Вкус страсти - Блейк Дженнифер. Страница 52

— И я должна понять, что ничего не изменится. Вы предлагаете брак, чтобы вас меньше мучили угрызения совести, когда вы будете действовать согласно плану Генриха.

— Скорее чтобы вы могли ничего не бояться, когда я буду выполнять этот план, — возразил Дэвид, и тревога из-за очевидности ее горя добавила резкости его тону.

— Брак не аннулирует условие, которое вы навязали королю? То, что мне будет позволено остаться незамужней?

«Это для нее что-то означает», — подумал Дэвид, но не мог понять, что именно, из-за гнева и боли, прозвучавших в ее словах.

— Вас назвали распутницей, хотя вы ни в чем не виноваты, и еще — ведьмой, — угрюмо напомнил ей он. — Дурная слава может навлечь на вас неприятности. Первый же мужчина, который случайно увидит вас, может нанести вам жестокую обиду. Неужели вы охотнее согласитесь на оскорбления или и того хуже, чем примете защиту, став моей женой?

— Я предпочитаю живого мужа мертвому! — воскликнула она. Маргарита с пылающим взором подалась вперед, и простыня, прикрывавшая ее, спустилась, открыв сливочные изгибы ее груди. — Женившись на мне, вы окажете Генриху услуги бесплатно. Вы сами уничтожите причину, по которой согласились играть роль претендента на престол. Продолжать игру не будет никакого смысла.

— За исключением того, что я дал слово, — упрямо напомнил он. — За исключением того, что вы станете моей женой.

— Для какой такой цели я вам нужна, если вы по-прежнему отказываетесь прикасаться ко мне?

Взгляд, которым он пронзил ее, содержал жаркие и многочисленные воспоминания.

— Не совсем отказываюсь.

Лицо Маргариты расцвело розами. Краска залила и ее шею и плечи — вымпел, объявляющий о приближении желания. Пламенное воспоминание всплыло из глубин ее глаз, наряду со смущением, увидев которое, Дэвид испытал боль. Однако надо всем этим висело обвинение.

— Но я буду чем-то меньшим, чем жена, касательно полноты супружеских обязанностей, — ровно произнесла она.

Он и не знал, что она понимает значение этого выражения. Уши у него пылали, когда он спросил себя, что еще она понимает. Боже, но она была такой нежной, и теплой, и покорной, так легко возбуждалась… Он приходил в восторг от того, как она отвечала на его поцелуи и хищные движения его рук. Ее груди были бледные и восхитительные, такие сладкие, круглые, с прелестными розовыми навершиями. Они наполняли его рот медовой сладостью, и мед этот был такой лакомый, что Дэвид с трудом сдерживался, чтобы не сорвать одеяло, спрятавшее их, и не наброситься на них снова, в то же мгновение.

Но время для этого наступит позже, он еще успеет ею насладиться. Как только они поженятся, он научит ее испытывать одну только радость от своих реакций на его прикосновения и на что-либо, чем они займутся вместе. Он объяснит ей, чего конкретно желает получить от нее и сколько. Когда она произнесет слова, которые он жаждал услышать, он наконец-то сможет показать ей тысячу сокровищ и взять у нее все, что она может дать. А пока ему нужно ее согласие, без споров или задержек.

— Я очень серьезен, Маргарита. Дело слишком срочное, чтобы переносить его на потом.

— Правда?

— Вы же когда-то сами этого хотели, вы сами мне это предложили. К чему эти игры?

— Вы отказываетесь дать мне детей. — Произнеся эту фразу, она натянула одеяло повыше и для надежности прижала его к груди руками.

Глядя на этот инстинктивный защитный жест, он испытал полнейшее разочарование. Все же он едва ли мог сказать ей, что хочет, чтобы она настолько привыкла к его взгляду, его касанию, его власти, что отбросила бы всякий стыд. Он также не мог сказать, что она может родить столько детей, сколько захочет, если только освободит его от клятвы. Подобная фраза отдавала бы подкупом, в лучшем случае, и вымогательством — в худшем, и была абсолютно беспринципной.

Сцепив зубы, он отвел на мгновение взгляд и лишь затем заговорил:

— Отношения между нами с самого начала и до самого конца должны быть именно такими.

— Но это ваше решение. Я не припоминаю, чтобы вы поинтересовались моим мнением.

