, клянусь любить свою Родину, клянусь хранить хеликс и не снимать его, дабы он хранил меня от внешнего зла, клянусь уважать госрелигию, госсимволы и госзнаки. Я, Коган Даниил Викторович, две тысячи семнадцатого года рождения, сегодня стал гражданином».
Потом все хлопают, свистят, и лицо мамы – улыбающееся, доброе, радостное. Отец дома выставил рюмку: выпьем, сын, ты сегодня стал гражданином. Данил выпил и сморщился: рот обожгло горьким, горячим, острым. Ухо немного ныло, но ощущать это было приятно – еще месяц ходил без шапки, чтобы все видели.
Данил потрогал рваную рану – она затянулась, и теперь он пальцами ощущал грубую твердую борозду. «Клянусь никогда больше не связывать себя клятвами», – сказал Данил сам себе и провалился в сон.
Во сне опять крутились все те же – 13148, – и он не смел назвать ее по имени, Анаис, Влад, голос: «Прости, прости, прости», и кошка – он, как будто очнувшись, сквозь дрему заметил кошку – рыжие лапы, извилистый хвост, она легко запрыгнула из ниоткуда в открытое настежь окно, села на подоконнике, задрала одну длинную ногу и стала лизать свою жопу. Данил окликнул ее, и она уставилась на него немигающим желтым глазом.
Пробудившись, не понял, какое сейчас время суток, и еще больше удивился молчанию: Нина не будила его, ни о чем не спрашивала.
– Нина? – позвал он.
Молчание.
– Нина!
Нина не отвечала.
– Спишь, что ли… Ну спи.
Данил вышел на улицу, морозный воздух тут же прошил ноздри иглами. Он сгорбился в своей холодной парке, втянул шею, как черепаха. Так дошагал до ларька с сигаретами.
Дым на морозе обретал какие-то рамки – клубился фигурами.
Выбросив бычок у подъезда, Данил взбежал по ступеням к Георгию Ивановичу.
Тот открыл и жестом пригласил войти.
– У меня Нинка не отвечает, – сказал Данил.
– Разве? – спросила Нина. – Я на месте.
«Молчи» – показал жестом Георгий Иванович.
– Данил? – спросила Нина. – Как вы?
Данила окатила горячая волна ужаса.
«Откатили?» – жестами спросил он.
– Пару часов назад.
– Чего вы руками машете? – спросила Нина.
– Пантомима, – ответил Георгий Иванович.
Просто чтобы что-нибудь сделать, Данил налил кипяток в чашку.
– Пакетик дать? – спросил Георгий Иванович.
Данил кивнул, но пить не хотелось.
Они посидели молча, а потом в тишине раздался голос Нины:
– Данил, будьте дома. Через два часа к вам приедет кремлин.
Георгий Иванович покачал головой.
Данил упал в кресло, закрыл лицо руками.
– Вот и все, – сказал он.
– Хороший был план, – сказал Георгий Иванович.
Данил кивнул, пошел в прихожую и начал молча надевать ботинки.
– Куда это ты? – спросил выросший в дверном проеме Георгий Иванович. За его плечами цвело неуверенное зимнее солнце.
– Пойду домой, – ответил Данил, щурясь. – Спасибо вам за все. Не хочу, чтобы вас это тоже задело.
– Брось, – сказал Георгий Иванович. – Это уже не важно. Подожди здесь.
– Данилу нужно домой, – сообщило что-то голосом Нины – то, что Ниной уже не являлось.
– Я тут побуду, Нин, – устало сказал Данил, возвращаясь в кресло. – Потом пойду.
– Жаль Нинку, – сказал Георгий Иванович. – Напрасно я ее ругал.
– Почему вам меня жаль? – спросил голос Нины.
– А ну отъебись! – заорал Георгий Иванович и запустил в датчик тапкой. – Шалава. Кто ж так постарался-то? – спросил Георгий Иванович Данила. – Неужели Анаис?
Данил покачал головой:
– Моя мать.
В телефоне Данила что-то пиликнуло. Сообщение от Анаис. Он вздрогнул.
«Дорогой Данечка, поздравляю тебя с наступающим Рождеством! Привет дяде Гере, купила ему книгу рецептов, а Нинке – чай, как и заказывала».
Данил улыбнулся: впервые в жизни Анаис назвала его Данечкой.
«Милая Анаис, – ответил он, и так приятно было ей отвечать. – Чай не нужно, Нина его больше не пьет. Не возвращайтесь. И счастливого вам сочельника».
– Что там слышно? – спросил Георгий Иванович.
– Все хорошо, – ответил Данил. – Птичка в гнезде.
И они рассмеялись – долго не могли остановиться, прямо до слез, как будто рассказали смешной анекдот, и сразу не поняли, а потом как дошло. Даже не услышали, что в дверь звонят. Открыла Нина.
– Нина.
– Да, Георгий Иванович?
– Ты всерьез ничего не помнишь?
– А что я должна помнить, Георгий Иванович?
– Тебе нравится ванная?
– Ваша?
– В принципе.
– Не знаю. А почему вы спрашиваете? Хотите что-то поменять? Кафель? Сантехнику? Я могу сделать заявку в жилищный комитет.
– Нет, я хочу знать, какие ванные нравятся тебе.
– Мне сложно ответить на этот вопрос, я ведь не моюсь.
– Точно. Зачем я только время трачу на разговоры с тобой.
– Простите. Я хотела быть полезной.
– Пользы от тебя как от козла молока.
– Не понимаю эту поговорку, ведь козы дают козье молоко.
– Козы – не козлы. Волга впадает в Каспийское море.
– Спасибо за информацию.
– Господи.
– Вы верите в Бога?
– Нет, я верю в нашего великого верховного кремлина. Так и запиши.
– Записала.
– А знаешь-ка что? Запиши список.
– Какой именно? Список обуви, одежды, поездов?
– Список вещей, которые делали меня счастливым.
– Такой список вы еще не писали.
– Ну так самое время написать. Только он будет длинным.
– Ничего, я не тороплюсь.
– Ну да, куда теперь тебе торопиться.
– Не понимаю.
– Забудь. Так что, пишешь мой список?
– Пишу. Начинайте.
– Наташа. Ребята из моей команды. Кошка Кимра. Закат на Москве-реке. Когда мы въехали в дом Обрабстроя. Рюмочка холодной водки. Покров на Нерли. Берег Волги в районе Дубны. Сосны в Переделкино. Футбольный мяч. Бег. Мои первые кроссовки и вторые, которые уже купил себе сам. Лыжи. Гантели. Наташин суп. Уха по-фински. Наташины пирожки. Наташины блинчики. Наташина яичница. Утро. Молодость. Вторая симфония Шостаковича. Другая музыка. Открытые границы. Греция. Крит. Книги. Уффици. Эрмитаж. Пушкинский. «Красный октябрь». Берлин. Рождество. Мой ученик… нет, исправь: мой друг Данил. Мальчик Влад. Запах Наташи. Жестяной сундучок Влада. Раскаяние Данила. Сраная куртка Данила. Упрямство Данила. Стерва Анаис. Нинка и ее глупости.
– Простите, прерву вас. Нинка – это я?
– Нет, это не ты. Продолжай записывать.
– Хорошо.
– Вот дура, весь настрой сбила.
– Я записываю.
– А я молчу. Все, спать.
– Свет погасить?
– Погаси.
– Температура комфортная в комнате?
– Да пошла бы ты на хуй уже.
– …
– Нинка.
– Не спится?
– Закажи мне такси на завтра, съезжу с утра по делам.
– Какой адрес?
– Большая Лубянка, дом два.