Борьба за Рейн - Истон Биби. Страница 36

– Я прошла? – спрашивает Рейн, когда я останавливаюсь внизу у лестницы, ведущей в домик на дереве, чтобы помочь ей подняться.

– Думаю, это я его прошел. – Я шлепаю ее по заднице, пока она поднимается, и смеюсь, когда Рейн вскрикивает от удивления. – Я знаю твою песню.

– О, правда?

Когда я забираюсь следом, Рейн уже сидит лицом ко мне, скрестив руки на груди.

Для парня, которому нечего доказывать, мне чертовски нравится проявлять себя перед этой девушкой.

Я сижу, прислонившись спиной к стене, и тихонько наигрываю, пока продумываю стратегию.

– Ага. Тебе нравится альтернативная музыка… – Я играю грязный рок-н-ролльный рифф и делаю секундную паузу, когда понимаю, что это тот самый, который я написал много лет назад после того, как нашел старую акустическую Gibson в подвале Приемной Мамы Номер Девять. Я никогда раньше ни для кого не играл эту песню.

Я гоню от себя эту важную мысль и продолжаю приводить аргументы:

– Но тебе также нравятся гимны женской силе...

Гитарные звуки переходят в пение: «Воу, о, о, о, о-о» из песни «Single Ladies» Бейонсе.

Рейн смеется и делает небольшое движение рукой, как на видео, и это только подпитывает мое эго, пока я определяюсь с новой мелодией. Она нежнее, медленнее и безусловно печальнее. Боюсь, что это может быть слишком, учитывая то, что с Рейн сегодня было. Но пошло оно… Это – правда, и прямо сейчас, правда – это все, что у меня есть. Ну, и гитара.

– Думаю, ты можешь быть поклонницей Paramore*.

Я говорю богу, что было бы лучше ему подстраховать меня в этом деле. Между тем бренчание становится все громче. Мое собственное кровоточащее сердце начинает биться в такт с простой, проникновенной мелодией. Я открываю рот и пою первую строчку.

О девочке, которая смотрела, как ее папа плачет.

Рейн прижимает одеяло к груди и слушает. А я рассказываю ей историю женщины, которая боится, что ей причинят боль, потому что видела, как ее родители разбили сердца друг другу. Она пытается защитить себя, избежать боли от предательства. Но когда наконец влюбляется, то понимает, что это стоит риска.

Надеюсь, что она права.

Не могу толком разглядеть выражение лица Рейн в темноте, но, когда последняя нота замолкает, я знаю, что найду слезы на ее лице.

– Как ты это сделал? – она шмыгает носом и тянется навстречу моему прикосновению, и я понимаю, что у меня получилось.

Я пожимаю плечами:

– Когда ты в системе, то учишься разбираться в людях. Быстро.

А когда ты вынужден жить среди одних и тех же людей, точнее кучки придурков, думаю, ты преуспеваешь в умении прятаться. Пример этому – Рейн.

Она глубоко вздыхает.

– Итак, как же называется моя новая любимая песня?

Я ставлю гитару в угол и подползаю к Рейн. Кладу ее на спину, и забрав скомканное одеяло, запихиваю его ей под голову, как подушку.

– «The Only Exception*».

Глядя на нее, понимаю: это именно то, чем она является для меня. Единственное исключение из всех моих правил.

Не привязывайся.

Уходи до того, как тебя бросят.

Припасы. Укрытие. Самозащита.

Выживание превыше всего.

Теперь все они были перечеркнуты гигантским Х, а рядом с ними кровавыми печатными буквами написаны слова: «Защити Рейнбоу Уильямс». Это все, что меня сейчас, блять, волнует. Позаботиться о ее безопасности. Уберечь ее. Точка.

Я боялся, что она заставит меня страдать, но за то время, пока отсутствовал, понял: она – единственный человек в моей жизни, который не причиняет боли.

– Уэс? – спрашивает она тихим, дрожащим голосом, запуская пальцы в мои волосы и убирая их с лица. – Ты все еще будешь здесь, когда я проснусь?

Чувство вины охватывает сердце и сжимает его в своем гребаном кулаке. Опираясь на предплечья, опускаюсь на мягкое, теплое тело и прижимаюсь губами к ее губам. От прикосновения кровь вскипает в моих венах, но я не двигаюсь. Я продолжаю поцелуй до тех пор, пока не чувствую, что она расслабляется подо мной. И пока не уверяюсь в том, что она поверит мне. И тогда наконец обещаю:

– Всегда.

