Секретный фарватер (илл. В. Бибикова) - Платов Леонид Дмитриевич. Страница 40

Одна банка, Аполлон, — на норде, вторая — на зюйде. Посредине — банка Подлая у мыса Ристна.

Где-то в этом районе — не в шхерах, а на просторах Средней или Южной Балтики — Шубин сквитается с «Летучим Голландцем»!

Сейчас он командовал уже не звеном, а отрядом. На старый катер его был назначен командиром молодой, только что закончивший училище лейтенант Павлов. И Шубин на походах обучал его управлению катером.

Павлов с любопытством поглядывает на гвардии капитан-лейтенанта (осенью Шубину присвоено это звание), стараясь по выражению лица угадать, о чем тот думает.

Нахмурился? Стиснул зубы? Ну, значит, вспомнил о своем «Летучем Голландце»!

Пылкому воображению Шубина рисовалось, как ночью, почти вплотную, он подходит к «Летучему Голландцу». Тот всплыл для зарядки аккумуляторов. Тут-то и надо его подловить! За шумом своих дизелей немцы не услышат моторов шубинских катеров. И тогда Шубин скажет наконец свое веское слово: «Залп!» Всадит торпеду в борт немецкой подводной лодки! И так это, знаешь, по-русски всадит, от всей души, чтобы на веки вечные пригвоздить страшилище к морскому дну!

Но встреча («неизбежная встреча», как упрямо повторял Шубин) могла произойти и днем. На этот случай припасены глубинные бомбы. Теперь на катера берут бомбы, с полдюжины небольших черных бочоночков, аккуратно размещая их в стеллажах за рубкой.

Не торпедой, так бомбой! Надо же чем-то донять этих несговорчивых «покойников»!

Но пока не встречается Шубину «Летучий Голландец»…

Глубинные бомбы, неожиданно для всех, были использованы самым удивительным и необычным образом — против надводного корабля!

Отряд находился в дневном поиске, сопровождаемый самолетами прикрытия и наведения на цель.

Рев шубинских моторов как бы вторил падающему с неба рокоту. Нервы вибрировали в лад с этим двойным перекатом, грозной увертюрой боя.

Впереди пусто. Грязно-серое полотнище облаков свисает до самой воды.

Но вот сверху окликнули Шубина. В наушниках раздался взволнованный голос летчика: «Транспорт, Боря! Транспорт! Слева, курсовой сорок! Здоровущий транспортюга!» Один из самолетов вернулся, сделал круг над отрядом торпедных катеров, помахал крыльями и опять улетел вперед.

Катера последовали за ним.

Через несколько минут на горизонте возникли силуэты кораблей. Как мыши, выползали они из-под тяжелых складок облака, ниспадающих до самой воды.

Верно: транспорт! И конвой, очень сильный. Раз, два… Четыре сторожевика и тральщик!

Но известно, что победа не определяется арифметическим соотношением сил. Есть еще и высокая алгебра боя!

На немецких кораблях заметили торпедные катера и стали менять походный ордер [22]. Одновременно заблистали факелы выстрелов. Вода вокруг катеров словно бы закипела.

Шубин в этот момент сам стал за штурвал, показывая молодому командиру, как выходить в атаку.

Но он продолжал одновременно управлять боем. По его приказанию самолеты атаковали корабли охранения, чтобы заставить их расступиться и открыть катерам дорогу к транспорту.

Внезапно из-за туч вывалились немецкие самолеты. Конвой тоже имел «шапку», то есть воздушное прикрытие. Над головами моряков завязалась ожесточенная схватка.

— Фомину поставить дымовую завесу! — скомандовал Шубин в ларингофон.

Один из катеров бойко выскочил вперед, волоча за собой дым по волнам. Мгновение — и атакующие торпедные катера оделись грозовым облаком!

Сверкая молниями, облако это неслось по воде.

А сверху моряков подбадривали летчики. В наушниках звучали их возбужденные голоса:

— Левей бери! Жми, Боря, жми!.. Боря, Боря, Боря!.. Улучив момент, когда транспорт повернулся к нему бортом, Шубин прицелился. Самое главное — прицелиться! Торпеда, умница, доделает остальное сама.

— Залп!

Соскользнув с желоба, торпеда нырнула в воду за кормой. Шубин круто отвернул, а торпеда, оставляя за собой пенный след, понеслась к транспорту на заданной глубине.