Он решительно тряхнул головой.

— Если бы вы стали монахиней, вы бы тоже не познали материнства.

— Я давным-давно оставила мысли о постриге. Мои цели теперь противоположны.

— И что же это за цели? — спросил он, отчаянно пытаясь быть терпеливым. Его люди ждали его во внутреннем дворе замка. Он сегодня должен проехать много миль и провести много встреч.

— Ничего великого: просто любовь и семья, дом и очаг, которые я смогу назвать собственными.

У него никогда не было того, что она перечислила, — если не считать нескольких ярких месяцев в Бресфорде, и он давно уже оставил надежду это получить.

— Мы не всегда получаем то, что хотим.

— Не всегда, — согласилась она, в свою очередь отведя взгляд.

— Я дам вам все, что только смогу, — как можно искренне пообещал ей Дэвид. — Я знаю, это, возможно, вовсе не то, чего бы вы хотели, но вам практически не будет о чем жалеть.

— Вы не понимаете, — прошептала она.

Она глубоко заблуждалась, но у него не было времени вдаваться в детали.

— По крайней мере, подумайте о том, что я вам сказал. Мы снова обсудим это, когда я вернусь.

Она резко повернулась к нему.

— Куда вы направляетесь?

— На встречу с баронами, которые, возможно, присоединятся ко мне — или, по крайней мере, притворятся, что перешли на мою сторону, чтобы другие могли поступить так же.

— Притворятся?

— По просьбе Генриха, чтобы мое заявление о себе как об Эдуарде V выглядело как можно более правдоподобным.

— Похоже, это очень опасная игра, — тоненьким голоском заметила Маргарита. — Откуда вам знать, что они не схватят вас и не убьют, чтобы вы не могли угрожать Йорку?

Он дернул плечом.

— А я и не знаю. Я только полагаюсь на слово Генриха VII.

Ее это совершенно не обрадовало.

— Он, похоже, не теряет времени даром, осуществляя свой план.

— Вам виднее.

— Кто едет с вами?

— Мои воины. Оливер. Граф де Нев.

— А графиня?

— Это предприятие не для женщин.

— В этом вы правы. И все же… вы будете осторожны?

Он изумленно уставился на нее. Ее вопрос так озадачил его, что он заговорил, не подумав.

— А вы… вы можете… так вы меня ревнуете, в конце концов?

— Не будьте идиотом! — бросила она и одарила его взглядом не менее колким, чем ее Слова.

Она ревнует, хоть и отрицает это. В этой леди, которую он долгие годы почитал как ангела, было слишком много человеческого. Более того, она ревновала его, хотя он не был достоин этого и вряд ли будет достоин когда-нибудь.

— Не буду, — мягко сказал он.

— Я просто боюсь того, что с вами может случиться нечто ужасное.

— Хорошо. — Его голос охрип после такого свидетельства ее беспокойства.

И теперь он не смог сдержаться: он набросился на нее и так быстро впился в ее губы, что она не успела возмутиться. Ощущая на губах вкус поцелуя, он наконец вышел из комнаты. Дэвид поспешил оставить Маргариту, иначе он решил бы, что Генрих может и потерять корону, если взамен удастся целый день провести в постели с Маргаритой.

Встреча с баронами прошла в весьма напряженной обстановке, поскольку участники то и дело проявляли высокомерие, подозрительность, говорили напыщенно. Встреча могла бы пройти с большим толком и меньшим количеством взаимных обвинений, если бы на ней присутствовал сам Генрих, но, тем не менее, результат был более или менее удовлетворительным. Когда Дэвид вернулся в норманнскую крепость, он устал как собака, испытывал отвращение к поставленной перед ним задаче, а его терпение было сродни изъеденным молью стягам, висевшим над возвышением в большом зале.

Настроение у него ничуть не улучшилось, когда он обнаружил, что Маргариты нет в хозяйских покоях, которые он с ней делил. Не то чтобы он надеялся обнаружить ее там обнаженной, как и перед его отъездом, но думал он об этом постоянно. Ее не было в зале, в кухне, в кладовых и на конюшне. Она не проезжала через ворота верхом, хотя стража не могла наверняка сказать, не проскользнула ли она мимо них пешком. Никто не видел ее по крайней мере час, а возможно, и дольше, и никто не мог сказать, где ее видели в последний раз.