Борьба за Рейн - Истон Биби. Страница 11

Но в итоге Уэс отпустил меня. Других вариантов нет.

Потому что этот парень, черт возьми, точно не он.

– Ты даже не помогаешь мне искать, – говорю я со злостью и прохожу мимо его ледяной скульптуры не останавливаясь.

– Ты права, – говорит Уэс раздражающе спокойно, отталкиваясь от стены.

– Это что, какой-то тест? – шиплю я, громче дергая следующие ворота. – С этого момента я должна все делать сама, так?

– Нет, – говорит Уэс позади меня. – Я не помогаю, потому что не собираюсь здесь оставаться.

– Что? Почему? – Я поворачиваюсь к нему лицом, и кровь стучит у меня в ушах.

Он загибает свою чертову бровь:

– Хмм… Может быть потому, что здесь нет водопровода и электричества. А может быть, мне не хочется быть мальчиком на побегушках у группы сумасшедших бездомных и вооруженных детей. Или, ну, не знаю, может быть, я не хочу жить рядом с твоим бывшим и его маленькой семьей Нормана Роквелла.

– И что ты хочешь, чтобы я сделала, Уэс? – Я продолжаю идти.

– Уехала. Со мной. Прямо сейчас. Мы можем найти новое место. С водой и электричеством, дверями, которые запираются, и стенами, на которых не растет черная плесень.

Вздыхаю и медлю убрать руку со ржавой двери.

– Я не могу оставить Квинта здесь. И ты это знаешь.

– Ну, возьмем его с собой. Мы могли бы поехать на «ниндзя» обратно в город, заправить грузовик твоего отца, а затем вернуться и забрать твоего друга.

– А как насчет Ламара? – тональность моего голоса повышается, и меня охватывает непонятное чувство тревоги.

– Мы разместили бы их сзади на борту пикапа.

Я иду дальше, не останавливаясь у следующего входа. Ворота открыты, но очевидно, что кто-то живет там уже некоторое время. Может быть, несколько человек. Одежда, матрасы, пивные банки и не сочетающиеся друг с другом садовые стулья стоят как попало.

– А как насчет мистера Реншоу? – спрашиваю я, ускоряя шаг. – Он тоже ранен.

– Ты можешь придумывать любые оправдания, какие захочешь. Я знаю настоящую причину, по которой ты не хочешь уезжать.

– Да неужели? И почему же?

Потому что я слишком напугана и чувствую невыразимую печаль. Потому что в этом месте никто не пытается изнасиловать или ограбить меня. И здесь ничто не напоминает мне о доме.

Когда Уэс ничего не отвечает, я поворачиваюсь и вижу на его красивом, но испачканном лице маску невозмутимости.

– Ты думаешь, я хочу остаться из-за него? – бросаю я.

Уэс приподнимает одну бровь и беспечно жует уголок рта.

– О Боже! У меня здесь друзья, Уэс. У меня...

– Семья? – его тон ровный и гладкий, как лед, а взгляд жесткий и обвиняющий.

– Нет... цель. Я могу помогать людям. Здесь я чувствую себя в безопасности. Там, снаружи... – Я качаю головой, думая о том, что ждет вне стен торгового центра. – Там, снаружи нет ничего, кроме «Бонис» и ужасных воспоминаний.

Уэс открывает рот, чтобы ответить, и в этот момент я дергаю следующие металлические ворота.

Я готовлюсь услышать жестокие слова, но вместо этого мой слух поражает звук визжащих шестеренок – ворота дергаются и оживают. Ржавый металл едет вверх, скрипя и дребезжа, открывая пустое пространство старого книжного магазина «Барнc энд Нобл» (Barnes & Noble).

Мой рот открывается, когда я захожу внутрь.

– Боже мой! Раньше это было мое любимое место во всем торговом центре.

Внутри темно, но света от потолочных окон из коридора достаточно, чтобы я смогла сориентироваться. Кассы расположены слева от входа, как и помню. Кофейня, или то, что от нее осталось, находится справа. В центре магазина ряды пустых полок, а вдоль главного прохода стоят покрытые пылью столы.

– Помню, как мама приводила меня сюда на Час сказки, когда я была ребенком, – продолжаю я, разговаривая больше с собой, чем с Уэсом. – У них был поезд, установленный прямо там, и такие маленькие стулья, которые выглядели как пенёчки, и… – Я делаю вдох, когда замечаю в дальнем левом углу магазина деревянную лестницу, которая поднимается по стволу вырезанного дуба с кроной в форме облака к… – Домик на дереве!

Я несусь по центральному проходу, выискивая между стеллажами признаки того, что здесь кто-нибудь живет. Когда я не нахожу ничего, кроме мусора, луж и одной случайной забытой книги, направляюсь в детскую зону.