Взрыв! Угодила в носовые отсеки! Нос транспорта резко осел в воду.

Но это не конец. Такую громадину одной торпедой не взять. Транспорт еще хорошо держится на воде. Корабли охранения сомкнулись вокруг него и усилили заградительный огонь.

— Фомин горит, товарищ гвардии капитан-лейтенант! — крикнул Павлов.

Катер Фомина беспомощно покачивался на волнах. Он горел! Немцы сосредоточили по нему почти весь огонь, спеша добить.

Князев, выполняя приказание Шубина, полным ходом мчался на выручку товарища, но был еще далеко от него.

Тогда Шубин застопорил ход.

Павлов с ужасом посмотрел на него. Как! Забраться чуть ли не в середину вражеского конвоя — и вдруг стопорить ход! Зачем?

А Шубин спокойно облокотился на штурвал, потом с подчеркнутым хладнокровием пощелкал ногтем по коробке с папиросами и не спеша закурил.

Это было почти так же удивительно, как прекращение движения в бою.

Торпедные катера ходят на легко воспламеняющемся авиационном бензине. Поэтому на них строжайше запрещено курить. А гвардии капитан-лейтенант закурил! Сам гвардии капитан-лейтенант закурил! Ну, значит, вынужден был закурить!

И стоило лишь осмотреться по сторонам, чтобы понять: так оно и есть! Катер в разгар боя превратился в неподвижную мишень!

Из люка выглянули изумленные Дронин и Степаков. Боцман с глубокомысленным видом поправил свой пышный ус.

Один Шурка не испытывал страха. Рядом со своим командиром никогда, ни при каких обстоятельствах не испытывал страха. Застопорили ход? Ну и что из того? Стало быть, командир опять хитрит.

Вокруг вздымались всплески, все больше всплесков. Решив, что катер Павлова тоже подбит, фашисты перенесли часть огня на новую мишень.

Павлов пробормотал:

— Рисково играете, товарищ командир! Голос его пресекся.

— А кто не рискует — не выигрывает! Приходится, брат, рисково играть… — Не оборачиваясь, Шубин протянул Павлову папиросы: — Закури, помогает!

Расстояние между неподвижным катером Фомина и катером Князева уменьшалось. Шубин не отрывал от них взгляда.

Да, он рисковал! Но не собирался рисковать ни одной лишней секунды. Жизнь ему надоела, что ли?

Вот Князев подошел к горящему катеру. Матросы теснятся на борту с отпорными крюками. Кого-то перетаскивают на руках. Значит, у Фомина есть раненые.

Давай, друг Князев, не мешкай, давай! Уже припекает вокруг, немецкие снаряды ложатся ближе и ближе.

Гибнущий катер Фомина окутался дымом. Князев поспешно отскочил.

И тотчас же Шубин дал полный вперед!

Катер стремглав выскочил из-под обстрела и описал широкую циркуляцию. Немцы так, наверно, и не поняли ничего.

За те минуты, что Шубин, спасая товарища, отвлекал огонь на себя, транспорт успел развернуться. Теперь, сильно дымя и зарываясь носом в воду, — «свиньей», как говорят моряки, — он уходил к берегу, под защиту своих батарей. Охранение его отстало, увлекшись обстрелом горящего и мнимо подбитого торпедных катеров.

Катер Павлова ринулся в образовавшийся просвет.

— Залп!

Транспорт неуклюже занес корму. Вторая торпеда скользнула вдоль ее борта.

Уходит! Уйдет!

Шубин оглянулся на пустые желоба. Торпед нет! В стеллажах только глубинные бомбы. Нечем добивать транспорт, нечем!

Он перехватил взгляд юнги. Подавшись вперед, подняв лицо, юнга самозабвенно смотрел на своего командира. «Ну же, ну! — казалось, молил этот взгляд. — Придумай что-нибудь! Ты же можешь придумать! Ты все можешь!»

И этот взгляд, обожающий и нетерпеливый, подстегнул Шубина. Он выжал до отказа ручки машинного телеграфа.

Катер рванулся к транспорту.

Как! Без торпед?

Немцы, толпясь на корме, наверно, рты разинули от изумления.

Русский хочет таранить их — такой коротышка такую громадину? Блефует? Берет на испуг?

Но Шубин не брал на испуг.