Удовлетворившись ответом, Рейн снова притягивает мое лицо к своему и целует меня как будто «всегда» может существовать на самом деле. Медленно. Сладко. Адские всадники в капюшонах теперь не дышат нам в спину, и стрелка часов не приближает нас к апокалипсису. На наших руках нет крови и нет пепла на волосах. Мы не задаемся вопросами и не тревожимся о том, чем это закончится. Потому что мы встретились в сложное время, когда все катилось к черту.

А сейчас мы начинаем сначала.

Я углубляю поцелуй и пытаюсь не улыбнуться, когда чувствую, как бедра Рейн приподнимаются в ответ. Возможно, нам принадлежит вечность, но я задолжал этой женщине неделю удовольствия и думаю, что она ждала уже достаточно долго.

Обхватив ее бедро правой рукой, прижимаюсь к ней. Ощущаю вибрацию в ее груди, когда она издает стон.

– Я скучала по тебе, – шепчет она, глубже зарываясь пальцами в мои волосы.

–Я… – Я зажмуриваю глаза и заставляю себя говорить через подступивший к горлу комок раскаяния: – Я не думал, что ты станешь скучать. Никто никогда не скучал и… Прости. Мне так чертовски жаль, Рейн. Если я тебе нужен, я твой.

– Навсегда, – добавляет она.

В ее устах мое обещание звучит больше как молитва, поэтому я опускаю голову ниже и запечатываю ее поцелуем. Наши тела двигаются инстинктивно. Я пою ей песню любви – целу́ю глубоко и неспешно – изливаю свое сердце.

И каким-то образом Рейн понимает все слова.

Ее тело извивается подо мной, когда наши языки переплетаются, а дыхание становится тяжелым. Я трусь об ее бедра интенсивнее, желая заставить ее кончить вот так – просто от поцелуя и обещания.

– Уэс, – говорит она хриплым голосом, откидывая голову назад.

– Мммм… – отзываюсь я, посасывая ее полную нижнюю губу.

– Уэс… – голос Рейн звучит более отчаянно, но ее бедра продолжают двигаться в одном темпе с моими. – Это мои единственные трусики!

Я смеюсь ей в губы.

– Уже нет. Я захватил тебе кое-какую дополнительную одежду из дома.

После этих слов Рейн обхватывает мою голову и прижимает свой рот к моему.

То, что она легко простила меня и то, как выгибается подо мной сейчас; ее глубокий, наполненный желанием стон, когда она кончает; то, как держит мое лицо прямо сейчас, будто я бесценное сокровище – ошеломляет меня, и внезапно Рейн не единственная, кто может кончить от одного поцелуя.

Я отстраняюсь и стою на коленях между ее ног, в попытке восстановить контроль, но вид Рейн, пребывающей в состоянии послеоргазменной неги, не помогает ослабить пульсацию в члене.

Открыв глаза, Рейн бросает один взгляд на мое лицо, а затем скользит глазами по моему полностью одетому телу вниз к большой выпуклости прямо перед ней. На ее припухших губах играет ухмылка, когда она протягивает руку и расстегивает мой ремень.

Я хватаю ее за запястье в предупреждении.

– Позволь мне сначала доставить тебе удовольствие еще несколько раз. Мне нужно многое компенсировать.

– Сегодня мой день рождения, – говорит она с дьявольской ухмылкой. – Мне можно делать всё, что я хочу.

Не могу поспорить с такой логикой.

Я отпускаю ее запястье и смотрю, как Рейн медленно расстегивает мои джинсы и разводит края ширинки в стороны. Ее пальцы скользят вверх по моему набухшему члену, лаская его через ткань, и он дергается под поясом боксеров.

Фаааак, эта девочка убивает меня.

Лежа на спине, Рейн стягивает штаны и боксеры с моей задницы, выпуская член, и облизывает губы.

– Иди сюда, – говорит она, и ее голос пронизан желанием.

Я не понимаю, что она имеет в виду, пока Рейн не хватает меня за бедра и не тянет вперед.

Вот дерьмо.

– Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя в рот?

Даже в темноте я вижу, как лицо Рейн вспыхивает от моих слов. Она опускает глаза и кивает с напряженной улыбкой.

Мои яйца напрягаются, и я делаю, как она сказала. Расставив колени по обеим сторонам от ее талии и опираясь на руки, я подаюсь вперед.