Пожалуйста, пусть там никого не будет! Господи, умоляю тебя! Прошу лишь об этом…

С надеждой хватаюсь за лестницу, но Уэс опережает меня. Он поднимается, пропуская по две ступени, и наверху освещает карманным фонариком деревянное укрытие. Затем, не говоря ни слова, он выключает его со щелчком и делает элегантный прыжок, аккуратно приземляясь передо мной.

– Ну?

– Что, ну? – По его лицу невозможно что-либо прочесть, но в воздухе чувствуется напряжение.

– Живут там какие-нибудь бездомные?

– Нет. – Уэс опирается локтем на лестницу и склоняется надо мной, заставляя меня загнуть шею, чтобы встретиться с ним взглядом. – Все твое.

– Хочешь сказать: наше, – шепчу я, застыв на месте под его леденящим взглядом.

Уэс медленно качает головой.

Паника охватывает меня, когда я осознаю, что он говорит.

– Не уходи. – Внезапные, неконтролируемые слезы застилают глаза, и я кручу головой. – Пожалуйста. Пожалуйста, останься здесь со мной. Я не справлюсь без тебя, Уэс.

– Справишься.

– Я не хочу.

Поднимаюсь на нижнюю ступеньку лестницы и кладу руки Уэсу на плечи. Наши глаза оказываются на одном уровне.

– Помнишь вчерашний день? Все было так же. Я стояла на лестнице домика на дереве, а ты был на земле, и солнце садилось вон там. – Я указываю рукой на размытые границы, за́литого солнцем входа. – Я сказала тебе, что люблю тебя, и ты сказал, что тоже любишь меня!

– Ты думала, что мир погибнет. – Тон Уэса снисходительный и неуверенный, но его руки на моей талии умоляют меня заставить его поверить.

– Ты тоже.

– Я сказал правду.

– Я тоже, Уэс. Ничего не поменялось.

Проходят секунды. Слова медленно осознаются и оседают внутри. Уэс не говорит ни слова. Он не шевелит ни единым мускулом, но его сердце бьется так сильно, что я чувствую звуковую вибрацию в воздухе. Его руки сжимают меня крепче, ноздри чуть трепещут, когда он делает тихие вдохи.

Почти слышу, как трескается ледяная корка.

Я испытываю страх, но заставляю себя улыбнуться и поднимаю руку, намереваясь провести ладонью по его шершавой щеке.

– Эй... если мне не позволяется психовать, то и тебе тоже запрещается.

Уэс едва заметно кивает. Всего лишь неуловимое полудвижение, но в нем он позволяет мне увидеть его настоящего. Того, кто паникует так же сильно, как и я.

– Оглянись вокруг, малыш. Здесь по-прежнему только ты и я... и дом на дереве, – я улыбаюсь и показываю рукой вверх. – То, что Картер здесь, ничего не меняет. Я хочу остаться не из-за него. Знаю, что ты так думаешь, но ты ошибаешься. Я хочу тебя. Я люблю тебя. Неужели ты не видишь?

Уэс одним шагом преодолевает расстояние между нами и впечатывается губами мне в губы. Он толкает меня спиной к лестнице, и его язык врывается в мой рот. Чувство его облегчения омывает меня. Он закидывает мою ногу себе на бедро и начинает толкаться в меня. Рука Уэса оказывается на моем затылке и резко сжимает волосы в кулак. Я ощущаю его острую потребность во мне.

Это не прощальный поцелуй. Даже и близко.

Я поднимаю руки и хватаю воздух ртом, когда Уэс одним движением стягивает с меня толстовку и майку. Затем, не медля, снова впиваюсь в его губы. Лишь в то время, когда я целую этого мужчину, чувствую себя по-настоящему живой. Он как провод под напряжением – ровный и гладкий снаружи, а внутри скрыт электрический взрыв. Одно прикосновение – и меня приковывает к месту, я возгораюсь – и стою́, охваченная пламенем. Оно опустошает мой разум, уничтожает все страхи и оставляет меня. Я же продолжаю гудеть, вибрировать и жаждать.

Уэс сдергивает с себя рубашку, кобуру и майку. Как только его руки становятся свободными, они тянутся ко мне. Грубые ладони ласкают мою обнаженную кожу и срывают одежду, препятствующую прикосновениям. Уэс стягивает мой кружевной лифчик на талию и терзает шею жгучими поцелуями, одновременно массируя ноющую грудь. Я выгибаю спину и цепляюсь за перекладину лестницы над головой. Его мягкие, теплые губы выцеловывают мою грудь. Волна удовольствия накрывает меня, и я могу лишь держаться, пока Уэс покрывает поцелуями, сосет и натирает языком мои тугие чувствительные сосочки.